Танцующий в темноте

Я бросаю взгляд из угла в угол, ища какие-нибудь личные вещи, но их нет. Клочок черной ткани, свисающий с борта корзины для белья, — единственный признак того, что здесь кто-то живет.

Медленно поворачиваюсь и бросаю взгляд на кровать, стоящую передо мной. Она достаточно большая, чтобы вместить по крайней мере шестерых человек. Различия между этим местом и моим трейлером встречают меня на каждом шагу, и я не думаю, что когда-нибудь к этому привыкну. Впрочем, к цветовой гамме я могла бы привыкнуть. Протягивая руку, я провожу пальцами по прохладному, гладкому материалу одеяла. Он холодный, как и вся остальная комната, и идеально сшит, ни единой складочки не видно.

Веки тяжелеют, когда на меня накатывает усталость.

Стелла права. У меня были долгие двадцать четыре часа, и, стоя в этой тихой, темной комнате, я снова начинаю ощущать каждую минуту. Я выдыхаю и смотрю в сторону двери. Невозможно сказать, сколько времени пройдет, прежде чем он вернётся.

Интересно, чего от меня ожидают. Должна ли я подождать его, прежде чем лечь? Налить ванну, раздеться, зажечь свечи? Я качаю головой. Ни одна из этих вещей не подходит такому мужчине, как Адам.

Не то чтобы я знала таких мужчин, как Адам.

Через мгновение я подхожу к шкафам и сначала заглядываю в тот, что поменьше, не особо разглядывая платья или нижнее белье перед моими глазами. Я тяну время, мои нервы напряжены, пытаюсь набраться смелости, чтобы открыть его шкаф. Я не знаю, почему мне кажется таким неправильным совать нос в его личное пространство, когда я дважды не подумала об остальной части дома, и все же оно там — подтекст неопределенности, опасности, даже момент страха.

Но это должно быть сделано. Ни один из других братьев не подпускал меня так близко. Если есть хоть какой-то шанс, что я смогу обнаружить что-то, что поможет мне найти Фрэнки, я должна знать.

Резко вздыхая, я закрываю свой шкаф и открываю соседний. Ряды отглаженных черных рубашек на пуговицах и накрахмаленных брюк висят на вешалках. Три начищенные пары обуви стоят на огромной полке, предназначенной для хранения по меньшей мере в десять раз большего количества.

Больше ничего.

Закусив губу, я пробираюсь к комоду и роюсь в ящиках. Волна удивления проходит через меня, когда я вижу настоящую, нормальную одежду. Не совсем обычные — ни джинсов, ни футболок, — но есть безукоризненно сложенные майки, боксеры и спортивные штаны. Нерешительно я провожу пальцем по одной из пар брюк, осторожно, чтобы не образовалась складка.

Он на самом деле носит это? Я вообще не могу себе это представить.

Когда ванная оказывается такой же бесполезной, как и все остальное пространство, я снимаю контактные линзы, затем прохожу через комнату и устало опускаюсь на кровать. Это не так странно, как я думала, находиться в его постели, хотя ничто не указывает на то, что это она. Вся комната кажется отстраненной, клинически чистой. Ничего, что дало бы хоть каплю понимания соблазнительной тьмы, которую я чувствовала в нем.

Я стараюсь не засыпать, держу свет включенным, чтобы не заснуть до его прихода. Но вскоре мои веки с трепетом закрываются, и я уплываю прочь.

— Иногда мы раскрываем себя когда мы меньше всего похожи на самих себя.

— Анаис Нин

Кулаки сжимаются, ударяя раз, другой по бокам, пока я поднимаюсь по лестнице и иду по коридору. Адреналин все еще зашкаливает, но это значительное улучшение по сравнению с прошлой ночью, когда я стоял за дверью своей спальни, зная, кто находится по другую сторону. Образы ее на моей кровати, под моими одеялами, возбуждающие мою кровь и соблазняющие меня повернуть ручку.

Но я этого не сделал.

Я не мог.

Поэтому я позвонил Гриффу и попросил его устроить внеплановый сбор. Он не был особо в восторге — стоны на заднем плане ясно давали понять, почему, — но когда я сказал ему, кто был первым в списке, этого было достаточно, чтобы изменить его точку зрения.

В любом случае, для Лысого это было долгое ожидание.

Мы готовились забрать его несколько недель назад, но планы изменились, когда Фредерик Фергюссон снова появился на горизонте. Я не был удивлен, узнав, что Фредерик стал водителем автобуса начальной школы. Не так уж много по сравнению с тем, что много лет назад для Миши он был перевозчиком, забирал беспризорных детей и отвозил их в камеру хранения. Им действительно нужно лучше менять биографические данные.

Я подхожу к своей двери и распахиваю ее, останавливаясь как вкопанный, когда замечаю Эмми, спящую в моей постели, тонкая простыня — единственное, что прикрывает маленькое тельце. Я стискиваю челюсти, дважды проверяю время на своих часах. Девять часов. Она уже должна быть в столовой — единственная гребаная причина, по которой я выбрал именно это время, чтобы войти в свою комнату.

Засовывая руки в карманы, я вспоминаю о засохшей крови, запекшейся у меня под ногтями. Мне нужна моя комната в одиночестве, и мне нужен чертов душ. Раковина в подвале очищает не так хорошо.

С рычанием я направляюсь в ванную, запираю дверь и игнорирую почти обнаженную женщину по другую сторону стены. Я не тороплюсь умываться и бриться, действуя нарочно громко, чтобы разбудить ее. У нее достаточно времени, чтобы одеться и выскользнуть до того, как я закончу.

Как только заканчиваю, я низко оборачиваю полотенце вокруг бедер и открываю дверь. Эмми едва проснулась и сидит на моей кровати. Ее веки отяжелели от сна, волосы в беспорядке от головы до талии, а ночнушка сбилась на бедрах.

Член оживает сам по себе, натягиваясь на полотенце, и этот факт только еще больше меня бесит. Мои плечи напрягаются, когда она шевелится и приоткрывает губы, ее сонный взгляд опускается вниз.

Мои глаза превращаются в щелочки.

У меня было много времени подумать во время моего сеанса терапии прошлой ночью.

После более чем десяти лет рабства моим демонам, я чертовски близок к тому, чтобы полностью избавить мир от Миши. Слишком близок, чтобы позволить банальным соблазнам вроде женщин заморочить мне голову. Райф может думать, что Эмми Хайленд другая — мой член, безусловно, согласен, — но на самом деле она просто женщина. Женщина, которая вытащила наш номер из воздуха и которую я поймал, тайком крадущуюся в моем доме. Женщина, у которой, очевидно, есть свои планы — и это единственная причина, по которой я рискую держать ее так близко.

Все остальное — это просто отвлечение. Отвлечение, на которое я больше не заинтересован тратить свое внимание. Райф может сделать это сам.

— Вставай.

Она вздрагивает от моего грубого голоса, но вскоре встает с кровати, спотыкаясь о скомканную простыню и едва успевая выпрямиться.

Я бросаю взгляд на ее шкаф. Ее очень временный шкаф.

Она понимает, о чем речь. Взяв то, что ей нужно на день, она прижимает вещи к груди и медленно поднимает на меня взгляд из-под длинных ресниц.

Вот и мышонок.

— У тебя пять минут, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Затем отправляйся в женскую половину, где с завтрашнего дня ты будешь завтракать вместе с другими секретаршами точно в восемь тридцать утра каждый день. Обри составила список задач для тебя и будет рядом с тобой с утра до вечера, и ты не сделаешь ничего, кроме перерыва в туалет, если она не рядом с тобой.

Я делаю паузу, давая ей время усвоить мои инструкции.

— Ты понимаешь?

Она облизывает губы и кивает.

— Да, сэр.

Черт.

— Четыре минуты.

Ее глаза расширяются, затем она проносится мимо меня и закрывает за собой дверь ванной. Цветочный аромат ударяет мне в ноздри, и легкие сжимаются от женственного запаха, витающего в воздухе.