Страница 5 из 36
Глава четвертая
– Ну, какое впечатление о взводе? – спросил Жигуленко у вошедшего в комнату Миронова.
– Встретили настороженно. А народ в общем хороший. Все по второму году служат. Ну а как дела у тебя?
Жигуленко призадумался.
– Откровенно, я не очарован… Взвод так себе. Дисциплина слабая. У них до меня был командир тряпка: за два года командования ни одному взыскания не дал. Все уговаривал.
– А ты, – перебил его Миронов, – как в воду глядел: ко мне во взвод эти плясуны попали…
– Хлебнешь ты с ними горя. Ар-ти-сты!.. – И спросил: – Ну а Аржанцев, наше ротное начальство, как тебе понравился?
– По-моему, хороший командир. Придирчив. И повторяет на каждом шагу: «Люблю порядок». Но он оправдывает свой девиз. В роте, в казарме чистота госпитальная…
– Да, он нам жизни даст со своим порядком, – бросил Жигуленко. – Каждый на чем-нибудь выслуживается. Попал он в любимчики к Канашову.
Миронов понял: Жигуленко недоволен своим назначением.
Жигуленко окончил училище по первому разряду и имел право выбирать округ для службы. Но в округе, где жили его родные, свободной должности командира роты не оказалось. Жигуленко предложили другое место.
У Канашова были две должности ротных, но он не хотел, чтобы молодые командиры начинали свою службу с ротных. И это задело самолюбие Жигуленко. Канашов так прямо ему и сказал: «Этак, лейтенант, вы через год потребуете должность комбата. Покомандуйте взводом. Не торопитесь… Будете хорошо командовать – не задержим, выдвинем».
Жигуленко затаил обиду. И с первого дня решил, что наведет порядок во взводе, сделает его одним из первых в полку по боевой подготовке.
– А у меня сегодня Канашов был на тактических занятиях, – сказал Миронов.
– Ну и что ж, похвалил? Ведь ты мальчик-паинька. Вчера до двух ночи сидел. Конспект у тебя аккуратненький. Начальству это нравится. Кстати, дай мне свой конспект на вечер, я погляжу.
Миронов, слегка смущенный подкусыванием товарища, положил свой конспект на тумбочку.
– Ничего, представь, он мне не сказал. Побыл час. В занятия не вмешивался. И вдруг уехал…
– Значит, будет на совещании хвалить… Вот увидишь. Если что не так, начальство не смолчит. А ко мне на строевую комбат Горобец завернул. Побыл минут пятнадцать и ушел. И как на грех, один в нечищенных сапогах, другой без пуговицы на вороте гимнастерки. Пришлось дать одному три наряда, другому – два. Вне очереди.
– И это при комбате?
– А что ж тут такого?.. Зачем мне скрывать недостатки?
– Не много ли? Ведь так через неделю у тебя все будут с взысканиями.
– Пусть… Зато увидишь, какая дисциплина будет.
– Взысканиями не сделаешь из них хороших бойцов.
– Воспитывать надо?.. Знаю. Это пусть им политруки лекции читают. Я командир. У меня на это есть права.
– А что они о тебе подумают?
– А мне что до этого? В своем подразделении командир – хозяин. На то и единоначалие ему дано. А ты что, думаешь воспитать у них любовь к себе? Чепуха это. Командир не девушка, чтобы его любили. Командира должны бояться, и это создает уважение к нему, авторитет.
– А за что же им уважать тебя?
– Как за что? Хотя бы за то, что командовать ими доверили. В военном деле я на несколько голов выше любого из них.
Жигуленко встал, прошелся по комнате.
В дверь осторожно постучали.
– Войдите! – крикнул Жигуленко.
Вошел связной и доложил:
– Товарищ лейтенант, вас командир роты вызывает к себе.
– Что там случилось? – поморщился Жигуленко.
– Дежурный по полку задержал в проходной бойца нашего взвода Чемодурова. Он чуть было не ушел самовольно…
– Это что же такое? Распустились, разгильдяи! – ругался Жигуленко, быстро одеваясь. Встретившись взглядом с Мироновым, отвел глаза в сторону. – Ничего. Я ему покажу! Он и десятому закажет…
В клубе окончились танцы, и толпа людей, хлынувшая шумным потоком, быстро растворилась в ночной тьме. Жигуленко с Наташей долго шли молча.
– Мне кажется, что вы добрая, Наташа, – прервал молчание Жигуленко.
– Я? – В ее голосе прозвучали и удивление и насмешка. – Для кого как… Но бываю и злой…
– Пожалуй, да. Вы помните нашу первую встречу на танцах? За что вы тогда на меня обиделись?
Наташа промолчала. Они подошли к ее дому. Жигуленко, держа под руку девушку, замедлил шаг: ему хотелось еще побыть с ней. Этого хотела и Наташа. Но какой-то беспокойный бесенок толкнул ее, и она решительно сказала:
– Мне пора… Уже поздно…
– Что вы, Наташа! Так скоро? – В голосе Жигуленко звучала обида.
– Мачеха будет ругать… Который час?
– Половина двенадцатого. А мачеха у вас сердитая?
– Всякое бывает… – Наташа раздумывала. Идти домой не хотелось.
Жигуленко продолжал уговаривать:
– Давайте присядем.
Они сели на скамейку у калитки.
– Наташа, вы хорошо танцуете.
– У меня стаж.
– Большой?
– Около года.
– Танцы – буржуазные пережитки. Я за то, чтобы их запретили. – Жигуленко улыбается.
Она видит это по ровным рядам белых зубов.
– А я против.
– Почему?
– А как люди тогда знакомиться будут?
Жигуленко пододвигается ближе, берет руку Наташи. Она осторожно освобождает ее.
– А где ваш друг Миронов?
– Читает, наверно. Чудак. Увлекся Гомером. Стоит тратить время на такие ветхозаветные древности!
– Ветхозаветные? А представьте, я тоже читала Гомера, мне нравятся и «Илиада» и «Одиссея».
– Я тоже люблю читать, но не старину, которая попахивает нафталином.
– Значит, вам не нравятся «Овод», «Спартак»?
– Ну, бывают исключения, иногда и о старине пишут неплохо, – неопределенно отозвался Жигуленко. – Вот хотя бы Байрон. Его «Корсара» я раз десять перечитывал.
– Байрона я тоже читала… А музыку вы любите?
– Только не классическую… Уж слишком пичкала ею меня мать, таскала по филармониям и театрам. Она у меня артистка. Вообразила, что я недюжинный талант, и прямо приковала к роялю. Но Чайковский из меня не получился. И я вспоминаю эти годы с отвращением.
– А я мечтала научиться играть на пианино. Да все как-то не удавалось.
– Зато меня буквально мучили искусством мои предки!
– Какие предки?
– Да мои родители… Моя маман упорно хотела открыть во мне какой-нибудь талант. Я заучивал на память монологи всяких гамлетов, учился в балетной школе, пробовал даже рисовать и писал стихи.
– Как же получилось, что вы стали военным? Не раскаиваетесь в этом?
– Что вы! Ведь я же добровольно пошел в военное училище. После десятилетки я долго не знал, куда пойти. Спасибо, троюродный брат (он старше меня на три года) помог дельным советом. Встретил я его как-то, а он говорит: «А что, если тебе, Женька, пойти в военное училище? Парень ты отчаянный».
– Значит, вы довольны?
– Как видите. Но в жизни не всегда делается так, как бы хотелось. Многое в службе зависит не от наших желаний. Посылали меня сюда – обещали роту, а пришлось взводом командовать.
Наташа посмотрела на него долгим, оценивающим взглядом.
– Когда у папы спрашивают, любит ли он свою профессию, он отвечает стихами… Хотите, прочту?
– Прочтите.