Страница 94 из 152
Именно в ту пору к нему прочно пристало прозвище «архитектор перемен». Или — «прораб». Конечно, он был куда радикальнее в своих речах и поступках, чем другие высшие руководители партии.
Александр Николаевич Яковлев. Начало 1991. [Из архива Л. Шерстенникова]
В июне 1987 года Яковлев становится членом Политбюро, входит в когорту «небожителей» — со всеми причитающимися атрибутами власти и положенными привилегиями. Он передвигается по городу на огромном черном лимузине, такие машины народ метко окрестил «членовозами», его круглые сутки неотступно сопровождает личная охрана из офицеров 9-го управления КГБ, ему положены государственная дача с обширным участком леса и теплицей, личный повар, обслуга. И нигде не зафиксированы просьбы Александра Николаевича об отказе от этих далеко не пустячных знаков внимания. Что совсем не удивительно. Попробовал бы он отказаться! Это было бы воспринято как вызов по отношению к другим членам ПБ, как нескромное желание выделиться. Такие вещи тогда понимания не находили.
Иван Тимофеевич Фролов, главный редактор газеты «Правда», член Политбюро ЦК КПСС. [РИА Новости]
Да и, что греха таить, человек слаб, положенное ему по должности он всегда воспринимает как нечто само собой разумеющееся.
В «Правду», где я работал членом редколлегии на закате перестройки, главным редактором был назначен помощник генсека академик-философ И. Т. Фролов.
Он сменил другого академика-философа В. Г. Афанасьева, которого сочли не соответствующим веяниям времени, явно застойным. Да и выпивал Виктор Григорьевич прилично — это тоже стало известно на Старой площади. Афанасьев был членом ЦК, однако вел себя на удивление скромно: положенную ему «Чайку» держал в гараже, обедал вместе с другими членами редколлегии в редакционном буфете, а за ежедневной бутылочкой коньяка ходил в ближайший гастроном сам, помощника никогда такими просьбами не озадачивал.
Фото А. Н. Яковлева в газете International Herald Tribune. 5 марта 1990. [Из открытых источников]
Иван Тимофеевич оказался птицей иного полета. Вместе с редакторским портфелем он вскоре получил «пряник» в виде должности секретаря ЦК, а затем и члена Политбюро. И хотя до развала партии оставалось всего ничего, новоиспеченного члена тоже одарили целым букетом привилегий. Все мы каждый день наблюдали и охрану в его приемной, и судки с «кремлевским пайком», доставляемые в опечатанном виде к обеду и ужину. Наконец, когда в правдинском подъезде появились люди с намерением соорудить персональный лифт для вельможного академика, даже самые дисциплинированные «правдисты» не выдержали, было организовано внеочередное партсобрание, и — невиданный случай в истории партийно-советской печати — журналисты вынесли члену Политбюро вотум недоверия.
Но это к слову…
Яковлев в те годы (1987–1989) быстро набирает авторитет, становится одной из самых заметных фигур в советском руководстве.
Это отмечают и на Западе.
Американский журнал «Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт» утверждал, что власть и влияние Яковлева были гораздо большими, чем предполагали официально занимаемые им посты: «Он — один из двух или трех самых близких соратников Михаила Горбачева»[249]. По мнению заокеанских экспертов, именно Яковлев, помимо вопросов, связанных с развитием гласности, имел решающее слово при обсуждении проблем внешней политики.
Генеральный доверяет ему самые щекотливые, самые узловые вопросы взаимоотношений СССР с другими странами.
16 января 1989 года он беседует в Кремле с Генри Киссинджером. Их разговор носит достаточно откровенный и доверительный характер. Настолько доверительный, что Александр Николаевич предупреждает гостя: не все у нас хорошо, есть внутри партийного руководства силы, которые придерживаются жесткой «антиперестроечной» линии, недовольны политикой Горбачева, критикуют его за то, что он отходит от социализма и «продается» Западу. Яковлев транслирует пожелание генерального: ждем от американцев большей поддержки перестройки.
Киссинджер в ответ: улучшение американо-советских отношений при Рейгане было в значительной мере косметическим. Настало время насытить их большим содержанием. И далее, если верить некоторым американским источникам, гость говорит, что хочет сделать одно предложение, которое следует считать полуофициальным, поскольку Буш благословил его на это. Поясняет: речь идет о тех опасностях, которые могут возникнуть в связи с потерей для СССР стран Восточной Европы. Давайте проведем между СССР и США переговоры на высшем уровне — в одних случаях официальные, в других неофициальные. В ходе этих переговоров и будут установлены пределы того, на что Москва может пойти для защиты своих интересов в Восточной Европе. Запад же в обмен пообещает ничего не предпринимать для ускорения перемен, в особенности если такого рода действия могут быть восприняты в Кремле как угроза безопасности СССР.
Яковлев осторожно отвечает на это, что обе стороны заинтересованы в сохранении статус-кво в Европе на ближайшее будущее, что Кремль готов рассмотреть это предложение.
Это очень интересный момент. Москва к тому времени, кажется, уже полностью смирилась с тем, что социалистические страны Восточной Европы практически потеряны, удержать их нет никакой возможности. Силовые методы не пройдут хотя бы потому, что это будет вопиющим противоречием с теми речами, которые ежедневно произносит М. С. Горбачев, — о новом мышлении, отказе от конфронтации, мире без войн и конфликтов. А дипломатические возможности, увы, исчерпаны. Понимают это и в США. Но посланник американского президента предлагает в этой связи такой вариант: чтобы при распаде избежать нежелательных для обеих сторон последствий, давайте проведем переговоры на высшем уровне — официальные и неофициальные, закрытые. И там найдем консенсус, такой, чтобы интересы двух держав были соблюдены. Опытный переговорщик Киссинджер прекрасно сознает, что с напичканной ядерным оружием страной надо вести себя осторожно, избегать неуклюжих действий, которые Кремль воспримет как угрозу своей национальной безопасности.
Яковлев по поручению генерального секретаря совершает ряд поездок по странам Восточной Европы, встречается там с их лидерами. Обозначенная Горбачевым цель: разъяснить руководителям «братских партий» суть тех перемен, которые происходят в Советском Союзе, цели и задачи перестройки. Неофициальная, но не менее важная задача: убедить в необходимости демократических перемен и в этих государствах, а также сделать так, чтобы сохранить с ними дружеские отношения.
Когда в 1992 году Александр Николаевич в качестве свидетеля предстанет перед Конституционным судом по «делу КПСС», то его спросят и об этом. Яковлев пояснит:
Я действительно по поручению Президента, а до этого Генерального секретаря побывал в странах для встречи с Живковым, Хонеккером, еще с Якешем[250]. Да, действительно, я ездил в круговую поездку с тем, чтобы разъяснить цели и задачи перестройки, многие вопросы которой не были ясны этому руководству. С Живковым я даже беседовал дважды, это были трехчасовые беседы. Действительно, я беседовал с Хонеккером в течение трех или немножко больше часов, но, к сожалению, каюсь, я его не убедил, так же как и Живкова. Но у Живкова была очень своеобразная позиция. Он считал, что социализм, кстати говоря, мы начали строить слишком рано, поэтому и все наши неуспехи, не были готовы к этому делу[251].
249
Там же. Оп. 2. Д. 622.
250
Тодор Христов Живков — генеральный секретарь ЦК Болгарской коммунистической партии. Эрих Эрнст Пауль Хонеккер — генеральный секретарь ЦК СЕПГ. Милош Якеш — генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Чехословакии.
251
Альманах «Россия. ХХ век». «Слово свидетелю Яковлеву Александру Николаевичу»: Из стенограммы заседания Конституционного суда РФ по «делу КПСС». Документ № 1. Из стенограммы заседания Конституционного суда РФ по делу о проверке конституционности указов Президента РФ, касающихся деятельности КПСС и КП РСФСР, а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР, 9 октября 1992 г. [Электронный ресурс]. URL: https://alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-doc/1010453 (дата обращения: 03.12.2022).