Страница 9 из 72
— Здравствуйте! — слышим довольный голос девушки, как только папа открывает дверь в комнату, которую, как нам сказали — моя, папа столбенеет, — вы проходите, мне сказали, что моя соседка скоро придет.
— Здравствуйте, — отвечает папа и заносит чемодан, — это вы будете соседкой моей дочери?
— Да, — приветливо улыбается милая девушка, в джинсах и свободной кофте.
— Я рад, — отвечает папа, и я понимаю почему. Потому что одета она не вульгарно, и выглядит достаточно прилично.
— Я Злата, — говорит девушка.
— Но со мной вам знакомиться не зачем, а вот с моей дочерью — пожалуйста.
— Я — Асият, — улыбаюсь в ответ девушке.
После долгих объятий и слез, родители и брат оставляют меня одну в моей новой комнате. Я долго смотрю в след, как они спускаются по лестнице, потом наклоняюсь через перила и смотрю вниз, Самир поднимает голову и видит меня, машет мне и улыбается. Я же всхлипываю, не могу сдержать слез, сердце разрывается.
— Ну ты чего? — за спиной вырастает черноволосая Злата, берет за локоть, тянет в комнату. На проходе между кроватями стоят наши чемоданы и пакеты с вещами, Злата перешагивает и оказывается по ту сторону, — лучше отвлекись и выбери себе кровать.
— Мне все равно, — заикаюсь. Слезы без остановки катятся по щекам, но и тут мне не дают спокойно страдать и плакать, потому как дверь открывается и заходит стильный, одетый в деловой костюм мужчина и кричит:
— Злата! Черт тебя подери! — он осматривает комнату, и смотрит на Злату почти сквозь меня, — что ты тут делаешь?
— Папочка, — говорит нервно, дрожащим голосом Злата, я тут же вытираю глаза, смотрю то налево на Злату, то направо, на ее отца и понимаю, что сейчас не время страдать.
Нужно взять себя в руки.
Глава 5
Стволов Петр Михайлович, отец Златы, очень страшный человек.
Теперь я убедилась в этом лично, не по слухам или по новостям, а сама.
Он очень крупный бизнесмен, у него несколько холдингов в разных городах нашего региона, в том числе и столице. Даже спонсирует наш институт. Говорят он поменял всю мебель в нашем корпусе, где будем учится мы со Златой.
Сегодня когда он кричал на дочь, у меня тряслись коленки. У него жутко страшный взгляд, знаете, как в криминальных фильмах бывают авторитеты, герои в черных костюмах и черных очках, он выглядел так же, только без очков.
Злата же выглядела абсолютно спокойной, внешне. Внутри, наверное, волновалась, но не показывала и да, она как-то смогла убедить его разрешить жить в общежитии.
Все это время, пока они спорили, он исподтишка осматривал меня с ног до головы, вызывая во мне страшные мысли. Зачем не знаю, но когда уходил, предупредил дочь:
— Чтобы дружила с ней, — Злата молча кивала, — только с ней.
Сейчас он ушел, и мы со Златой просто стоим. Молча. Я перестала дрожать, а Злата начала.
— Может воды попьешь?
— Нет, спасибо не хочу. Давай разбирать чемоданы? — она хоть и улыбается, но я вижу, взволнована чем-то.
— Какую полку выберешь? — я открываю старый шкаф, — слева или справа?
— Мне без разницы.
Мы раскладываем вещи по полкам, как попало, просто пихаем в шкаф. Последнее, что меня волнует, по всей видимости и Злату тоже, это как будут там лежать вещи.
Хотя мама меня учила, что все должно выглядеть идеально и ругалась, если я складывала не так, как она учила.
Я молча делаю свои дела, Злата тоже. Друг к другу не лезем, каждый занят своим делом. Ладно я со своими мыслями и болью в душе, а у нее что? Девочка из богатой семьи, у которой есть все, вижу по дорогим вещам, что у нее может быть не так? Смотрю на ее грустное личико и не понимаю. Пожимаю плечами и дальше освобождаю пакеты. Наконец добираюсь до самой тяжёлой сумки, которую нес отец. Опускаюсь на колени, открываю и удивляюсь, когда мама только успела? Тут банки с разными соленьями, джем, варенье, моя любимая аджика, сыр, сметана и творог.
— Какая у тебя заботливая семья и мама, — с грустным тонами в голосе говорит Злата, которая стоит передо мной.
— Да они меня очень любят, — любили, если узнают мою тайну, то знать даже не захотят. У нас таких девочек, как я обычно ненавидят.
— А у меня нет мамы, мне было семь лет, когда она погибла. Ехала с вечеринки подруги, не доехала. Фура выехала навстречу и… она была трезвая, сразу отвечу. Никогда не злоупотребляла.
— Мне очень жаль, — я встаю с колен, держу в руках сметану и творог, — соболезную.
— Она всегда заплетала мне косы. Две косички, — мило улыбается, — я себя в детстве помню только с косичками. Другой прически у меня не было.
— Думаю тебе шли косички.
— Очень, — грустно поглаживает свои волосы, которые покорно лежат у нее на плече, — с тех пор я не хожу с косичками. Когда папа после ее гибели, хотел заплести мне волосы, я не разрешала.
— Папа женился на другой? — хочу сменить тему, не то чувствую, я расплачусь. — Нет, не знаю почему, — она опускается на кровать, мы еще не определились где чья, впрочем мне не важно и Злате тоже, — но когда я выросла и говорила ему, что он молодой и энергичный, что вся жизнь впереди, он затыкал меня. Мол, не мое дело. И сейчас, когда я ушла от него жить отдельно, я надеюсь он кого-нибудь приведет домой, женится в конце концов. Я бы хотела, чтобы он нашел себе достойную, любящую его женщину. Он очень сильно любил маму, и она его.
— Будем верить, что найдет, — а что мне еще сказать? — знаешь, ты наверное первая девушка, которая хочет мачеху.
— Мне важно, чтобы она его действительно любила, а не ради денег и богатства.
— Будет очень сложно.
— Пошли найдем холодильник? — говорит Злата, — не будешь же ты стоять тут с этим руках.
— Хорошая идея.
Мы со Златой выходим из нашей крохотной каморки, идем по коридору, заглядывая в каждый угол и находя кухню в конце коридора. Где очень неприятно пахнет. Я осматриваюсь и понимаю, что не могу оставить здесь продукты. Грязная плита, на которой остатки сгоревшей еды, на столе куча немытой посуды, из-за которой стоял запах протухшей еды, грязные занавески, про пол я молчу. Холодильник боюсь даже открывать. И это все явно не со вчерашнего дня тут находится.
Мы со Златой осматриваемся, молча разворачиваемся, намереваясь уходить и натыкаемся на не очень приветливую вахтершу.
— В таких случаях, у нас организовывается субботник, в котором участвуют все. Это будет завтра вечером, — она угрюмо рассматривает нас, останавливая свой взгляд на моих руках. Точнее на том, что в них, — это я говорю, чтобы не планировали ничего на завтрашний вечер. До завтра должны поселиться все студенты, завтра у вас первые пары. Не думаю, что кто-то осмелится пропустить, у нас тут с этим строго, поблажек не будет, — она говорит так, словно декан — она и есть.
— Почему общежитие не подготовили должным образом к заселению, на новый учебный год? — спрашивает Злата и тянется в задний карман джинс за телефоном, — раз вы молчите я спрошу у отца, вы же знаете, кто мой отец, наверняка видели его сегодня, — она разблокирует экран, но тут же замирает.
— Нет, не надо! — вахтер, старая женщина, приходит в дикий ужас, трясется, — я не знаю почему, правда, — крестится, — вот вам крест. Просто, мне… нам никто ничего не говорил и моющих средств не предоставил.
— За средства я тоже могу уточнить, и не за моющие!
— Не надо, пожалуйста, я же вылечу отсюда, как пробка от шампанского!
— Значит, вам все предоставляли, и средства и моющие, только вот вы решили сэкономить на этом и заставить студентов, — старушка опускает голову, молчит, — чтобы уладить этот случайный конфликт, я предлагаю до завтрашнего дня привести здесь все в порядок, иначе наши продукты пропадут, — вредная вахтер кивает, освобождая нам путь.
— У тебя такой тон был, как у твоего отца, — говорю по дороге в комнату.
— У него я и научилась, — смеется, — он часто брал меня с собой на работу, сажал на кресло рядом с собой и работал, даже отчитывал сотрудников при мне, — смеется, — в первые годы после смерти матери, это происходило намного чаще. Сейчас я понимаю, что он просто боялся оставлять меня с няней, хотел чтобы я всегда была у него перед глазами.