Голос Вессема. Радиомолчание

Пожалуйста, Коди, повторила я с нажимом, мы же должны быть не одной стороне, иначе нам не выбраться из этой истории, я же просто хочу, чтобы ты был жив и при этом остался собой…

В голове всплыло непрошенное воспоминание – темный подвал, лаборатория, труп Джехоны, намертво прикрученный к креслу, нож в моих руках, который я вгоняю в плечо Измененному, страх и отчаяние…

Я начала терять контроль, мне показалось, еще немного – и я сорвусь, стану штормом, водопадом, ливнем, вода перестанет мне подчиняться, меня затянет в водоворот, и Коди затянет вместе со мной... Усилием воли я заставила себя не думать об Измененном номер сто тридцать один и сосредоточилась на Коди, и тут оказалось, что стена, которую он выстроил вокруг своего сознания, исчезла. Коди готов был со мной работать, я почувствовала отклик и обрадовалась, но тут же поняла, что в отклике преобладает недоумение и беспокойство. Коди что-то напугало.

За долю секунды я метнулась в голову второго человека, почувствовала его боль, почувствовала обжигающий вкус водки на языке, открыла глаза – в кабинете все было в порядке.

Я вернулась к Коди. Он чего-то хотел от меня, и через секунду я, облившись холодным потом, наконец догадалась – я смогла передать ему картинку. Я показала ему Измененного. Он видел его моими глазами, видел мое воспоминание, за секунду пережил это вместе со мной.

Это не телепатия – то, чем мы тут занимаемся. Но мы можем передавать информацию. Любую информацию, говорил Детлеф. Передавать ее так, чтобы ее невозможно было подслушать, перехватить, прервать передачу.

Еще не успев додумать эту мысль до конца, я улыбнулась. Не дав себе времени на сомнения, я вызвала новые воспоминания.

Смотри, подумала я, мысленно возвращаясь на пустую площадь, пробегая по улицам, прячась в брошенном доме. Смотри – мы нашли вход, прошли по темным коридорам, нашли фотографии и дневник Амелии Лукаш. Смотри – старая лестница сломалась под моим весом, и я падала вниз, в темноту и неизвестность, и каждая секунда казалось вечностью, а потом я не могла дышать, и кровь текла из моей руки, и мне было больно, больно, больно, но я должна была встать и попытаться найти выход. Потому что я должна была найти тебя, Коди. Я думала, что ты мертв, но я все равно должна была тебя найти. Но посмотри, посмотри, кого я нашла вместо этого. Смотри на его руки, и на его вторые руки, и на его обгорелую кожу, на эти разъемы, торчащие из его расползающегося тела, и смотри на его лицо, это невозможно – смотреть на его лицо, но я смотрела, и ты тоже посмотри, вот, что они сделали с его лицом. Посмотри, как мы вскрыли ему голову и вытащили чип. Смотри, как потом мы подключили плату к компьютеру. Смотри, как капитан Владимир Джехона, командир пятого воздушно-десантного взвода глубинной разведки, личный номер четыре-шесть-шесть-пять-пять-ноль, позывной «джин-тоник», уничтожил лабораторию и убил целый город, чтобы больше никогда не было ни одного Измененного.

Я почувствовала, как заканчивается действие стимулятора и меня затягивает обратно в собственную голову, и успела швырнуть в Коди последним образом – мой разбитый и разобранный комм, золотисто-прозрачная пластина, и как ее вшивают мне в руку. Вот так, Коди. На ней записано все, что осталось от личности человека, которого я любила, и я ношу ее в своем теле.

Ниточка, связывающая меня с братом, истончилась и исчезла окончательно. Я поморгала, привыкая к яркому свету.

– Как ты, Реталин? – спросила доктор Эйсуле. – Все получилось?

– Не знаю, – сказала я. – Может быть.

– Не знаешь, – повторила она. Эта ее привычка повторять слова собеседника бесила так, что передать нельзя. – Я дала тебе полчаса, чтобы ты знала, можешь ли установить связь с двумя людьми одновременно.

– Это сложно, – сказала я.

Ну да. К тому же я даже не попыталась. Потратила все время на то, чтобы показать Коди, как я провела лето.

Длинные пальцы доктора Эйсуле нервно постукивали по столу.

Я почувствовала беспокойство.

– Но я уверена, что сейчас справлюсь, – сказала я.

Я должна справиться, иначе произойдет что-то плохое. Я сама не знала, откуда появилась эта уверенность.

Но Эйсуле не успела вколоть мне следующую дозу. Даже шприц взять не успела. Дверь открылась, и вошла запыхавшаяся раскрасневшаяся Олли.

Доктор Эйсуле нахмурилась.

– Я велела тебе ехать в Чарну, – сказала она. – Что ты тут делаешь?

– Я хотела сказать, – произнесла она, запинаясь, – предупредить… Прибыл вертолет. Я видела того мужчину, который всегда сопровождает… груз.

Олли покосилась на меня. Я уставилась на свои ногти, делая вид, что мне не интересно.

– Винценца? – резко спросила Эйсуле и встала.

Я старалась дышать ровно. Мало ли людей по фамилии Винценц?

– Да, – кивнула Олли. – И коробки с метками Эн-Си. Судя по маркировке, это нейроимпланты. Много нейроимплантов.

– Много – это сколько?

– Штук пятнадцать, не меньше.

– Пятнадцать, – протянула Сагитта. – Все отделение Дале. Что еще?

– Остальное я не видела. Но были и другие.

– Значит, он убедил Валлерта, – пробормотала Эйсуле едва слышно. – И решил форсировать работу. Мясник.

Она это о докторе Ланге, поняла я.

– Но как же условие? – неуверенно спросила Олли.

– Условие? – рассеянно переспросила Эйсуле, думая о чем-то своем.

– Ну да, ваше условие. Что в проект «Маджента» должны попадать только те, кто иначе все равно умрет.

– Ах, это условие, – протянула Сагитта и вдруг рассмеялась.

От этого смеха мне стало не по себе, и я начала обдирать кожу вокруг ногтей в два раза интенсивнее.

– Да плевать всем давно на это условие, – сказала она. – Посмотри на рядовую Северин, которая въехала в проект на фамилии своего отца. Проект не мой, – добавила она, все так же усмехаясь, – Проект национальный. А это значит – лично Валлерта. Но замажемся все. Так что давай-ка ты уезжай в Чарну. Перевод я тебе потом оформлю.

Свет мигнул и разом сделался более тусклым.

– Да чтоб тебя, – Сагитта стукнула кулаком по столу. – Это что, генератор?

– Там ветер уже довольно сильный… Наверно, электричество…

– Значит, в Чарну ты уже не уедешь, – перебила ее доктор Эйсуле и покачала головой. – Глупо. Надо было ехать сразу, как Заур. Ладно, иди к себе, на сегодня работы уже не будет. Ты что, до сих пор здесь? – вдруг повернулась она ко мне.

– Так точно, – ответила я хмуро. – Не было приказа покинуть желтую зону.

– Ну, считай, что теперь у тебя есть приказ. Иди, я не знаю, в тир или на самоподготовку. Давай, проваливай отсюда.

– Есть проваливать отсюда.

Я встала и направилась к выходу.

– Отдыхай, пока есть возможность, – догнал меня голос доктора Эйсуле.

***

Стоило мне выйти, как я наткнулась на Коди.

«Что происходит?» – беззвучно спросил он.

Я не успела ответить.

Из соседней двери, хромая на обе ноги, вышла девчонка, которую я видела в столовой.

– Так и знала, что это ты! – сказала она радостно. – Нет, серьезно, когда ты мне влезла в голову – это вообще улет! Фейерверк! А чего нас так рано отпустили? Вас – в смысле, нас, в смысле, отделение М – всегда так рано отпускают, да? Круто, да?

– Не всегда, – ответила я. – Просто у них дела. Привезли груз, – я посмотрела на Коди, – нейроимпланты. Судя по количеству – для всего отделения Дале.

Мне очень надо было поговорить с Коди. Узнать, что он увидел и что понял из того, что я пыталась ему передать, и рассказать то, что узнала из разговора Олли и доктора Эйсуле. И попросить прощения.

Я сделала едва заметное движение головой, и мы пошли к выходу.

– Они что, все тоже будут работать с телепатами? – спросила девчонка.

Я обернулась и увидела, что она изо всех сил старается от нас не отстать.

– Это не телепатия, – вздохнула я, останавливаясь. – Я не телепат, ты не телепат, никто, блин, не телепат. Но, наверное, они теперь тоже будут отделением М. А тебе не надо в свою палату или где ты вообще живешь?