Тропой памяти

— Вижу… — кивнула девушка.

— Ага… — там у нас давеча один сорвался, — счел нужным пояснить он, — молодой совсем, тебя лет на десять постарше… Таглук, слыхала уже небось?

Шара медленно кивнула, щурясь на злополучный участок стены. Что-то в этой истории казалось ей подозрительным.

— Слыхать-то я слыхала… — задумчиво протянула она, и взгляд скользнул вниз, точно прослеживая движение падающего тела. — Только… как же это ему настолько не повезло, а? Склон-то почти пологий, самое страшное, что могло случиться — ногу сломал бы. Да и сорваться со стены — это полным увальнем надо быть… или слепым…

— Как это произошло — о том отдельный разговор, — уклончиво буркнул Лугдуш. В голосе его вновь проступило раздражение — К тому и сказано: осторожно ходи!

Он помолчал немного, пожевал тонкими губами.

— А насчет склона… это он дальше пологий. А здесь — Ущелина. Тот парень в нее самую и улетел ровно камень. Тут вон до дна — локтей двести будет… В лепешку, короче. Стрел при нем и тех — целой ни одной не нашли. Вчера с караваном склянку с шарухом отправили… таки дела.

Было заметно, что этот разговор командиру стрелков более чем неприятен. Шара виновато вздохнула: ну вот, теперь она еще и чужую рану разбередила дурацкими подозрениями — дернул Наркунгур за язык про предшественника выспрашивать. Не зная, куда деваться от досады на самое себя, девушка смогла выдавить только непривычно тихое:

— Виновата… Прикажете заступить?

Лугдуш криво ухмыльнулся, мол «ладно, проехали», и отрицательно покачал головой:

— Пока не надо. Со следующей ночи заступишь. Отоспись пока! — тут его обветренные губы тронула усмешка, верно, вспомнились вечерние приключения новенькой анхур-ману в кухне. — И еще… тебя дзаннарт-кхан хотел видеть. Зайди к нему прямо сейчас, ладно?

Левая бровь Шары взлетела под нарт-харуму. Что-то не служба, а сплошной отдых пока получается! Или этот Лугдуш знает о моргульской истории больше, чем хочет показать, или родство с комендантом вычислил (вот уж никакого внешнего сходства!) или… Шесть часов отдыха плюс двойной паек, а выводы делайте сами?…

— Разрешите идти?

— Ступай, ага… — буркнул Лугдуш, и, потеряв к новенькой всякий интерес, неспешно побрел себе дальше вдоль стены. Лучница проводила его несколько удивленным взглядом, пожала плечами и, начисто позабыв о недавнем призыве к осторожности, прытко побежала по неровным камням обратно в башню.

С непривычки продолжая путаться в коридорах, она все же достаточно быстро разыскала своего дядьку. Для этого ей пришлось спуститься на вырубленный в толще скалы первый ярус, где находились Бронзовые ворота. Проверявший посты Шаграт просто вывернул из-за угла навстречу племяннице. Похоже, он не слишком ожидал встретить ее здесь, однако, ничем не выдал удивления.

— Ну, как тебе наша застава? — безо всяких предисловий радостно вопросил он, поравнявшись с девушкой. — Вид-то какой с перевала открывается, а? А воздух? Не чета моргульской гнили… Красота, одним словом. Куда там Худруку Великому[40]! Послужил бы он в Паучьем Жале, так до конца жизни здешние виды рисовал бы!

Шара хихикнула, представив себе мастера-художника древности стоящим с вдохновенным лицом на крепостной стене с анхуром наперевес и заплечным колчаном, полным кисточек.

— Так жизнь-то — штука длинная! — озорно подмигнув, возразила девушка.

Шаграт озадаченно потер квадратный подбородок.

— Да ты знаешь… Это у кого как, раз на раз не приходится, — хмыкнул он, наконец, и решительно перевел разговор на другую тему: — Ладно, ну его, Худрука этого вместе с его творчеством. Я же дома-то уж давно не был, так что… Рассказов требую, ясно?

Он кивком указал на какую-то дверь и полез за внушительной связкой ключей. Шара терпеливо ждала, пока ее дядька выкопает из гремучей кучи нужный ключ и провернет его в замочной скважине. Справившись с этим непростым дедом, дзаннарт-кхан толкнул дверь. В лицо дохнуло холодом.

— Так ведь… я и сама три года домой носа не казала… — попыталась оправдаться лучница, переступая порог. Взору ее предстало длинное узкое помещение со скошенным, неровно вырубленным в скале низким потолком и необработанными стенами. В темноте дальнего угла угадывались силуэты трех больших кувшинов с крышками и краниками. На один из таких краников была надета кверху дном плоская жестяная кружка. Интересно, что там? Вода? Вряд ли… она уже успела узнать о том, что в крепости есть собственный родник. Может, таингур? И место как раз холодное… только не держат кровь земли в глиняной посуде: пары ее столь летучи, что просачиваются сквозь поры кувшина, это и ребенок знает. Кроме того, в помещении витал странный запах, не имевший с запахом таингура ничего общего.

— Ха! Подумаешь, три года! — невесело фыркнул дзаннарт-кхан, отвлекая девушку от размышлений о содержимом кувшинов. — Три года, это почитай, вовсе ничего. Вот когда я в последний раз в Кундуз наведывался, ты еще совсем девчонка была. Так что давай, не отмалчивайся! — и его выдубленное солнцем лицо прорезала теплая и какая-то нерешительная улыбка.

— Как там Йарвха? — тихо произнес он. — Пацаны-то ее — сколько их там? — подросли, наверное, на охоту уже ходят?

Шара опустила глаза, невольно представляя себе лица родных.

— Мама все такая же красивая, — отвечала она. — Когда меня провожала, говорила все: «Ну ладно Лугбар, беспутный тихоня, так и ты вот теперь еще!»…

— А что Лугбар? — немедленно перебил Шаграт. — Все так же таингур из общей бочки таскает втихушку для своих опытов? Иль поумнел малость?

— Щас, ага! — насмешливо фыркнула Шара, не удержавшись при упоминании о таингуре. — Он еще за год до того, как меня призвали, из дома сбежал, стервец…

— Как это? — потрясенный в равной степени вопиющей новостью и знакомыми интонациями старшей сестрицы Йарвхи, сотник вытаращил глаза.

— А вот так! В Харад, говорил, учиться поеду. В этот… — Шара замялась, вспоминая слово, — … университет. А тут через Кундуз как раз караван проходил… так он с тем караваном и ушел до Бакхархары. Если выучился, то вернется как раз на следующий год. А может, и уже вернулся, не знаю…

— Во духи-тугоухи… ну и дела творятся… — потер Шаграт бритый череп. А девушка продолжала свой рассказ:

— Раглук — тот охотник настоящий стал. Убил медведя, из шкуры себе куртку сшил. Красивую такую, мехом наружу. Хар-ману Корух на него за то обиделась смертельно: видать, ожидала, что первую серьезную добычу он ей преподнесет…

Шаграт прыснул в кулак. Возглавлявшая клан Желтой Совы хар-ману Корух своей жадностью была известна, кажется, даже за пределами Кундуза. Как, впрочем, и своей мнительностью — не было луны, чтобы она не просила Хуркул-иргита изгнать из ее немощного тела злых духов, насланных завистливыми дочерьми. Вспомнив шамана, сотник немедля переключился на него:

— А, точно! Совсем забы-ыл…как там наш совоподобный-то поживает? Не совсем еще перьями зарос?

— Нет, не совсем, — честно ответила лучница. — Он теперь не все подряд подбирает, а только которые из хвоста…

— А бедные совы летают ощипанные что твое колено! — еще пуще развеселился Шаграт. — Ой, ну, хочешь верь, а хочешь — нет, а когда уж совсем тоскливо приходится, я сразу эту парочку вспоминаю и снова живой!

Они еще немного повспоминали родню и общих знакомых, после чего разговор незаметно перекинулся на дела армейские. Шаграт расспрашивал про Нурненскую учебку, про командиров, с особенной дотошностью выясняя у племянницы, кто из них когда, где и под чьим началом служил. Обрадовавшись возможности поговорить, девушка охотно отвечала на все вопросы, попутно ухитряясь рассказывать о собственных успехах в стрельбе из анхура, о друзьях по Третьей Нурненской, а позже — и сотне Тхаруга. Увлекшись, она даже не заметила, как поведала дядьке историю с разведкой бродов, а заодно — и все последовавшие за этим события. В какой-то момент Шара обратила внимание, что Шаграт перестал улыбаться и принялся слушать болтовню племянницы со вниманием и чрезвычайной серьезностью. Спохватившись, что ляпнула лишнего, девушка поспешно замолчала, испуганно глядя на дзаннарт-кхана, но тот лишь нетерпеливо дернул изуродованной бровью: «давай-ка, мол, дальше, родная!». Пришлось продолжать. Шаграт слушал, то и дело перебивал вопросами, хмурился, тер затылок и мрачнел все больше.

40

Худрук Великий (?-2013 г. 2-й Эпохи) — выдающийся художник. Широко известна серия его цветных фресок «Сто видов Огнедышащей горы», а также работы по истории костюма.