Страница 66 из 152
22 октября — совещание по итогам октябрьского пленума ЦК, выступает Е. К. Лигачев. Не оспаривая права прессы на критику имеющихся недостатков, Егор Кузьмич подчеркивает: «Курс на строительство коммунизма остается неизменным». Садится на любимого конька: докладывает об успехах на ниве борьбы с пьянством, мы записываем цифры — число закрытых вино-водочных магазинов, созданных филиалов Общества трезвости, учрежденного по его инициативе.
2 декабря перед представителями СМИ выступают зав. Отделом административных органов ЦК Н. И. Савинкин, генеральный прокурор А. М. Рекунков, министр юстиции Б. В. Кравцов. Речь идет о т. н. нетрудовых доходах. Ораторы щедро делятся цифрами и фактами: сколько задержано «несунов», сколько изъято ценностей у разного рода расхитителей. Много говорят о приписках, связанных с хлопком, выявленных в Узбекистане.
Листаю книжку с записями, сделанными в следующем 1986 году. Там примерно такой же «репертуар»: борьба с «нетрудовыми доходами», ТЭК, экономия и бережливость, пропаганда трезвого образа жизни, научно-технический прогресс, повышение качества продукции, наши мирные инициативы, утверждение советских нравственных ценностей…
Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев и президент США Рональд Рейган на церемонии завершения советско-американской встречи на высшем уровне. 16 ноября 1985. [РИА Новости]
Интересно, что в первые месяцы перестройки Яковлев только раз выступает перед редакторами, это происходит 6 декабря 1985 года. Как раз за две недели до этого в Женеве Горбачев впервые встречается с Рейганом, еще никто не знает о том, что эта встреча станет первым звеном в цепи постоянных общений лидеров двух супердержав и в итоге приведет к окончанию холодной войны, еще никому это неведомо, но сам факт встречи и у нас, в СССР, и за океаном вызывает дружное одобрение и большой интерес.
Александр Николаевич входил в состав советской делегации в Женеве, присутствовал на всех переговорах, поэтому ему было легко объяснять редакторам суть и детали того, что произошло.
Кстати, еще в марте, сразу после избрания Горбачева руководителем КПСС, Яковлев пишет генсеку короткую, но предельно содержательную записку «О Рейгане», где излагает то, чем мы должны руководствоваться в ходе возможной встречи с американским президентом.
В этом документе нет и намека на то, что советская сторона должна идти даже на малейшие уступки Соединенным Штатам. Яковлев соглашается с тем, что «встреча с Рейганом в национальных интересах СССР»: «На нее идти надо, но не поспешая. Не следует создавать впечатления, что только Рейган нажимает на кнопки мировых событий»[159].
Автор записки в числе целей будущей встречи называет такие: подать ясный сигнал, что СССР действительно готов договариваться, но на основе строгой взаимности; довести до сведения Рейгана в недвусмысленной форме, что СССР не даст манипулировать собой, не поступится своими национальными интересами.
Президент США Рональд Рейган и Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев перед началом переговоров. 24 мая 1988. [ТАСС]
По Яковлеву, никаких иллюзий относительно переговоров с американцами быть не может: «И дело не только в антикоммунистическом догматизме Рейгана; жесткий курс США диктуется характером переходного периода США от абсолютного господства в капиталистическом мире к доминирующему партнерству, а затем и к относительному равенству».
Как опытный стратег, он предлагает не спешить с датой встречи, а «лучше бы после каких-то экономических реформ, других практических намерений и достижений, демонстрирующих динамизм нашей страны»: «Практические действия убеждают американцев больше всего; они становятся сговорчивее». А провести саммит, по мнению Яковлева, лучше не в США, а где-то на нейтральной территории, возможно в Европе.
И вот все случилось. Саммит в Женеве. Лидеры СССР и США в течение двух дней неоднократно встречались в разных форматах, с достаточной степенью откровенности обсуждали самые острые вопросы международной повестки, в том числе СОИ, региональные конфликты, средства ядерного сдерживания.
Конечно, интерес ко всему, что происходило в Женеве, у журналистов был огромный. И Яковлев на том брифинге, как мог, постарался его удовлетворить.
Он подробно рассказывал нам, в какой обстановке проходили официальные переговоры, личные встречи двух президентов, их деловые обеды и завтраки.
В числе тех активов, которые можно записать на счет Женевы, Александр Николаевич особо отметил такой: обе стороны сошлись на том, что ядерная война не должна быть развязана, что надо продолжать начатый диалог. Да, согласился он, главного в Швейцарии достигнуть не удалось, обе стороны не нашли общий язык по проблемам ограничения гонки вооружений, но предпосылки для оптимизма есть.
Яковлев попросил нашего брата избегать крайностей в оценках итогов женевских переговоров, которые «нельзя трактовать такими категориями, как победа одной стороны над другой»[160].
И в завершение обязательный реверанс в сторону привычных догм: «Это развитие ленинской теории мирного сосуществования применительно к нашим дням».
Занимая должность заведующего Агитпропом, он регулярно участвовал в крупных международных акциях, генсек постоянно привлекал его к подготовке своих выступлений в ходе заграничных визитов, к выработке стратегических позиций на переговорах с иностранными партнерами. Это же подтвердил в разговоре со мной П. Р. Палажченко, неизменный переводчик М. С. Горбачева:
Я впервые увидел Яковлева на саммите Горбачева и Рейгана, в ноябре 1985 года в Женеве. Он был в составе нашей делегации, хотя занимал тогда должность зав. Отделом пропаганды. Интересна такая деталь. То ли мы американцам что-то неправильно сообщили, то ли они сами что-то перепутали, но в первый день, когда на вилле Fleur d’Eau американцы расставляли на столе таблички с именами участников, напротив кресла, предназначенного Александру Николаевичу, стояла табличка с фамилией «Яковлев», но имя было указано другое — Борис. А все дело, видимо, в том, что тогда в ЦК был еще один крупный функционер с фамилией Яковлев, и его действительно звали Борис, он возглавлял созданный при Черненко отдел писем. Естественно, в делегации он отсутствовал.
Я почему об этом сейчас говорю? Несмотря на то что Александр Николаевич десять лет просидел послом в Канаде, американцы его фактически не знали или знали, но плохо. Во всяком случае, та часть американского аппарата, которая готовила саммит.
Яковлев в Женеве держался довольно скромно, но было понятно, что он сознавал важность этой миссии и того, что включен в состав делегации. Он оказался наравне с такими людьми, как Добрынин, Шеварднадзе и др. В отличие от того же Замятина, не суетился, помалкивал, а если и говорил, то по делу. Я обратил внимание на то, что во время перерывов Горбачев нередко обращался к нему, чувствовалось, что между ними уже установилась некая интеллектуальная связь.
Помню Яковлева и во время американского визита Горбачева в 1987 году, когда был подписан договор о ракетах средней и меньшей дальности. Александр Иванович опять был членом официальной делегации и теперь вел себя в ходе обсуждений гораздо активнее. Я тогда уже работал в МИДе, в управлении США и Канады, и часто оставался в защищенных помещениях посольства, где проходили такие обсуждения. Занимал должность зам. зав. отделом, а начальником моим был Сергей Крючков, сын главы КГБ.
Затем видел Яковлева, когда в начале 1989 года в Москву приезжали члены т. н. двухсторонней комиссии, это было сразу после избрания Буша президентом США. Там в составе делегации были Генри Киссинджер, Жискар д’Эстен и другие видные политики. Киссинджер передал Горбачеву послание Буша, оно было позитивным. После их разговора в комнате остались Горбачев, Яковлев, Медведев, Фалин и еще два-три человека, участвовавших в переговорах. Состоялся довольно откровенный обмен мнениями — о перспективах стран Восточной Европы, о развитии отношений с Соединенными Штатами. Яковлев тогда сказал, что страны соцлагеря в Восточной Европе ждут непростые времена.
Верно, затем он неоднократно говорил на публике о том, что соцлагерь уцелеет, но, возможно, это происходило от того, что слишком быстрый демонтаж существующей политической системы в странах Восточной Европы мог подорвать позиции того же Горбачева в Москве. И его собственные позиции тоже.
В те времена в Политбюро было единство по поводу решения крупных международных проблем, в частности установления доверительных отношений с Соединенными Штатами. Лигачев, Яковлев, Рыжков и другие члены ПБ полностью поддерживали генерального секретаря. Переговорные позиции в ходе заседаний ПБ утверждались, как правило, единогласно. Но вырабатывались они в рамках очень сложного процесса межведомственных согласований, и вот там-то как раз хоть до кулаков и не доходило, но крики случались. Руководил этим процессом Зайков, ему с трудом удавалось достичь консенсуса. А участниками таких согласований были представители МИД, МО, Военно-промышленной комиссии, КГБ и ЦК КПСС.
Яковлев был хорошо информирован обо всем, что касалось стратегических вооружений, и потому всегда выступал за достижение скорейших договоренностей с американцами. И, конечно, на равных. Вплоть до конца 1987 года это было общей позицией всех членов ПБ. Все они ощущали гигантскую нагрузку на экономику в результате гонки вооружений. Это было тяжелое бремя для страны. Поэтому все, что писал впоследствии Корниенко (1-й замминистра инодел), что будто бы весь этот процесс состоял из односторонних уступок, это неправда.
Также хочу напомнить, что троица — Яковлев, Шахназаров и Черняев — сыграла большую роль в подготовке знаменитой речи, с которой Михаил Сергеевич выступил в 1988 году в ООН. Эта речь не устарела до сих пор, и там рука Яковлева видна очень заметно. Даже Андрей Козырев, который относится к Горбачеву незаслуженно плохо, считает ту речь пиком советской внешней политики и концептуальной деятельности генерального секретаря[161].
159
Здесь и далее цит. по: Яковлев А. Сумерки. М.: Материк, 2003.
160
Здесь и далее цит. по: ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 116.
161
Палажченко П. Р., интервью автору.