Страница 7 из 308
Всё больше поступает в страну тамиздата, в том числе самиздата, перепечатанного «там» — на хорошей бумаге, которая поддавалась фотокопированию, что давало возможность значительно увеличить самиздатовские тиражи.
В рамках ужесточения борьбы с инакомыслием с 1980 г. начинается наступление на самиздат. В 1982 г., только в один день (6 апреля) было проведено, как свидетельствует Л.Алексеева, больше 50 обысков в связи с самиздатом; состоялось 12 арестов.
Но «процесс пошел» (урожай обысков 1980-х гг. был значительно богаче, нежели десятилетием раньше), и он был неостановим. Самиздат — наряду с другими факторами — исподволь готовил изменения в обществе.
Борис Констрикгор, вспоминая годы серьезной схватки свободомыслия с властью, говорил о деятелях самиздата: «Неожиданная смена профессий, резкие повороты судьбы характерны для людей, так или иначе соприкоснувшихся со второй культурой. Каждый связавший свою судьбу с андерграундом вынужден был с чем-то расстаться — с семьей, профессией или родиной» (Лабиринт-ЭксЦентр. 1991. № 1).
Очень многие расставались и со свободой — одна-две отсидки, принудительное «лечение» в психиатрической больнице были статистической нормой инакомыслия. Однако волна репрессий начала 1980-х была последней, на которую оказался способен очень дряхлый и очень усталый режим: наступали странные послабления.
В то же время, когда было попущено создание ленинградского рок-клуба, начальники творчества попробовали выделить литературный (аполитичный, насколько это было возможно) самиздат в подконтрольный заповедник, допустив 20 декабря 1980 г. созыв конференции авторов и редакторов питерских самиздатовских журналов. Шли разговоры о возможности учреждения в Питере городского комитета литераторов.
При активном участии Б.Иванова и других сотрудников журнала «Часы» конференция действительно состоялась, и родился Клуб-81 при Доме-музее Достоевского, ненадолго объединивший авторов и редакторов самиздатовских журналов.
Очевидно, власти предполагали контролировать деятельность клуба, и, может, через него — весь процесс самиздата, но это было невозможно. Кстати, аналогичные попытки, предпринятые московскими и иркутскими литераторами, результатов не дали.
Литературный самиздат жил во все годы перестройки; появлялись новые имена и названия. В 1985 г. Дмитрий Волчек начал выпускать «Митин журнал» — один из немногих, переживших слом эпох и время перемен: он существует и поныне в типографском и сетевом виде. (Собственно, многочисленные литературные журналы РуНета в какой-то мере являются современным аналогом «бумажного» литературного самиздата описываемого периода.)
Время перемен
Когда наметились реформы М.С.Горбачева, деятели самиздата, как и все советские диссиденты, могли чувствовать себя победителями. Не стоит останавливаться на характеристике этих лет, которые находятся от нас на недостаточной исторической дистанции. Во всяком случае ясно, что страна неузнаваемо изменилась. В том, что касается доступности информации и свободы выражения собственного мнения, свободы политической и творческой деятельности, — изменилась к лучшему.
В годы перестройки самиздатовская литература и периодика продолжались, но Задачи их стали несколько иными. Каждый месяц менялись условия политической борьбы. В августе 1987 г. начинает выходить «Экспресс-Хроника» под редакцией Александра Подрабинека; осенью того же года появились журналы «Община», «Референдум», возобновляется «Левый поворот», получивший, правда, совершенно иное направление, но сохранивший прежнего редактора.
Постепенно отпадала необходимость в кустарной публикации литературных текстов русских дореволюционных и современных зарубежных авторов. Затем в официальном журнальном и книгоиздательстве стали публиковаться произведения Солженицына, Шаламова, Авторханова. Получившая разрешение на свободу официальная пресса училась разговаривать несуконным языком.
В 1987 г. в Ленинграде прошло совершенно легальное совещание редакторов независимых журналов. Те, кто занимался изданием неофициальной периодики — политической, национально ориентированной, религиозной, литературной — беседовали «за круглым столом» с представителями враждебной стороны.
На встрече присутствовали корреспонденты газет «Известия», «Смена» «Сельская молодежь», «Аврора», «Литературной газеты», представитель АПН и горкома ВЛКСМ. Речь шла и об идеологии изданий, и о совершенно новых проблемах: легализация статуса, сложности с закупкой копировальной техники…
Самиздатовская журналистика «времени перемен» была необычайно разнообразна и очень много сделала для реализации свободы слова в последние годы существования СССР. Исследование этого материала — дело будущего; мы же ограничимся разговором о самиздате «классического» периода.
После 1987 г. запреты, вызвавшие к жизни самиздат, отменяются (как статьи 70 и 190-1 УК РСФСР, предусматривавшие наказание за «измену родине» и за «распространение сведений, порочащих советский государственный и общественный строй») либо «рассасываются».
Поначалу в официальную прессу и в официальное же книгоиздательство ворвались все ранее запретные темы и имена. Затем была допущена частная инициатива, в том числе в издательской деятельности.
Стремительное обрушивание «железного занавеса» и перекройка законодательства совпали по времени со своего рода технической революцией — в Советский Союз пришли ранее искусственно сдерживаемые на его границах новые технические средства передачи и тиражирования информации: фотокопировальные машины (в просторечии ксероксы), компьютеры.
Доступ к Интернету сделал невозможной какую-либо монополию на информацию. С появлением нового Закона о печати (1990) СССР оказался в совершенно иной реальности функционирования печатного слова, разговор о которой значительно шире нашей темы. А вскоре Советский Союз и вовсе распался…
Судьбы самиздатовской периодики оказались разнообразны. Многие издания прекратили самостоятельное существование. Некоторые влились в новые легальные издания (так, рижский еврейский журнал «Леа» передал все материалы в редакционный портфель издания «Век»).
Три самиздатовских журнала («Сумерки», «Вавилон», «Митин журнал») в 1992–1994 гг. перешли на типографский способ воспроизведения. «Вавилон» и «Митин журнал» занимают сегодня заметные позиции в литературном Интернете.
Впрочем, взаимоотношения «официальных» и «неофициальных», «старых» и «новых», «толстых» и «тонких» литературных изданий — предмет отдельного разговора.
Констатируем только, что эпоха классического самиздата советского (или, точнее, антисоветского) образца закончилась.
Исследование истории инакомыслия в России 1950–1980 гг. продолжается, но идет довольно медленно. Самой известной работой остается книга Людмилы Алексеевой «История инакомыслия в СССР».
Тут дело даже не в недостаточной исторической отстраненности, но в некотором парадоксе: с концом Советского Союза история сопротивления режиму, часто героическая и всегда поучительная, оказалась неактуальна. Это, как представляется, ненадолго — только пока длится муравьиная суета вокруг перемен в обществе.
В опыте диссидентов есть ведь и общецивилизационная составляющая. В мире остались еще парасоциалистические режимы, где опыт борьбы был бы очень и очень востребован. Но значение отечественного инакомыслия не сводится к практической полезности.
Самиздат, как литературный, так и политический, отстаивал суверенность личности, возрождал человеческое достоинство, планомерно растаптываемое режимом. Выводы из истории советского самиздата имеют поэтому общечеловеческий смысл.
Власть — не тотальна. Страх — преодолим. Сопротивление — не безнадежно.
И, в конечном счете, человеческая природа не так уж плоха, если из нескольких миллионов в целом достаточно трусливой и инфантильной советской интеллигенции нашлось несколько тысяч человек, способных выпрямить спину.