Тропой памяти

— Какой еще силы? — тихо взвыла лучница, хватаясь за голову. — Рраугнур-иргит, да неужели ты не понимаешь, что все это — обычные хитрости. Маленькие уловки — и все! Я не умею исцелять наложением рук, это было всего лишь снадобье, притупляющее боль. Я не умею смотреть в будущее и предсказывать вражеские набеги, победу или поражение — это самая обычная разведка, так делают все. Я не умею приносить удачу… ну да, здесь согласна: нам помогло только чудо. Но в остальном, Рраугнур-сама! Я ведь даже анхур этот несчастный сама сделать не сумею, так что уж говорить! И вообще, иргит-ману не бывает! — неожиданно закончила она. Но приготовившегося к смерти Рраугнур-иргита сбить с пути было не так-то легко.

— Ты говоришь, что не обладаешь Силой… — кажется, пергаментная маска лица сделала попытку иронично улыбнуться. — Неужели тебе мало доказательств обратного?

— Каких? — Шара спохватилась, что теряет позиции, ввязываясь в обсуждение. Но вопрос выскочил сам собой.

— Хорошо, смотри, — невозмутимо ответствовал шаман, не меняя, однако, позы. — Тебя не тронул Древний. Доселе никто из нас не отваживался спускаться в бездну, ибо Первородное Пламя ужасно в своей мощи и не ведает пощады к тем, кто осмелится нарушить его покой. Но ты вспомнила имя Спящего-под-Корнями-Гор, и он не причинил тебе вреда. Он почувствовал в тебе Силу своего создателя, того, кто в незапамятные времена пробудил Духов Огня и привел их в этот мир. Тебе ведом язык духов…

Тут Шара вздрогнула:

— …я понял это, когда во время шарук-ха-та услышал твой голос, что вторил священным словам. И, наконец, третье, — слепые бельма его глаз уперлись в лицо Шары, — когда тебе и Рагхулуну грозила гибель, ты сумела позвать духов леса, и они явились на помощь. Я видел это. Пусть не глазами, но зрением души, видел все, что происходило у Полуденных Врат… знай, что хараг’ин-уллаг’ай не терпят Ночной народ, и еще ни одному говорящему-с-духами не удавалось заставить их служить своей цели. Как видишь, ты — исключение из всех правил. Ты — то, чего не может быть. Это и есть Знак Силы. Воля Мелх-хара для меня по-прежнему священна, и посему ты займешь мое место. А я должен уйти… Ничего не бойся. Стань рядом, по левую руку. Когда я нанесу удар, что выпустит на свободу мой дух, ты окунешь пальцы в кровь и начертишь на своем лице знак, вот такой…

Пальцы шамана прочертили двойную линию от внешнего и внутреннего углов глаза к подбородку — сначала на правой, а после — на левой щеке.

— Это будет означать…

Но Шара вовсе не собиралась молча стоять и слушать жуткие наставления. Видя, что правая рука шамана покинула эфес, девушка немедленно этим воспользовалась и, перехватив направленный в живот кинжал, принялась молча выкручивать его из оказавшихся неожиданно цепкими старческих пальцев. В армии учили выбивать оружие из руки, но для этого придется ударить сапогом по запястью. На такое у девушки просто рука… да нет, все-таки нога — не поднялась. Поэтому она резко выжала рукоять в сторону большого пальца — этому тоже учили. Победила молодость — уж что-что, а пальцы у нурненской лучницы были сильные — попробуй-ка иначе удержать тетиву анхура натянутой! Отлетевший кинжал просвистел по воздуху пару локтей и со звоном запрыгал по каменному полу. Хозяйственная анхур-ману тотчас же подобрала его и по старой привычке затолкала за голенище сапога. После чего, удовлетворенно хмыкнув от осознания выполненного долга, обернулась к неудачливому самоубийце.

На Рраугнур-иргита было жалко смотреть. У Ночного народа равно ценятся право на жизнь и право на смерть, в конце концов, иное бесчестье можно смыть лишь кровью, и каждый волен избрать этот путь, если не видит иного. А поскольку решения подобного рода принимаются не иначе как осознанно и по доброй воле, то все уговоры и увещевания приравниваются к оскорблению: кто ты таков, чтобы решать за другого? Но в случае с Рраугнур-иргитом Шара попросту испугалась. Если шамана не станет, то ей, в соответствии с последней волей ушедшего на Поляну предков, придется взвалить тяжкое бремя заботы и духовного окормления на себя. К таком кундузская девушка не была готова. Стать иргит-ману означает навсегда остаться в Туманных горах, а что-то неуловимо подсказывало ей, что путь еще не окончен, что ее место — не здесь. Да и какая из нее говорящая-с-духами? Смех один. Да, она многое помнит и знает, отчасти — благодаря странным видениям, отчасти благодаря собственной проницательности. Здешний народ наивен и свято верит в то, что пред ними — посланница Мелх-хара, каждое слово которой — непреложная истина. «Язык духов», ну-ну! И попробуй заикнуться о том, что это всего лишь наречие сгинувшего народа эльфов, обитавших в Предначальную Эпоху неподалеку от Хэлгора, более известного в балладах Срединных земель под названием Утумно. Нет уж… не надо нам такого счастья. Да и потом: хорошо это или дурно, но она, Шара — все-таки воин, а не жрица. На фоне всеобщего миролюбия познания в тактике ведения боя будут куда полезнее потоков высшего откровения. Наполнены светом истинного разума. Умение правильно расположить засаду, поставить ловушку на тропе — на это ее скромных сил хватит, а при малочисленности племени большего и не нужно, не сотнями же командовать! И где-то на самом дне, так глубоко, что лучше не заглядывать, таилась еще одна причина, при мысли о которой щеки неудержимо заливала краска смущения. Говорящий-с-духами навсегда теряет право касаться женщин, в случае иргит-ману речь, разумеется, идет о мужчине, но… Что-то в последнее время разыгравшееся воображение слишком часто подкидывает образ молодого вождя. И вслед за этим невольно вспоминается древний неписанный закон, согласно которому спасенная жизнь принадлежит… кхм, ну нет, это слишком низко. А вот то, что две оставшиеся женщины клана Халрагхахар доводятся Рагхулуну матерью и родной сестрой соответственно, означает, что шансы у бледнокожей уродины какие-никакие есть… все, дальше не надо. Хватит!

Красная как зимняя заря девушка яростно встряхнула головой, загоняя обратно всяческие посторонние мысли. Пока что основной бедой является шаман, так некстати решивший оставить бренный мир земной.

— Рано ты на Поляну Предков собрался, Рраугнур-иргит… — медленно произнесла она, присаживаясь рядом и не зная, куда деваться от стыда за недавнюю резкость. — Ты прости меня, кхургуб-у-уллаг’ай, но вот сейчас, действительно, совсем не время. Настоящая жизнь — вот она — только-только начинается. Без страха, без напастей, дальше будет все лучше и лучше. Уж я-то знаю.

Она ободряюще улыбалась, начисто позабыв о том, что слепой шаман не может видеть ее лица. И продолжала говорить точно с обиженным ребенком: откуда только взялась такая мягкость в прокуренном голосе? Рраугнур-иргит оставался недвижим и безучастен, поэтому не перебивал, а когда Шара замолчала, то вскинул седую голову и прислушался. Девушка на всякий случай тоже затаила дыхание, гадая, что могло привлечь внимание собеседника, но различила лишь далекое эхо капель с потолка и стук собственного сердца.

— Здесь чужаки… — прошелестел, наконец, голос слепого шамана. Шара покачала головой: ох уж эта мнительность!

— Ну, откуда… — прежним успокаивающим тоном начала она, но старик властным взмахом руки заставил ее замолчать.

— Идут с полночи, — отрывисто бросил он. — Десятка два с половиной — три… Я слышу звон стали. Доспех легкий, сапоги подкованы. Движутся быстро, скоро будут в Угловом гроте.

Тут-то и лучница встревожилась не на шутку. Известно всем, что у незрячего острота слуха достигает невероятных пределов, тщась заменить собой недостающий орган чувств. Угловой грот? Так ведь это уже совсем рядом, как раз за Морийским рвом! Любопытно, а как же им удалось на эту сторону перебраться без моста? Да и кто вообще такие, откуда взялись? Неужели снова «принявшие силу» пожаловали… ну, как некстати, а. Все племя, как назло, гуляет по случаю победы… Пхут-тха! «А ведь плохо!» — как говаривал в похожих случаях незабвенный Шаграт-аба. А если это, действительно, урук-тха’ай…