Страница 2 из 99
Золотой век – это эпоха фабрики грез, системы звезд. Они существуют по сей день, но люди и творят, и грезят иначе. Разрушение старых мифов началось после Второй мировой, когда на кинематограф накатили новые волны. Если не считать итальянского неореализма, первой из них была французская, она достойна того, чтобы писать ее не в стыдливых кавычках, а с большой буквы.
Новая Волна вынесла на экран множество незнакомых ранее человеческих типов, обновила галерею лиц французского кино, изменила представление о красоте и киногеничности. Самым ярким примером стал Жан-Поль Бельмондо, чье появление на экране поначалу воспринималось как вызов канонам кинематографического героя. Но прошло время; актер, начинавший в авангардных лентах Жан-Люка Годара, отдал свой талант развлекательному кино, где играл суперменов с нежной душой; и вот уже он стал восприниматься чуть ли не как идеал мужской красоты – пока медленно не состарился.
Да и большинство других исполнителей, связанных с Новой Волной, превратились с годами в актеров традиционного толка, правда, обогатив свой профессиональный багаж большей степенью импровизационной свободы. Поиск непримелькавшихся лиц отчасти был вынужденным: многие молодые режиссеры, злословил Филипп Эно в «Летр франсез», «презирают знаменитых актеров до того момента, когда можно будет себе позволить их пригласить».
Принято считать, что во французской системе звезд произвела революцию Брижит Бардо. Так-то оно так, но… В сущности, актерская задача, которую Б.Б. – вольно или невольно – преследовала, состояла в том, чтобы утвердить несколько модернизированный тип героини в хорошо знакомой французам сфере интимно-психологического кино со слегка завуалированной эротикой. Звездой таких картин была в середине 50-х годов Мартин Кароль, которая молодым зрителям казалась чересчур сладкой и буржуазной. Бардо раздвинула тесные рамки дозволенного, принесла на экран повадки дикого зверька, не желавшего считаться с правилами хорошего тона.
Брижит Бардо могла быть вполне традиционной французской актрисой: недаром еще на заре своей карьеры снялась в «Больших маневрах» классика национального кино Рене Клера, а потом в «Бабетте» Кристиана-Жака, продемонстрировав вкус к исконно французскому жанру комедии. Ее лучшая роль – в «Истине» Анри-Жоржа Клузо – открыла перед ней путь драматической актрисы. Но случилось иначе: Бардо стала восприниматься как символ вызывающего эротизма, как воительница против буржуазной морали.
Насколько эта роль для нее неорганична, свидетельствуют ее мемуары и признания перед камерами французского телевидения. Брижит с ужасом вспоминает о временах славы, когда она не могла даже выйти на балкон, где ее немедленно начинали насиловать фотокамерами с вертолета, и чувствовала себя, как зверь в зоопарке. Удалившись от парижской суеты и решительно порвав с кино, Бардо вот уже который год живет, «как все», в тихом предместье Сен-Тропе. Ее верные друзья – животные, которые, в отличие от людей, не льстят и не предают: по словам Бардо, собака приносит нам боль, лишь когда умирает.
Те, кто хорошо знал Бардо, утверждают, что и раньше она не была такой уж бунтаркой. Что многого боялась и была полна предрассудков. Сплетни о веренице мужей и любовников, вмешательство прессы в личную жизнь приводили ее к депрессиям и попыткам самоубийства. Кроме того, Брижит не отличалась ни творческой уверенностью в себе, ни любовью к работе. Понятие свободы она связывала только с материальной независимостью. Мало общего с тем идеалом нонконформизма, который когда-то соединяли с ее именем.
Здесь пора остановиться на ключевой фигуре этой главы, равно имеющей отношение и к Бардо, и к Денев. Режиссера Роже Вадима иногда причисляют к прародителям Новой Волны. Скорее, это случай простого совпадения во времени, духом которого были пропитаны все творческие люди того поколения. И все же Вадим оказался одним из первых, кто пробился сквозь охранительный заслон «папиного кино». Конец 50-х годов – действительно звездный час Вадима, который в то время почитался прогрессистом и реформатором нравов.
Довольно скоро этот имидж поблек. Даже от ранних, столь наскандаливших в свое время фильмов Вадима веет богемно-буржуазным салоном. Впрочем, ошеломляющую дряхлость «Опасных связей» отмечал упоминавшийся уже Филипп Эно еще в 1960-м, всего лишь год спустя после громкого процесса, затеянного цензурой против этой осуществленной Вадимом «слишком эротизированной» экранизации романа Шодерло де Лакло. Процесса, яростным защитником на котором выступал будущий президент Франции Франсуа Миттеран.
В чем действительно нельзя отказать Вадиму (по крайней мере во времена его молодости) – это в чутье на востребуемые кинематографом модификации «вечной женственности». Справедливо или не вполне, но он приобрел репутацию первооткрывателя звезд первой величины – Брижит Бардо, Катрин Денев и Джейн Фонды.
Юная Брижит вошла в жизнь Вадима в качестве законной супруги задолго до того, как он стал кинематографической знаменитостью и международным плейбоем. Вместе они пустились завоевывать место под солнцем. Бойкий журналист «Пари Матч», полурусский-полуфранцуз, и своенравная девушка из парижского «хорошего дома», где ей было тесно и скучно.
Едва появившись в этой не лишенной снобизма семье, Вадим очаровал всех легендами о своем происхождении. Он якобы был потомком Чингисхана и польских королей, сжигавших города и отрубавших головы. Что более достоверно, отец Роже Вадима Племянникова эмигрировал из России после революции. Его корни недавно довольно неожиданно обнаружились в Украине, в районе Житомира. На новой родине, во Франции, он стал дипломатом, женился на француженке, работал консулом в Александрии. Сам Роже вырос и сформировался во время войны, что научило его если не цинично, то легко и несколько фаталистически относиться к жизни и ничего не бояться.
Именно он, Роже Вадим Племянников, оказался богом, который сделал из Бардо богиню экрана. Их первый совместный фильм «И бог создал женщину…» сегодня смотрится абсолютно невинно и пленяет патриархальностью мира, еще не тронутого глобализацией. Тем не менее Бардо – Афродита, вышедшая из вод Сан-Тропе, – стала мировым символом эротизма и покорила даже Америку, заставив потесниться на звездном подиуме Мэрилин Монро.
Желтая пресса принесла со съемок «И бог создал женщину…» настоящую «бомбу»: чтобы придать эротическим сценам большую достоверность, Вадим заставил Брижит Бардо воспроизводить их наяву со своим партнером Жан-Луи Трентиньяном. Все это так же сомнительно, как преувеличена распущенность героини фильма. По нынешним меркам ее скандальный танец в баре с легкими намеками на стриптиз ну никак не криминален. Но для тогдашних нравов это означало удар ниже пояса, и французы были убеждены, что их новая звезда разгуливает в чем мать родила на протяжении всего фильма.
Фактом можно считать только то, что у Бардо на съемках действительно возник роман. И не с немецким фатом Курдом Юргенсом, ее богатым поклонником по фильму. И не с ближайшим другом Вадима, таким же парижским ловеласом Кристианом Марканом, в которого влюблена ее героиня Жюльетта. А со скромнейшим «неотесанным» Трентиньяном.
Очень скоро пути режиссера и его музы разошлись, хотя Брижит иногда по старой дружбе снималась у Вадима и сохраняла его в качестве сердечного поверенного, своего рода психоаналитика. Человек благородный и незлобивый, он был тем не менее уязвлен. Разрыв оказался явно не в его пользу: карьера Брижит неслась вверх, его же собственная после первого успеха топталась на месте, и нередко его просто использовали как профессионала, чтобы подстраховать режиссеров-дилетантов, вдохновленных идеями Новой Волны, но не имевших никакого профессионального опыта.
Вадим несет бремя славы прирожденного Пигмалиона и пытается вылепить новую Бардо из золотоволосой датчанки Аннет Стройберг. Увы, досадная осечка: после одного-двух фильмов успех от нее отворачивается, к тому же Аннет, на которой Вадим поспешил жениться, тут же наставляет ему рога. Одно утешение – оставшаяся от этого брака дочка Натали, которую отец обожает, сам (несмотря на любовь к ночным гулянкам) воспитывает и нежно называет Блошкой. К тому моменту, когда Вадим пересматривает свою жизнь и ищет новый объект, которым можно увлечься, относится его встреча с Катрин Дорлеак. Именно так звали будущую Катрин Денев – девушку из артистической семьи, младшую сестру восходящей звезды французского экрана Франсуазы Дорлеак.