Тропой памяти

Девушка скосила глаза влево. Ахха, в точности такой. Очень жаль. Что воспоминания этих двоих недоступны: пожалуй. Элронд и Галадриэль — наиболее ценные из предков по отцовской линии в плане сведений о Черном Майя. Не зря ведь он столько веков был первейшим врагом эльфов, с успехом заменив на этом ответственном посту прежнего Врага… хе! Элронд — ближе по линии предков, к тому же участвовал в битве Последнего Союза, но Галадриэль — более древнее существо. А что, если…

Глава 26

— Какая мерзость! — промолвила Владычица, отведя, наконец, взгляд от Зеркала.

Она брезгливо повела рукой над водной гладью, и всё исчезло. В ответ на это гостья чуть улыбнулась уголками губ.

— Поверь мне, Владычица Золотого Леса, я тоже считаю историю моего, хм…, рождения отвратительной, но я думаю — не мне объяснять тебе, что Песнь Творения изменить невозможно…

Тут Галадриэль вздрогнула.

— …как и не повернуть вспять всего, что было после Неё.

Эти странные слова Галадриэль меньше всего ожидала услышать от нежданной гостьи. Несвойственная оркам манера речи, спокойный взгляд, уверенный тон больше напоминали эльфийских владык древности. Но несоответствие внешности и слов пришелицы вызвало у Владычицы только приступ раздражения.

— Не берись рассуждать о том, что тебе неведомо! Что ты можешь знать о Песни Творения, жалкое Искажение Замысла? — её презрению не было предела.

Спокойствие орчихи сменилось иронично-недоумённым выражением лица:

— Искажение? Ты говоришь — Искажение, Владычица? Я не буду сейчас предлагать тебе найти сотню отличий между нашими народами, просто задумайся: возможно ли, чтобы живое существо, настолько подвергнутое искажению, продолжало после этого существовать? Легенда о чародейском изменении облика и сути эльфов Морготом — это всего лишь игра на противоположностях. Как всё просто, светлейшая: красота — безобразие, доброта — жестокость, чистота — подлость… И лишь у Бессмертия нет противоположности, оба наших народа живут вечно.

— Что ты хочешь этим сказать, создание Тьмы? — нахмурилась Галадриэль.

— А то, светлая княжна, что никакого Искажения не было. Разве ты не видишь, что полной противоположностью прекрасного, мудрого, доброго и вечно живого существа будет уродливое, злобное и тупое мёртвое? — победно улыбаясь, девица развела руками, словно приглашая собеседницу посмеяться вместе с ней. Но та не разделяла такого веселья.

— Твоими устами говорит ложь Врага. Мне ведомы многие Его козни, и любимейшая среди них уловка — игра слов, зарождающая сомнения в душах внимающих Ему. Но не трудись понапрасну: меня не так легко запутать, у меня хватит сил бороться с чёрной волей Врага и насланными им наваждениями.

— Я — не его глашатай, и не говорю от Его имени! — красные огоньки зажглись в непрглядно-чёрных орочьх глазах. — С тобой, о Артанис Нэрвэндэ, дочь Финарфина, говорит всего лишь Шара, дочь Амрода! Прошу: не ищи подвоха там, где его нет.

Галадриэль пожала плечами.

— Допустим. Но тогда твои слова — всего лишь пустые домыслы. — Владычица изо всех сил старалась сохранять маску безразличного спокойствия, но пальцы сплетённых рук непроизвольно коснулись Нэина. И тут же ощутила лёгкий укол беспокойства, вспомнив, кто стоит перед ней. Конечно, кольцо Воздуха, одно их трёх эльфийских, невидимо для чужих глаз, но странное существо будто усмехнулось. Видит? Тревога Галадриэли усилилась. Зачем она здесь? Отгоняя эти мысли прочь, эльфийка продолжила: — В любом случае, я не желаю слушать твои глупости, создание Тьмы!

— Если ты так уверена, что всё это — глупости, почему же тогда волнуешься?

Галадриэль предпочла промолчать, и орчиха заговорила вновь:

— Нет, Артанис! — каждое упоминание настоящего имени неприятно тревожило Владычицу. — Это не глупости, и ты это понимаешь не хуже моего. Мы — такие же Дети Эру, как и Квэнди. Как и вы…

— Ложь! — вскричала Галадриэль, сжимая кулаки. — В Замысле этого не было! Не могло быть!

— Отчего же? Тебе ведомы замыслы Единого? Ты присутствовала при Сотворении Эа? — после этих слов гостьи ярость Владичицы Лориэна несколько улеглась. На такой вопрос ей нечего было ответить. В молчании слушала она неспешно падающие слова Шары.

— Я не стану говорить с тобой о Песни Творения, хоть и помню то время, ибо среди моих предков, как тебе известно, есть одна из Младших Айнур, Майя Мелиан… Побеседуем лучше о другом. Итак, ты не допускаешь мысли, что племя иртха появилось на Арте подобно Квенди и Атани. Тебе кажется, что Единый не мог создать такое уродство. Мы кажемся тебе безобразными, но открою тайну: многие черты вашего народа нам тоже кажутся странными и даже отвратительными. Но так ли уж важно, что мы не нравимся друг другу внешностью, обычаями и поступками? У Эллери и иртха изначально разные пути, не зависящие от нашего желания. Хочешь ты того или нет, но существование тёмного народа никоим образом не зависит от вас и наоборот. Нас вообще ничто не связывает… — тут Шара улыбнулась. — Кроме меня…

Последние слова орчихи вновь вернули мысли Галадриэли к той мерзости, что ей довелось увидеть в Зеркале. Почему-то эта картина глубоко впечаталась в память, засела занозой. И прокручивая видение снова и снова, Галадриэль постепенно убеждалась: это невероятное, невозможное существо — не только плод извращённого противоестественного союза орчихи и пленного эльфа, а и вправду потомок древних и славных домов Валинора и Дориата. А значит, было всё: и Майя Мелиан, и один из сынов буйного Феанора, да и сама она, Артанис Нэрвэндэ — дальняя родня…

— Я понимаю, что теперь, когда Средиземье охвачено войной, этот разговор неуместен, но подумай: не было ли ваше отвращение к иртха в прежние, давно минувшие времена единственной причиной их истребления? Тогда, в самом начале, когда вы только-только пришли в Сирые Земли? Когда нашим народам ещё нечего было делить? Впрочем, наверное, более всего этот счёт надлежит выставить для оплаты Оромэ и его своре… Вас-то тогда ещё не было.

— А теперь послушай меня, — тихо и грозно заговорила прекрасная Владычица Квэтлориэна, сцепив пальцы, точно сдерживая ярость: — Я ещё помню, что такое орочьи набеги. Точно звери, бросались они на нас, немногочисленных пришельцев с Запада. Их были сотни, тысячи… им было чуждо не только благородство, но и даже обыкновенная жалость, знакомая каждому живому существу… Ты говоришь: мы просто по-разному смотрим на мир… Но мы сражались с созданиями Тьмы не потому, что считали их отвратительными, а потому, что иначе мы бы просто не выжили! Поверь — на моих руках нет крови, пролитой для забавы!

— В эти земли, — голос Галадриэли сделался печален, — меня привела не ненависть к Морготу и его тварям, а любовь к своим братьям. Они дали опрометчивую клятву, вторя Феанору и его сыновьям… Тогда я уже знала, что их коснётся проклятье Валар, но я… я всё равно пошла вслед за ними, добровольно приняв жребий нольдор, думая о них, а не о себе… — тут Владычица невесело усмехнулась.

— Мне и ныне нет дороги на Запад, я связана с этой землёй и успела полюбить её за долгие века. Я потеряла здесь моего любимого брата: он погиб оттого, что сдержал данную им клятву помощи, отправившись за Звёздным Камнем. Я последняя из пришедших с Запада, кто остался в живых. И лишь теперь, наверное, я понимаю, что виной всем нашим горестям был не столько Моргот, сколько Камни Феанора… — Шаре показалось, что Галадриэль сама испугалась только что произнесённых ею слов: она метнула в сторону орчихи быстрый взгляд и тут же отвела глаза. Казалось, странная гостья ничего не заметила.

— Я вижу, светлая княжна, что ты не стремишься любой ценой оправдать свой народ. Что ж, тогда я отвечу тебе: я тоже не в восторге от своего племени, есть много такого, что мне трудно им простить. Может быть, после этого тебе станет проще говорить со мной. Я не стремлюсь к признанию моего родства с тобой, но ведь и во мне течёт кровь нольдор, даже более того — кровь неистового Феанаро. Немного забавно — проклятая дважды: с одной стороны — жребий нольдор, а с другой — ненависть Квенди.