Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 91 из 179



Сей факт показателен, так как в Европе XVIII столетия за осмотр аналогичных учреждений взималась, как правило, приличная плата. Установленный порядок соблюдался несколько десятилетий и после кончины государя.

* * *

Еще один анекдот этой эпохи. «…Я, как от Вас поехал, не знаю: понеже зело удоволен был Бахусовым даром. Того для — всех прошу, если кому нанес досаду, прощения, а паче от тех, которые при прощании были, да не напамятует всяк тот случай и прочее…»

Из письма Петра Великого к графу Апраксину.

* * *

Известный сенатор времен Петра Великого граф А. А. Матвеев, откомандированный с ревизией в Суздаль, сообщал, что по случаю тезоименитства императрицы угостил «…всякого чину людей 70 человек до положения риз…»

Вот еще одна печальная и, вместе с тем, смешная история петровских времен.

31 октября 1710 года будущая русская императрица, а в то время 17-летняя царевна Анна Иоанновна, по приказу своего царственного дяди Петра I была обвенчана с 17-летним герцогом Фридрихом Вильгельмом Курляндским — Петр, мастерски владевший политической интригой, имел определенные виды на скромного молодого человека (государь быстро породнил с домом Романовых пол-Европы, по-выдавав замуж многочисленных племянниц).

Но вышла незадача.

Спустя два месяца супружеская чета была отправлена в свою унылую Курляндию, но на следующий день, 9 февраля 1711 года произошло несчастье, на долгие годы омрачившее существование Анны Иоанновны. На первой же остановке в Дудергофе герцог Фридрих Вильгельм умер, и, как не без основания считают историки, с похмелья, ибо накануне позволил себе состязаться в пьянстве с самим Петром Великим.

* * *

Однажды за столом у архиерея монах, с поклоном подававший Петру Великому чарку анисовой водки, не удержался на ногах и облил государю все платье. Разгневанный Петр уже хотел «по-отечески приласкать» монаха (император, как известно, был скор на руку), но тот быстро нашелся:

— На кого капля, на кого две — а на тебя, государь, излилася вся благодать!

Петр Алексеевич рассмеялся и потребовал вторую чарку, которая и была ему с аккуратностью подана.

* * *

Во время коронационных празднеств по случаю вступления Анны Иоанновны на российский престол в доме московского главнокомандующего князя В. И. Салтыкова состоялся торжественный обед для большого количества гостей.

Любопытно письмо князя Салтыкова к графу Эрнесту Иоганну Бирону: «…обретавшиеся господа министры, генералитет, статские чины и дамы были столь шумны, что иных насилу на руках снесли, а иных по домам развезли. Однакож, по милости Божией, все окончилось благополучно…»

* * *

Известно, что фаворит Екатерины Великой граф Григорий Орлов был невоздержан во хмелю на язык. Однажды под влиянием Бахусовых даров (дело было в узком дворцовом кругу) граф принялся рассуждать о своем несомненно огромном влиянии в гвардии. В заключение, хватив уже совсем лишнего, Орлов громогласно заявил:

— Для нового переворота мне потребуется только один месяц!

(В 1762 году гвардия при активном участии братьев Орловых возвела Екатерину на российский престол.)

Воцарилась гробовая тишина, присутствовавшая Екатерина побледнела, и только гетман Кирилл Разумовский спокойно заметил:

— Возможно. Но мы бы повесили тебя за неделю до этого, пьяная морда. Поди проспись! — Опомнившийся Орлов немедленно последовал умному совету.

* * *

Один из лучших статс-секретарей Екатерины Великой невзрачный Александр Храповицкий имел объяснимую человеческую слабость — любил хорошо выпить. Надо заметить, что рабочий день императрицы начинался около 6 часов утра, когда та, выпив крепчайшего кофе, выслушивала доклады о текущих делах и диктовала ответы на многочисленные письма.

В связи с этим статс-секретарь, частенько кутивший ночи напролет, был вынужден для экстренного отрезвления звать лекаря и выпускать себе 2–3 чашки крови (в то время сие было радикальным средством от всех болезней, в том числе и для излечения похмельного страдания). Помощники Храповицкого Заранее выясняли, в каком кабаке Санкт-Петербурга собирается пьянствовать статс-секретарь и рано утром высылали туда специальную коляску. Понятно, что времени на подготовку документов в таком случае не оставалось, и Храповицкий, обладавший феноменальной памятью, «читал» доклад наизусть по белому, неисписанному листу бумаги, который держал в дрожащих руках.

И вот однажды Екатерина приказала Храповицкому, в очередной раз уверенно «читавшему» по белым листам бумаги, подать ей записи для личного ознакомления. Побледневший статс-секретарь упал на колени и немедленно повинился:

— Помилуй, матушка-государыня, прости обман! Я недостоин милосердия твоего!





Изумленная Екатерина взглянула на чистые листы и невольно улыбнулась.

— Что сие значит, Александр Владимирович?

Храповицкий, отлично знавший, что немедленное и искреннее раскаяние получало всемилостивейшее прощение, объяснился:

— У Елагина на острове всю ночь, виноват, праздновали. Я поутру еще пьян оказался и, для отрезвления, три чашки крови себе выпустил. Доклад же составил дорогой в коляске, когда везли меня с острова, а листы эти у камердинера взял.

— Ладно, Бог простит, — ответила Екатерина. — Поди же, вели написать доклад.

— Государыня! Дозвольте написать в вашем присутствии — в канцелярии поймут, что я имел дерзость вас обмануть!

— Спасибо, Храповицкий. Я вижу твою преданность, садись пиши.

* * *

При всем уважении к Суворову, преданность и верность престолу которого стояла вне сомнения, Екатерина II не очень любила приглашать фельдмаршала ко двору — известная острота языка Александра Васильевича нередко мешала ему удерживаться в рамках этикета.

На одном из обедов в честь очередной победы русского оружия в Европе, Екатерина, желая оказать внимание главнокомандующему, обратилась к тому со словами:

— Чем потчевать дорогого гостя?

— Благослови, государыня, водкой, — ответствовал Суворов.

— Прости, но что на это скажут придворные дамы, которые будут с тобой разговаривать? — заметила Екатерина Великая.

— Они почувствуют, что с ними говорит солдат.

Известно, что во время знаменитого путешествия на Юг России, императрица, довольная хорошим состоянием вверенной Суворову армии, поинтересовалась — какой тот желает награды? Старый оригинал подумал и попросил Екатерину заплатить восемь рублей, которые якобы остался должен за квартиру и обед с выпивкой (надо заметить, что в этом отношении фельдмаршал был более, чем скромен, довольствуясь постной пищей и 1–2 стопками анисовой либо перечной водки).

Императрица вздохнула и распорядилась уплатить.

Император Николай I, ревностно следивший за дисциплиной в офицерском корпусе, проезжал мимо известного в Санкт-Петербурге трактира именно в ту минуту, когда из дверей последнего появился крепко выпивший офицер одного из гвардейских полков, расквартированных в северной столице.

Государь велел остановиться и жестом подозвал офицера. Надо заметить, что ничего хорошего последнему это не предвещало — Николай Александрович отличался весьма жестким характером. Офицер хотя и нетвердо, но быстро подошел к императору и, покачиваясь, вытянулся «во фрунт».

— Что бы ты сделал на моем месте, встретив офицера в подобном состоянии? — спросил Николай, морщась от запаха, исходившего от бравого гвардейца.

— Да я. Да я бы, Ваше Императорское Величество, с подобной свиньей совсем не разговаривал!

Император засмеялся и велел офицеру ехать домой проспаться.

* * *

А вот другой анекдот того времени.

Однажды Николаю Александровичу попался едущий на извозчике пьяный драгун. Офицер, знавший характер государя, испугался, но, тем не менее, быстро нашелся: остановив сани, вытянулся «во фрунт» и отсалютовал обнаженной саблей.

— Что ты делаешь, драгун? — спросил недовольный император.

— Пьяного драгуна на гауптвахту с-с-сопровождаю… ик! Ваше Императорское Величество!