Приватный танец

— Самир, тише, маму разбудишь! — отец хватает его за руку и тянет в сторону гостиной, но он стоит, как пригвожденный к полу не отрывает взгляда с меня.

Я знала, что так и будет. Я знала, что этот дом полон воспоминаний. Не хороших воспоминаний для меня, поэтому не хотела приезжать сюда. Только из-за мамы. Один Бог знает, сколько ей отведено и я хотела бы хоть чуточку провести с ней свое время.

Да, она сделала непоправимое, непростительное. Но она моя мать. Сердце сжимается и отдает болью в грудь, душит, когда вспоминаю наши отношения, до тех злосчастных событий. Ведь мы были с ней не только мать с дочкой, мы были подругами. И все разбилось, наши отношения, моя любовь к ней, как хрустальная ваза.

Я ее люблю, но не прощу. Попытаюсь спрятать от нее всю свою боль, как смогу, постараюсь. Но смотря на нее, хоть и болезнь очень изменила ее внешне, я не могу забыть содеянное ею.

— Папа, — Самир повышает тон, но не кричит, — разве ты не хочешь узнать, кто обесчестил твою дочь? Ты не хочешь наказать? Мы столько лет не знали, где Асият?! МЫ не знали что с ней случилось и куда она подевалась, а ты просишь меня помолчать?

— Видишь же, как ей тяжело?

Слезы молча льются с глаз. Я часто и громко дышу, от волнения руки заледенели, я стою, не в силах что-либо говорить.

— Асият, пожалуйста, — Самир подходит берет мою руку в свою, и только сейчас я замечаю в его глаза слезы, они срываются с его глаз, — скажи мне имя того, кто обесчестил тебя, умоляю скажи! Он должен понести наказание за каждую твою слезинку, за сломанную душу, за неродившегося ребенка. За нашу боль, за наше расставание, он должен валятся в твоих ногах, просить прощение! Если выживет, — Самир внезапно отпускает мою руку и смотрит в сторону входа.

— Здравствуйте, дверь была открыта… — Марк замолкает, он сжимает руки в кулак, смотрит потемневшими от злости глазами, сжимает челюсти и чуть ли не скрипит зубами.

Злату с Демидом мы оставили дома. В нашей со Златой квартире, когда заезжали, чтобы я переоделась. С трудом уговорила подругу не ехать со мной. Она только после разрешения Петра Михайловича расслабилась и позволила своим чувствам к Демиду проявится. Я не могла так жестоко поступить с ней. Вместо того, чтобы ехать со мной в село, я дала ей возможность провести время с Демидом, пока Женя у дедушки.

Будешь ли ты меня любить и желать, после того как узнаешь правду?

Будешь ли ты смотреть на меня влюбленными глазами?

И говорить, что любишь? Что хочешь?

Я молча смотрю в глаза Марку и задаю эти вопросы.

Сердце еще больше сжимается, стуча громко и шумно, грозясь выпрыгнуть из груди.

Счастье длилось недолго, понимаю, когда сталкиваюсь с разъяренным взглядом Марка.

Как хорошо, что я вчера отпустила все и успела побыть счастливой. Успела почувствовать любовь Марка. Успела насладится им, хоть и ненадолго, но успела.

— Асият? — удивленно спрашивает Марк, — тебя зовут Асият?

— Да, она моя дочь. А в чем собственно дело? — вступает за меня папа, шагает ко мне, преграждая меня от Марка, — кто вы и что делаете в моем доме?

Самир становится рядом с отцом, вытирает рукавом лицо от слез, как когда-то в детстве вытирал лицо от моих поцелуев.

— Поэтому Халанский ничего не нашел на тебя? — Марк все еще стоит на своем месте.

— Ты наводил справки обо мне? — спрашиваю дрожащим голосом. Значит он не верил мне.

Боже!

Какая я дура, когда думала, что он может полюбить такую, как я. Танцовщицу из клуба. Я поверила, что он искал меня, потому что не безразличен. А на деле получается, что ради секса?

Господи прости меня за распущенность. Прости, что отдалась ему не давая отчета в своих действиях. Я ведь по настоящему его полюбила. Не зная человека — я полюбила его. Дура. А он искал меня и наводил справки обо мне. Не верил, не доверял.

— Не я. Это Халанский. Ничего не нашел. Только последние три года из твоей жизни. ДО — ни слова нигде!

— Вы кто, и что вам нужно? — Самир перебивает его, — Асият, кто он?

— Я — Марк, — он с трудом отрывает от меня взгляд, смотрит на отца, потом на Самира.

— Он… — дрожу и трясусь, не способная и слова выговорить.

Он теперь никто. После того, как узнает правду бросит и уйдет. Никто не захочет иметь дело с такой, как я.

— Майя, — Марк запинается и опять смотрит на меня, — Асият, моя девушка, моя женщина, моя любимая и моя будущая жена, — я прикрываю рот ладонью и захожусь в громком плаче. Как ни стараюсь замолчать, не получается, а поэтому сбегаю на кухню и даю волю чувствам.

МАРК

Вся кровь, какая есть в моем организме приливается в голову, к лицу. Я зверею на глазах, когда слышу…

— Асият пожалуйста, скажи мне имя того, кто обесчестил тебя, умоляю скажи! Он должен понести наказание, за каждую твою слезинку, за сломанную душу, за неродившегося ребенка! За нашу боль, за наше расставание, он должен валятся в твоих ногах, просить прощение! Если выживет!

Что это значит мать твою?

Кто, какая тварь посмела прикоснуться к моей женщине, да еще и принуждать к сексу?

Я же правильно понял?

Когда смотрел в глаза Майи, я видел всю ее боль, чувствовал, как разрывает душу любимого человека. Видя ее растерянность и разочарование, когда услышала про Халанского.

Он как раз звонил, когда Майя прошла в дом. Попросила зайти, как только поговорю, поэтому я и зашел. Без стука. И как выяснилось зря. Они бы не стали выяснять что-то при мне.

Проклятие.

Сказать, что я не хотел узнать о ней все, ничего не сказать.

Я хотел узнать о ней все, узнать ее. Думал постепенно мы узнаем друг о друге все. Вот теперь я сомневаюсь, что она стала бы рассказывать мне такие подробности о себе. Или стала бы? Я же не знаю ее, совсем ничего!

Но просить Халанского искать о ней информацию и в мыслях не было. Думал сама расскажет, что посчитает нужным. И был чертовски удивлен, когда он сказал, что вся информация о ней это ее последние три года. Больше ничего.

— Будто она три года назад появилась на свет! — кричал Халанский мне в трубку, пока я был во дворе, — что за хуйня? — возмущался, — так не бывает! Черт побери, за столько лет своей жизни я впервые с таким сталкиваюсь! Тут что-то не так! Кто-то тщательно скрыл информацию об этой девочке! Или… я не знаю как еще объяснить!

Я бегу вслед за Майей на кухню. Моя хрупкая маленькая девочка плачет в голос.

Обнимаю, дрожащую, как осенний лист девочку, прижимаю к себе, убирая непослушные волосы с лица.

— Я тебя люблю, слышишь? — поднимаю ее лицо за подбородок, заглядываю в заплаканные красные глаза, потом отвожу к мойке, похуй, что на кухне, открываю кран и умываю холодной водой, заставляя успокоится. Наливаю воду в первый попавшийся стакан, подношу к ее губам.

— Я думала ты меня… ты меня…

— Тшшш, — прикладываю палец к ее губам, — я тебя люблю, очень.

— Асият? — неуверенным голосом спрашивает Самир, — все в порядке?

— Асият нет, — она смотрит на брата, как я понял, — Асият умерла, три года назад.

— Не говори так, — прижимаю к себе.

— Называйте меня Майей.

— Понял, — отвечает застывший на проходе брат.

— Хорошо дочка, — следом отец.

— А теперь смотри мне в глаза, — требую и смотрю свирепым взглядом, — назови мне его имя.

— Он… — она дрожит. Я понимаю, что сейчас не время.

То есть я ни хуя не понимаю, мне хочется, сука, его найти и убить!

— Самир, сынок, — слышу тихий слабый голос женщины, Майя тут же срывается на голос, убегает.

— Я сама…

— Я — Марк, — протягиваю руку, пожимаю по очереди ее отцу и брату.

— Я Самир брат Аси… Майи.

— Я — Иса, отец Майи.

— Я извиняюсь, не таким себе представлял знакомство с родителями любимой женщины. Я ее очень люблю и впредь… ни один волосок не упадет с ее головы!

Глаза у седовласого мужчины увлажняются, его заметно трясет.

— Я только вчера узнал о случившемся… — говорит дрожащим голосом, — Асият, Майя моя единственная дочь, я ее очень люблю, но никогда в жизни не думал, что с ней могло такое случится.