Страница 81 из 152
Леонид Кравченко, говоря про поддержку Горбачева, уже знал о той закулисной игре, которая развернулась на Старой площади.
Сразу после совещания подвергнутый публичной порке Егор Яковлев написал в ЦК жалобу на Е. К. Лигачева. И что же сделал с этой «телегой» генсек? Он просто разослал ее для ознакомления всем членам ПБ — без всяких своих комментариев. Что тертый Егор Кузьмич расценил как скрытую поддержку своего оппонента.
Тогда же, осенью 1987 года, произошел еще один инцидент, после которого отношения между Егором Кузьмичом и Александром Николаевичем еще больше охладились.
Вернувшись в Москву из отпуска, генсек собрал соратников и попросил их откровенно поделиться своими соображениями относительно хода и масштабов перестройки, ее перспектив. Обсуждение было долгим, острым и многоплановым, а по его итогам Горбачев попросил составить проект постановления.
Лигачев подготовил такой документ, завизировал его и передал в Общий отдел для рассылки всем членам ПБ. А спустя какое-то время ему принесли из приемной генсека проект постановления, в котором отсутствовали многие принципиальные пункты, например касающиеся недопущения огульного очернительства советской истории, а также критические замечания в адрес СМИ. Егору Кузьмичу не составило большого труда узнать: по тексту прошлась рука Александра Николаевича. Это его сильно удивило: как коллега, не поставив Лигачева в известность, посмел редактировать столь принципиальный документ? Непорядок!
Он сразу набросал свои замечания к проекту и отослал их генеральному секретарю, сопроводив текст доверительной запиской, в которой выражал недоумение по поводу столь грубого нарушения принятых в ЦК правил делопроизводства. Через несколько дней получил от Горбачева ответ — тоже написанную от руки короткую записку: «Егор Кузьмич! Прошу тебя еще раз собраться и спокойно обсудить. А потом зайдешь ко мне. Может быть, еще надо подумать, что писать, а что иметь в виду. М. Горбачев».
Это послание опять озадачило Егора Кузьмича. С кем ему надлежало собраться? Что надо «писать», а что «иметь в виду»?
Только одно было совершенно ясно: Горбачев не станет возвращаться к варианту, предложенному им, его замечания учтены не будут. Так и случилось. В свет вышло постановление, выправленное рукой Яковлева, критика радикальных СМИ там отсутствовала.
Тогда-то и состоялся между двумя членами Политбюро тот разговор с глазу на глаз. Каждый из них откровенно выразил свою позицию. Но примирения не получилось. Слишком велика оказалась пропасть, разделявшая их представления о прошлом, настоящем и будущем той страны, которую оба любили и которой оба служили.
17 ноября 1987 года генеральный секретарь собрал на совещание секретарей ЦК и заведующих отделами, то есть очень узкий круг самых доверенных лиц. Речь шла о путях дальнейшей демократизации общества и проблемах радикальной экономической реформы. Ясно, что Горбачев хотел услышать не пафосные отчеты, а откровенные честные мнения — для того, чтобы сверить курс, подпитаться свежими идеями, подстегнуть тех, кто по каким-то причинам не поспевает за переменами. И атмосфера для такого разговора была самая подходящая, все свои, проверенные, любые утечки исключены.
Яковлев значительную часть своего выступления посвятил тому, как нам преодолеть расхождение между провозглашенными новыми концепциями и старыми цепкими практическими подходами. По убеждению Александра Николаевича, в преодолении этой беды и состояла сейчас судьба перестройки.
Он привел конкретный пример — публикации газеты «Правда». Поднял глаза на участников совещания, не привыкших к тому, что в этих стенах кто-то (кроме генсека) может против шерстки гладить главный орган ЦК КПСС: «Какой серьезный вопрос сейчас поднят нашей правофланговой газетой? Да никакой. […] Подписка на газету падает, мы искусственно ее продлили, но, как пишет один рабочий — это напечатано в пермской газете „Ленинский путь“, — хотя бы поинтересовались у людей, почему они „Правду“ не выписывают. Тогда, может, понятно станет, что не тянет „Правда“ на народную газету. И если заставят человека подписаться на нее из-под палки, то он все равно не будет читать»[206].
В конце того же 1987 года на Всесоюзном совещании редакторов газет он опять сказал, что «Правда» идет не в ногу с перестройкой. Что, кстати, было чистой правдой — мы, профессиональные редакторы и журналисты, это прекрасно видели. И что же? Лигачев спустя несколько дней демонстративно поправил своего коллегу, а сделал это следующим образом: приехал в редакцию главной партийной газеты и по-отечески побеседовал с коллективом. Что дало повод главному редактору В. Г. Афанасьеву пустить слух: «В ЦК по поводу „Правды“ есть и другое мнение, а Яковлев на совещании выступал не от имени Политбюро».
Комментируя в своем дневнике этот эпизод, помощник генсека пишет: «Вот такие игры. М. С. все это видит. Расстроен»[207].
Ну, насчет «расстроен» про Горбачева — это, положим, не совсем так. Больше было похоже на то, что генсеку нравилось быть над схваткой, со стороны наблюдать за тем, как соперничают два ключевых игрока. Да и с точки зрения аппаратной работы такое двоевластие не выглядело странным. «Разделяй и властвуй!» — это правило еще никто не отменил.
Генсек не без умысла сталкивал своих соратников, исходя из того, что в этой борьбе они ослабят друг друга, будут ручными. Сначала он не ведал, что на политической арене разворачивалась не война амбиций партийных лидеров. Это было столкновение двух линий в деятельности партии, развитии страны — линии на сохранение социализма и линии на его дискредитацию, линии на укрепление Советского Союза и линии на его развал. […] Не наделенный стратегическим мышлением, генсек неловко суетился вокруг разожженного им костерка, подбрасывая туда дровишки, и радовался разгорающемуся пожару. Иногда спрашивал меня:
— Ну как, Егор с Александром все еще цапаются?
— Да там уже рукопашная началась, и каждый сторонниками обзавелся. Добром не кончится.
Он тихо и счастливо смеялся[208].
Было ли так необходимо сажать двух таких разных людей в одну лодку? Тем более зная, что один станет грести, а другой табанить? Любопытное мнение на сей счет высказал в разговоре со мной Николай Алексеевич Косолапов, который работал помощником А. Н. Яковлева в перестроечные годы:
Не все так просто. Во-первых, Лигачев тоже был не против реформ. И в ЦК его брали именно под перемены.
— Под перестройку партийного аппарата, но никак не системы.
— А перестройка партаппарата тоже была необходима. Лигачев был человеком в высшей степени порядочным, хотя в каких-то вещах очень упертым, в чем-то ограниченным.
Так вот, зачем генеральный секретарь поставил на идеологию двух руководителей? Еще со времен Ленина в КПСС существовал незыблемый принцип, согласно которому в партии недопустимы фракции, иначе говоря, серьезные дискуссии, споры. Но как вы можете что-то менять, если нет фракций, нет оппонентов? Партия потому и стала той мертвой конструкцией, которую получил Горбачев в 1985 году. Учитывая все партийные догмы, кондовое партийное воспитание, скажите мне, можно ли было открыто выйти перед коммунистами с программой коренных преобразований? Конечно, нет.
Пойдем далее. Ответьте мне на вопрос: как вы управляете яхтой, если ей надо двигаться против ветра? Верно — галсами, зигзагами. Назначение на пропаганду и идеологию двух членов Политбюро — это и есть такой «галс». Совершенно осознанное решение Горбачева. Лигачев, якобы консерватор, почти правый, возможно, даже сталинист. И Яковлев — левый радикал, демократ, западник.
Это вовсе неправда, что Горбачев был нерешительным человеком. Нет, он как раз был циничным и решительным. А шел к цели зигзагами, потому что иначе в той ситуации было невозможно.
— Интересно, а как сам Яковлев отнесся к такому решению генерального секретаря?
— У меня нет полной уверенности, но, возможно, Александр Николаевич сам и предложил Горбачеву такой вариант. Во всяком случае, я никогда не слышал от шефа никаких жалоб или ворчания по этому поводу.
Вообще, Яковлев не испытывал к Лигачеву неприязни, у него не было антилигачевской позиции. А вот у Егора Кузьмича по отношению к Яковлеву такая позиция была. Хотя она появилась, видимо, позже, может быть, после истории с публикацией Нины Андреевой.
В партаппарате разные люди умели ладить друг с другом, даже несмотря на то, что их взгляды по серьезным вопросам носили прямо диаметральный характер.
Лигачев вначале принял решение генсека за чистую монету, а вот потом, когда стал подозревать что-то, тогда его отношения с Яковлевым пошли под откос. Вначале, как говорится, его использовали втемную.
И у меня, и у Валерия Кузнецова сложились вполне дружеские отношения с помощниками Егора Кузьмича, ими были Валерий Легостаев и Роман Романов. Мы вместе ходили обедать, сообща что-то обсуждали, о чем-то спорили. Никогда мы не сливали им какую-то нашу конфиденциальную информацию, и они не делали того же. Однако, когда Лигачеву стало известно об этих контактах, он уволил Легостаева, заподозрив его в нелояльности. Яковлев тоже знал о наших контактах, но относился к этому вполне терпимо[209].
206
ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 286.
207
Черняев А. Совместный исход.
208
Болдин В. Крушение пьедестала. М.: Республика, 1995.
209
Косолапов Н. А., интервью автору.