Страница 3 из 9
Когда Деканозов и Бережков[1] вернулись на Унтер-ден-Линден, то увидели, что перед зданием посольства выстроилась усиленная охрана. Обычно у ворот дежурил один вежливый и невозмутимый полицейский. Теперь же здесь была выставлена цепочка солдат в форме войск СС, почему-то в стальных касках и с карабинами. Наверняка такая же охрана появилась и на Беренсштрассе.
Телефонная связь с Москвой оказалась прерванной. Не удалось послать в НКИД СССР телеграмму и с ближайшего почтамта на Фридрихштрассе. Через несколько часов из посольства вообще перестали кого-либо выпускать.
Сотрудники включили и настроили на Москву все имеющиеся в помещениях радиоприемники. Но радиостанция имени Коминтерна с Шаболовки голосом ведущего Гордеева передавала урок утренней гимнастики, затем «Пионерскую зорьку», затем вести с полей и прочую бодрую лабуду.
Только в 12 часов дня по московскому времени нарком иностранных дел В. Молотов зачитал Заявление Советского правительства.
Так началась война, вошедшая в историю нашей страны как Великая Отечественная…
Сразу по возвращении Деканозова сотрудники приступили к уничтожению документации. Работники консульского отдела начали составлять и уточнять списки советских граждан, застигнутых войной на территории Германии. Вскоре стало известно, что эсэсовцы и полицейские захватили здание торгового представительства СССР. Они долго таранили железную дверь шифровальной комнаты на верхнем этаже, где забаррикадировался Николай Логачёв. Когда дверь наконец была взломана, немцы обнаружили лежащего на полу Логачёва, потерявшего от дыма сознание, и груду пепла. Одежда на Логачёве уже тлела. Эсэсовцы избили его и увезли в тюрьму. Здесь Логачёва и еще трёх сотрудников продержали несколько дней, причём их непрерывно избивали, пытались заставить дать какие-то показания.
В два часа дня в посольстве вдруг зазвенел доселе молчавший телефон. Из протокольного отдела МИДа сообщили, что до решения вопроса о том, какая страна возьмёт на себя защиту интересов СССР в Германии, посольство должно выделить одного дипломата для поддержания контактов с внешнеполитическим ведомством рейха. Посол назвал фамилию Бережкова.
Представитель протокольного отдела предупредил, что назначенный дипломат может выезжать только в МИД по предварительной договорённости и непременно в сопровождении начальника охраны посольства оберштурмфюрера[2] СС Хайнемана.
Ещё одному сотруднику было разрешено по два часа в день перемещаться между посольством и консульством на Принценштрассе. Разумеется, тоже в сопровождении, как потом выяснилось, гестаповца. Связным между посольством и консульством стал Журавлёв.
После нападения Германии на Советский Союз по всем резидентурам – легальным и нелегальным – были разосланы директивы, переводящие их деятельность в режим военного времени. ‹…›
В Аргентину директива Центра пришла кружным путём: из Москвы в нью-йоркскую резидентуру по радиосвязи. Там её содержание нанесли тайнописью и частично шифром (другим) между строк письма «бытового» содержания и направили его авиапочтой в аргентинскую столицу на адрес Маурисио Фридмана, «почтовый ящик № 1» «Артура» (оперативный псевдоним Григулевича. – А. Б.) в Буэнос-Айресе.
Перед Григулевичем, среди прочих, были поставлены такие задачи:
«Примите меры по налаживанию всех видов диверсионной работы, чтобы воспрепятствовать транспортировке стратегического сырья из Аргентины для фашистской Германии.
Используйте любые другие возможности, включая создание рабочих комитетов, для сокращения и приостановления переброски в страны “оси” грузов, которые могут применяться для военных целей, а также продовольственных товаров, продукции сельского хозяйства и других материалов, которые в больших количествах вывозятся через Буэнос-Айрес.
Приступите к подбору и переброске надёжной агентуры во вражеские и оккупированные врагом страны с разведывательными заданиями. Организуйте свою работу, используя возможности “земляков”».
В шифровке имелось примечание: «Вы награждены орденом Красной Звезды за выполнение специального задания в 1940 году». Награда напомнила о мексиканском деле годичной давности. Газетная шумиха прошла, имя Троцкого почти не упоминалось. Мировая война заслонила собой всё, и события, связанные с его ликвидацией, разом поблекли, отошли в сторону…
«По линии НКГБ 22 и 24 июня, 1, 4 и 5 июля 1941 года были изданы директивы, где определялись основные задачи (в первую очередь сбор сведений военного плана). В июле 1941 года все органы госбезопасности были объединены с НКВД. 5 июля для выполнения особых заданий была создана Особая группа НКВД на базе Первого (разведывательного) управления НКВД. На неё возлагалась задача организации борьбы в тылу врага» – указано в «Очерках истории Российской внешней разведки».
Первая же директива НКГБ СССР о мероприятиях органов госбезопасности в связи с начавшимися военными действиями была подписана наркомом Меркуловым 22 июня в 9 часов 10 минут.
В соответствии с этой директивой предписывалось «привести в мобилизационную готовность весь оперативно-чекистский аппарат НКГБ – УНКГБ», «провести изъятие разрабатываемого контрреволюционного и шпионского элемента» ну и прочие мероприятия, чисто контрразведывательного и даже милицейского плана. Про разведку в этом документе не вспоминалось.
Директива, подписанная Меркуловым 24 июня 1941 года, также была ориентирована исключительно на контрразведку, притом что в ней появилась определённая нервозность: «В каждом органе НКГБ создать крепкие, хорошо вооружённые оперативные группы с задачей быстро и решительно пресекать всякого рода антисоветские проявления», «не ослаблять работы с агентурой, тщательно проверять полученные материалы, выявляя двурушников и предателей в составе агентурно-осведомительной сети»… Заметим, что ни про «антисоветские проявления», ни про «двурушников» в первой директиве не было.
Давать какие-то указания по отношению к разведке руководству пока что было весьма затруднительно – определённо, что дальше абстрактных «усилить» и «интенсифицировать» фантазия не работала.
«22 июня началась Великая Отечественная война, и в этот же день у нас в школе, как, наверное, во всех воинских частях, военно-учебных заведениях и учреждениях, состоялся митинг, – вспоминал Алексей Николаевич Ботян. – Конечно, все сразу же попросились на фронт, и, разумеется, в ответ нам было сказано: “Подождите, ваше время придёт!”».
Так, наверное, отвечали всем и везде. Это уже потом, несколько месяцев спустя, на фронт будут безжалостно бросать даже курсантов военных училищ – почти готовых командиров, чтобы они умирали в качестве рядовых, но остановили, задержали врага на последних возможных рубежах обороны. А сейчас, в первые дни войны, отправлять на передовую чуть-чуть обученных, но хорошо проверенных и отобранных оперативных сотрудников НКВД было ещё слишком большой роскошью. К сожалению, пройдёт совсем немного времени, и некоторые даже опытные сотрудники областных управлений и районных отделов, командиры внутренних дел и госбезопасности, уходящие с оккупированных территорий, окажутся в дивизиях НКВД на положении рядовых. Никто не проводил таких крамольных параллелей, но это было очень похоже на офицерские полки Белой армии, в которых в солдатском строю шли поручики и штабс-капитаны, а ротами нередко командовали полковники и генералы. Такая же судьба ожидала и слушателей Высшей школы НКГБ, но этого пока ещё никто не знал и даже не мог предположить…
Тем временем структуры наркоматов внутренних дел и государственной безопасности спешно и чётко перестраивались на военный лад. К начавшейся войне эти ведомства оказались гораздо более подготовлены, нежели Вооружённые силы.
1
Валентин Михайлович Бережков (1916–1998) – советский дипломат и публицист; иногда привлекался в качестве переводчика И. В. Сталина в годы Второй мировой войны. В 1940–1941 годах – первый секретарь Советского посольства в Берлине.
2
Эсэсовское звание, соответствующее обер-лейтенанту в вермахте.