Приватный танец

— Сейчас ты согреешься и боль утихнет.

— У меня никогда живот так не болел во время месячных, как сейчас.

— Сказать или промолчать? — я строгим взглядом смотрю на нее и она вроде все понимает, прикрывает глаза и говорит:

— Скажи, ты же не можешь сдерживаться.

— Это все потому, что ты неизвестно где ночевала, когда не приходила домой, после свиданий со своим Валерой.

— Я ночевала у него на квартире, там очень тепло, и было это всего несколько раз.

— А ты хотела бы много раз? — смеемся. Общежития не отапливается, у них отопительный сезон начинается в середине октября. У нас свое отопление, в виде обогревателя, который привез сам Петр Михайлович, который опять уговаривал Злату вернутся домой или в свою квартиру, при этом я должна была переезжать с ней вместе. Я была категорически против, Злата тем более.

— Валера тут не при чем.

— Знаешь, не один нормальный парень не заставит свою девушку торчать на улице в такой холод! А вы очень часто, просто так, сидели на скамье в парке.

— Я знаю, что тебе не нравится Валера, хоть видела ты его один раз.

— Мне было достаточно одного раза. Ладно не обижайся, — Я может со своим воспитанием не понимаю отношений до брака, но это личное дело каждого. Мне было жаль Злату, когда она решила отдаться этому Валере. Вот не нравится он мне и все. Как можно брать свою любимую девушку, как он говорит, на капоте машины в такой холод. Вот Злата и простыла, но я молчу не усугубляю ситуацию. Да, Злата мне все рассказывала, особенно в свой первый раз. Ей так же было больно, как и мне. Хотя ее никто и не заставлял. И да, мы с ней, то есть Злата, все еще ждет, когда у нее будет тот самый оргазм, про который везде пишут и говорят, что это как полететь в космос. По рассказам Златы, ей приятно с Валерой, и только приятно. Ничего сверхъестественного не происходит, — я очень рада, что у тебя пошли месячные, сходишь к врачу пусть выпишет противозачаточные, а то я нервничаю больше тебя!

— Он не кончает в меня, — я сижу у края ее кровати, она берет меня за руку, подносит к своим губам, — мамочка, слушаюсь и повинуюсь, на этой неделе пойду к врачу!

— Дурочка! — мы смеемся, — я же переживаю, что если у тебя не пойдут месячные?

— Спасибо тебе, у меня перестал болеть живот.

— Всегда пожалуйста, — я прикрываю глаза и думаю, чтобы я сделала, если бы не Злата? Она сама того не понимая, заставляет меня меньше думать о случившемся. Может быть я когда-нибудь осмелюсь и расскажу ей. Когда-нибудь не сейчас, когда морально буду готова.

— Месячные? — я буквально выкрикиваю это слово, подрываюсь с места и хожу по комнате, как умалишенная, больно покусывая пальцы, — какое сегодня число? — Злата подрывается с места, забыв о своей боли, — какой сегодня месяц?

— Успокойся, что случилось? — Злата сажает меня уже громко рыдающую на свою кровать.

— Какое сегодня число?

— Шестое октября.

— О всевышний!

***

В глазах темнеет, мне становится дурно. Мое тело закипает, я чувствую как по венам бежит кровь, приливая к лицу.

Дышать становится трудно и тяжело, не хватает воздуха. Земля уходит из под ног, теперь я на себе испробовала это выражение. Перед глазами все плывет, и я бы упала, если бы Злата не усадила меня на кровать.

О всевышний!

Ты не допустишь этого!

Я молю… пожалуйста.

Это невозможно! Просто невозможно!

Ты не можешь так поступить со мной, не можешь? Правда?

Это какая шутка, судьба не может быть так жестока ко мне! Нет!

— Асият, — Злата трясет меня за руку, словно оживляя, — ты застыла, не моргаешь, будто не дышишь, Асият, скажи что-нибудь.

— У тебя кровь течет по ногам..

— Черт возьми! Как ни во время!

— Иди, сходи в душ… — я смотрю на нее и мечтаю, чтобы сейчас у меня было так же.

— Я никуда не пойду! — она достает влажные салфетки, не стесняясь меня, приводит себя в порядок.

— Злата… у меня месячные должны были пойти в середине сентября, понимаешь..

— Ни черта не понимаю, только вижу, что ты стала белой, как стена.

— Моя жизнь сломана, и если я… если… - губы дрожат, слезы застыли, я дрожу, как осенний лист на дереве.

— Ну подумаешь, не пошли! Такое бывает, когда меняешь привычный образ жизни, а у тебя он кардинально поменялся, понимаешь! Чего переживать не пойму! — она садится на корточки передо мной, берет в свои руки мои, начинает натирать, — ты ледяная.

— Мне лучше умереть, чем оказаться беременной.

— Беременной? — у нее округляются глаза, — постой, постой! — Злата встает с корточек, — ты что? Ты… не девственица? — я мотаю головой, начинаю хуже трястись, будто меня поймали на месте преступления, — успокойся, пожалуйста, не хватало еще, чтобы ты сознание потеряла!

Я неосознанно подношу ладонь к животу, глажу и прошу прощения у ребенка, если он конечно, там есть. Слезы градом катятся по щекам, я громко рыдаю, в голос, как когда-то в детстве, от обиды!

Ложу руки на живот, словно защищаю малыша.

— Он же ни в чем не виноват, правда? — спрашиваю у Златы дрожащим голосом.

— Нужно убедится, что малыш там есть, — говорит ничуть не менее взволнованная Злата.

— Я не знаю, что будет, если мои родные узнают. Папа… он… — Злата подносит руки к моим губам, заставляя замолчать, — он меня… они от меня откажутся, — Злата мотает головой, а я киваю и еще громче реву.

— Боже, — она в панике ходит по маленькой комнате туда сюда, — я знаю ваши законы и обычаи, немного конечно, но и мне от этого страшно.

— Я не могу объяснить, описать тебе все то, что я чувствую.

— А отец, отец ребенка, — она останавливается передо мной, — он где? Может признает ребенка, женится и нечего будет бояться! — я мотаю головой, — Боже мне так страшно за тебя! За ребенка, что нам делать? — Злата в панике начинает одеваться, — вставай, — говорит умным лицом, будто знает выход из ситуации.

— Куда собралась?

— На держи, сначала выпей воды, успокойся.

— У тебя обильное кровотечение, куда собралась? — она достает две прокладки, крепит на трусы, ничуть не стесняясь меня и говорит:

— Быстрей давай, одевайся! — наматывает на меня шарф, — вставай ну.

— Мне холодно, очень, я никуда не хочу!

— Я никуда не пойду без тебя, и учти, — она наказывает меня указательным пальцем, — с этого дня я буду за тобой тенью ходить!

— Зачем? — я уже надеваю сапоги, не без помощи Златы, которая видит во мне не меньше, чем старую больную, немощную женщину.

— Чтобы не возникало глупых мыслей, выходи давай.

Через час я стою с тестом в руке. С двумя полосками. Остальные пять, так же с двумя полосками, лежат на столе.

Злата бледнеет и леденеет, губы дрожат, она ни слово не может сказать, но стоит рядом.

Я же… стою словно не на своих ногах, не чувствую опоры. Под ногами все плывет, я держусь за спинку кровати, чтобы не упасть. Чувствую себя так, словно пребываю в другой жизни. Не в своей, в моей такого быть не может. Это какая-то злая шутка. Кипящая волна, медленно поднимается по спине, даря невыносимое чувство вины.

— У меня будет ребенок?

Злата кивает, держит меня под локоть.

— Я беременна?

Она кивает, и я вижу как с ее глаз медленно стекают слезы. Губы подрагивают, она хочет что-то сказать, не может.

— В моем животе малыш?

— Да. совсем крохотный…

— От этого мерзавца? Я ношу его ребенка?

— Он ни в чем не виноват! Слышишь?

Я падаю на колени, сгибаясь пополам, душу рвет на части. Голоса нет, лишь тяжелые вздохи, и рев.

— Что я буду делать?

— Не ты, а мы, — говорит Злата, поглаживая волосы, пока я реву.

Что такое боль, которую я испытала после насилия?

НИЧТО.

По сравнению с той, что испытываю сейчас я.

Пусть земля треснет и я провалюсь, о всевышний!

Сделай доброе дело, я хочу провалится от стыда и позора.

Я хватаюсь за живот и шепчу:

Прости малыш, прости свою несчастную мать!

— Я не смогу жить…