Тропой памяти

— Бей!!!

Команду Назгул нарочно провыл вслух, чтобы слышали защитники Минас Тирита. Тролли, низко склонив головы, отпустили канаты, и Гронд, набирая скорость, влетел в створку Врат, снося ее вместе с петлями и попутно еще — часть стены. Вопль ужаса тарков, наблюдавших работу тарана, смешался с воинственным ревом Тхаруга и свистом хлыста. Остатки сотни рванули вперед в пустое полукружье проема. Но они напрасно искали врага — из-за пожара первый ярус опустел, только обугленные и размозженные головы-снаряды темнели на брусчатке.

Оставив позади Гронд, мумаков и троллей, вороной конь Назгула медленно переступал копытами по лежащей створке когда-то несокрушимых Врат крепости Последней Надежды, по раздавленным черепам. Орки давно уже рванули вперед, ища врага на верхних ярусах, так что Первому Назгулу не с кем было разделить триумф победителя. Но он и не собирался ни с кем его делить — даже со своим Хозяином — тем, что подарил ему бесконечную власть и проклятое бессмертие. Хозяин был далеко, а вожделенный город, за стенами которого спрятано Великое Кольцо — вот он! Маленькая золотая мерзость, основное звено в цепи. То, ради чего перетекали друг в друга войны и тайные поиски. Лишь то, что отняло свободу, может ее возвратить! Он уже давно все продумал… зачем нужно собирать остальные кольца, если прямо сейчас можно завладеть Главным? Да, победитель в этой войне может быть только один…

И все бы было славно, но ощущение близкого присутствия Кольца никак не приходило к королю-чародею. Навек застряв на границе миров живых и мертвых, каждый из Кольценосцев владел умением чувствовать эмоции живых существ, и, само собой — эмоции того, кто решится примерить Единое. Сейчас Первый Назгул чувствовал волны страха и гнева, исходящие от защитников Минас Тирита. Чувствовал запах безумия и смерти с самого верхнего яруса, где находились покой Наместника. Чувствовал отчаяние и скорбь женщин, плачущих по погибшим воинам. И только Кольцо никак не проявляло себя. Не то, чтобы гондорцы не пытались Им воспользоваться, а просто укрыли за каменными стенами от Черного Властелина. Первый Назгул замер, не веря: Кольца в крепости не было вообще! И, словно в подтверждении этой страшной догадки, навстречу ему на пустынную площадь выехал старик с посохом верхом на белоснежном коне — явно не принадлежащий к роду людей. Кольценосец без труда видел, кем на самом деле был его противник. Да еще и с эльфийским Кольцом Огня на пальце.

— Убирайся! — властно взмахнул посохом Майя Ниэнны, скорбящей Валы.

Силы оказались явно неравны. И Первому Назгулу ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Единое упущено! На фоне этого открытия неожиданно подоспевшая к Минас Тириту добрососедская помощь роханских лошадников казалась просто досадной мелочью. Какой провал! Сам в своих больных фантазиях настолько уверовал в то, что Кольцо спрячут в Минас Тирите, что смог убедить в этом Зрачков Всевидящего Ока! И момент взятия первого яруса крепости — самый неудачный момент для того, чтобы признать, что не такое уж это Око и Всевидящее. Первый Назгул несся над полем битвы на своем крылатом звероящере, высматривая новую опасность с севера. С высоты в двадцать пять локтей все видно как на ладони: вот роханцы выскочили на территорию лагеря, путяются в палатках и шатрах, снося их на скаку. Вот, выгнувшись полумесяцем на переднем крае, конница гонит орков и троллей в сторону огненных рвов с земляным маслом. Вот горят новые, недавно подвезенные катапульты, так и не успевшие доползти до городской стены. А вот дивное зрелище: незваных и наглых гостей с севера встрачают гости с юга — харадская конница против роханской. Первый Назгул даже спустился пониже, чтобы лучше видеть происходящее.

Харадрим ловко отрезали от основного войска вырвавшийся вперед головной отряд роханцев и принялись неторопливо его кромсать. Шансов у белоголовых не было ни малейших. Беспокоиться было не о чем, но после разочарования в поисках Единого, Первому Назгулу было просто необходимо снова приобрести власть над происходящим. И он направил крылатую тварь прямо в самую гущу битвы: туда, где рядом с харадским черным змеем на знамени плескался ярко-зеленый штандарт, украшенный белым жеребцом.

Глава 37

— Общее истощение, мелкие ушибы и порезы, действие яда закончится примерно через четыре часа. Словом, жить будет! — подвел итог осмотра пленника дядька Пильхак. — Правда, плохо и недолго, — дежурно пошутил он, щеря желтые клыки и распространяя едкий запах оригхаша.

— Спасибо, Пильхак, — кивнул дзаннарт-кхан Шаграт, что скрестив на груди мощные руки, наблюдал за действиями лекаря. — А насчет того, долго или недолго он будет жить, это уже, видимо, будем решать не мы, а Уллах-Тхар’ай. Я получил от них указания сберечь пленника и в целости и сохранности переправить его как можно скорее в Минас Моргул.

Шаграт выразительно посмотрел на Горбага, который при этих словах помрачнел и нахохлился что твой ворон. Это было странно, но явившийся якобы для того, чтобы пресечь самоуправство кирит-унгольского коменданта и снова подчинить его Минас Моргулу, сотник «щербатых» не скрывал своего разочарования тем фактом, что рекомый комендант намерен всецело подчиниться приказу Назгулов беречь пленника.

Шаграт перехватил взгляд Горбага, направленный на лежащее на тюфяке прозрачное тельце с мохнатыми ногами и кудрявой головой. Сотнику показалось, что тот сглатывает слюну, словно голодный зверь — перед добрым куском свежего мяса. Судя по тому, как у дядьки Пильхака отвисла челюсть — он тоже наблюдал за изменениями в лице командира моргульцев. Заметив, что выдает себя, Горбаг примирительно развел руками.

— Я-то ничего, но вот с ребятами моими как быть? Они уж настроились на забаву, а тут такой облом. Представь, как они не обрадуются?

При этом он не сводил с хрупкого тельца глаз.

На «забаву»? Шаграт посмотрел на собеседника с брезгливым любопытством, будто на какое-то мерзкое, но редко встречающееся насекомое.

— Пытки — не забава, а необходимый инструмент ведения допроса, сотник, — сухо заметил Шаграт. — это раз. Приказы Уллах-Тхар’ай не обсуждаются — это два. А в-третьих… Пильхак! Пленного вместе с постелью из лазарета нужно перенести в комнату на самом верху башни, что прямо над моим кабинетом. Изъятые у него вещи — в мой кабинет. А на лестницу — охрану.

— Дык я ж туда-сюда к нему бегать замотаюсь! — возмутился было лекарь, но проследив выразительный взгляд начальства и утух, буркнув уставное «Йах».

— Да-да, комната на верху башни — это отличная мысль, — поддержал Горбаг. — Там мои до него точно не доберутся.

У Бронзовых Ворот Шаграт дождался возвращения патрулей.

— Посторонних не обнаружено, дзаннарт-кхан — бодро отрапортовал носатый боец — западный склон чист, даже все ходы в пещерах проверили. Никого.

Комендант озадаченно вскинул изуродованную тройным шрамом бровь. Потер подбородок когтистой лапой.

— Следов больше нет?

— Нет, дзаннарт-кхан, только одни, от мохнатых ног. И обрываются именно там, где нашли кокон. Видимо, произошла стычка, Шелоб укусила мелкого, тот ударил ее клинком и успел еще выбежать из пещеры. А там она его настигла и запеленала.

— Ладно, я понял, возвращайтесь в крепость, — махнул рукой Шаграт. Дождавшись, пока мимо него протопают две дюжины пар ног, сотник выцепил за рукав командира стрелков Лугдуша: — На пару слов.

Меланхоличный Лугдуш кивнул, снял колчан с анхуром и стрелами, присел на ступеньках и достал кисет с табаком. Шаграт хмыкнул, и полез за своим. Вскоре едкий горький дым из его трубки возвестил, что курит ветеран харадского конфликта по-прежнему любимое умбарское зелье, от которого у все нормальных иртха после первой же затяжки легкие вылетают через рот вместе с мучительным кашлем.

— Не сходится что-то, — цыкнул зубом Шаграт. — Если следов нет, так получается, что этот недомерок своим крошечным мечом пробил броню нашей старушки? Видел я и его меч и кольчужную рубашку с самоцветами — это, конечно, работа йерри, но к хорошему клинку неплохо бы еще и руки умелые иметь, а у него таковых нету — кожа да кости.