Тропой памяти

На месте Барад-Дура красовалась мощная воронка, Минас Моргул стоял пустым как мертвая кость. И только Кирит-Унгол, единственная из всех пограничных крепостей, продолжала сопротивление. Гхул-кхан Шаграт принимал под свою руку всех уцелевших в побоище у Врат, так что новый гарнизон скоро разросся до размеров предыдущего, погибшего в стычке со «щербатыми». Что ж, Гортхар-сама держал обещание даже после смерти: у Шаграта снова появилось сколько нужно воинов. Теперь настал черед послужить если не Ему самому, то хотя б его памяти, выполнить посмертный наказ Властелина. Только сейчас молодой сотник понял, что означали слова Харт'ана Гортхара о том, что война не окончена и он, Шаграт из клана Желтой Совы по-прежнему нужен на своем месте: не имея возможности сплясать на руинах вражеской столицы, а также сорвать и сжечь ее знамя, тарки переключились на Паучью заставу, обрушив на горную крепость всю свою ярость и ненависть к Ночному народу, а также не меньше тысячи бойцов.

Шелоб так и не оправилась после ранения. Дохлой ее, правда, так и не видели, но на всякий случай Шаграт распорядился завалить проходы в ее логово. Как оказалось: поздно — первые отряды тарков успели пройти по тоннелю и на выходе просто сломали свежую сырую кладку, оказавшись во внутреннем дворе. Здесь их здорово потрепали мергены, но основная масса, прикрываясь сверху щитами, добралась до ворот и принялась их ломать.

Бой уже кипел на нижнем этаже башни.

— Дзаннарт-кхан! Дзаннарт-кхан!

Сгорбившийся у стены и зажимающий рану руками Шаграт с трудом поднял голову и увидел над собой лицо дядьки Пильхака, лекаря. Эх, до чего неудачно стрела пришлась — не в панцирь, а в незащищенное бедро. Не успела за две седмицы рука зажить после моргульского клинка, так теперь еще новое ранение. Стрелу Шаграт вырвал вместе с ярко-алым фонтаном, но оголовок ее застрял в мышцах и теперь причинял сильную боль. Отвоевался, похоже, на сегодня. А будет ли завтра — одним духам ведомо.

— Эх, ну что ж вы неудачно-то как… — причитал Пильхак, накладывая жгут и немилосердно дыша при этом оригхашем. — Артерия у вас задета. Теперь какая уж драка, только лежать остается. Дайте руку, я вас наверх оттащу, в башню.

— Что там происходит? — коротко спросил сотник. — Много раненых?

Виток за витком ложился бинт. Старый лекарь покачал головой.

— Раненых нет почти. Да и живых — тоже. Вас когда ранили — Уфтхак и дзарт-кхан Маухур оставались, проход наверх защищали, а остальные, кто внизу был, уже того… Не встанут. Тарки их всех — и здоровых, и раненых…

Стиснув зубы, чтобы не заорать от боли, Шаграт поднялся, цепляясь за неровности стены. Выпрямился.

— Стрелки… что?

— Видел Удрука живого и двух мальчишек из новеньких-то. Пойдемте, дзаннарт-кхан, наверх.

Шаграт сделал шаг, опираясь на раненную ногу и, посерев лицом, закусил губу до крови.

— Гохар есть? — задушевно прошипел он, часто дыша.

Пильхак сокрушенно покачал головой.

— Весь запас в лазарете извел вчера, а больше нету. Ни еды, ни зелий. Кто ж знал, что все это зазря… — внезапно, он оживился, полез за пазуху и извлек плоскую стальную флягу. — Вот это есть зато, хлебните, дзаннарт-кхан.

Фляга источала знакомый запах. «Жидкий огонь», хм, неплохо. Уж что-что, а свое любимое пойло старый пьянчуга прихватит с собой даже на Поляну Предков. Сотник сделал хороший глоток. Резко пахнущая, мучительно едкая жидкость обожгла язык и горло, вышибла из глаз слезы, но отчего-то придала бодрость. Боль немного отступила.

— Отведи меня на стену, Пильхак — попросил он.

Медленно, в четыре ноги, комендант Кирит-Унгола и тащивший его на себе лекарь, поднимались по вырубленным в скале ступенькам. Их было невыносимо много, этих ступенек — и как он раньше этого не замечал? Снизу доносились крики тарков и иртха, звон стали. Значит, держатся еще Маухур и Уфтхак…

На стене укрывшийся за базальтовыми глыбами Удрук методично посылал стрелу за стрелой в нападавших. Возле него на расстеленном лархане лежали все оставшиеся стрелы — что-то около трех десятков. У дальнего конца крепостной стены валялось двое мертвых сухну, очевидно, сумевших чудом влезть по скальному склону: большинство же было сбито стрелами при попытке забраться на стену и их тела теперь украшали внутренний двор разнообразием поз. Рядом с Удруком трудились трое мергенов из последнего набора, их стрелы разили врагов без промаха, но слишком уж мало было этих стрел. Счастье еще, что луки тарков уступали мордорским анхурам в дальнобойности, снизу до площадки стрелы просто не долетали. Но вечно это, как и любое счастье, продолжаться не могло: каждые два-три удара сердца стрел становилось на четыре штуки меньше, а тарки все не кончались.

— Багнур, вон того сбей, в шлеме с перьями — велел новичку Удрук, выцеливая своего врага. — И пока все, отдыхай, дальше я сам…

— Йах! — кивнул названный Багнуром и прилип взглядом к кончику стрелы поверх натянутой тетивы.

— Удрук!!! — окликнул стрелка знакомый голос. Тот обернулся и увидел окровавленного коменданта, повисшего на плече Пильхака.

— Гхул-кх..

— Молчать! Я говорю сейчас — рявкнул Шаграт, и Удрук поперхнулся собственными словами. — Бери ребят и уходи. Забирай остаток стрел, поделите на четверых поровну и ходу! По перевалу на восток, а дальше по горам к югу, уходите как можно дальше туда.

— Гхул-кхан, да я с тобой останусь! — вскочил на ноги возмущенный стрелок. — Зачем мне на юг?

Шаграт закусил губу еще сильнее, собрался с духом и заговорил снова, но начальственного рыка у него уже не получилось.

— Мы проиграли, Удрук. Лууг-Бурз разрушен, Харт’ан Гортхар мертв. Спасай парней, уводи их на юг. Там еще можно держать оборону. В горах. Это приказ, понял? Именем Гортхара!

— Й…йах, — кивнул тот, и опрометью кинулся собирать оставшиеся стрелы. Молодежь смотрела на них обоих с недоверчивым ужасом.

Ближе к площадке верхнего яруса, на котором находились покои коменданта, Пильхак остановился.

— Мочи больше нет, дзаннарт-кхан! Прости, что не уберег раненых-то…

— Пильхак, да не начинай еще ты тут… — зло перебил его серый от боли Шаграт, но старый лекарь, хоть взгляд его и походил на взгляд побитой собаки, был непреклонен.

— Вот, держите — он вынул флягу с оригхашем и с поклоном подал ее дзаннарт-кхану. Пока руки того были заняты — одна держалась за стену, а вторая — принимала дар, Пильхак ловко вытянул й’танг Шаграта из ножен и, дабы не попасть под горячую руку, отскочил вместе со своей добычей подальше к лестнице.

— Какого хрена… — опешил комендант.

— Вы свое на сегодня й’тангом уже отмахали, дзаннарт-кхан, это я вам как лекарь заявляю — широко ухмыльнулся дядька Пильхак, показывая съеденные желтые клыки. — А я еще нет. Я должен перед предками вину искупить за тех, кого в стенах лазарета не сумел от врагов спасти. Прощайте!

И с удивительной для его возраста резвостью старый пьянчужка с трофейным й’тангом побежал вниз по лестнице, навстречу врагам. А Шаграт так и остался стоять, здоровой рукой вцепившись в стену, а покалеченной сжимая прощальный подарок дядьки Пильхака — его флягу.

Топот шагов лекаря стих вдали, вернее — он утонул в шуме кипевшего внизу боя. Звуки битвы приближались — похоже, Маухура и Уфтхака больше нет среди живых. Значит, Пильхаку тоже недолго ждать искупления своей вины: тарки заняли башню, и теперь поднимаются вверх. Скоро они встретятся. Интересно, успели ли уйти стрелки или погибли смертью храбрых? Неважно. Важно другое: при любом раскладе он, Шаграт из клана Желтой Совы, остался последним живым воином в крепости Паучьего Жала. А это положение, как-никак, обязывает.

Шаграт отхлебнул из фляги, заглушая боль ран, и хромая, потащился дальше вверх по винтовой лестнице. Мимо каморки под крышей, в которой еще какие-то две седмицы назад содержался ценный пленник, так заинтересовавший Горбага. Еще выше. Жгут на бедре пришлось ослабить, иначе нога становилась чужой и отказывалась повиноваться. Лучше уж боль. Насыщенная оригхашем кровь незамедлительно пропитала повязку и закапала вниз, на ступени, сворачиваясь шариками в пыли. Здесь уже Наркунгур знает сколько лет не ступала ничья нога, и потому, в отличие от нижних ярусов, камень лестниц оставался здесь первозданно шершавым, давая дополнительное сцепление подошвам.