Страница 58 из 152
Все речи выступающих отличались пустотой. Было заметно, что одни не поняли, что было сказано в докладе, другие делали вид, что не поняли, и мололи всякую чепуху из привычного набора банальностей о партийной учебе и агитации. Общая интонация выступающих была явно направлена на то, чтобы пытаться заболтать те положения доклада, которые не очень-то укладывались в общепринятые рамки. А по Москве был пущен слух, что доклад Горбачева слабый и не представляет научного и практического интереса.
Вечером я позвонил Михаилу Сергеевичу и поделился своими впечатлениями. Он согласился и заметил, что «игра идет крупная»[142].
Что, безусловно, было чистой правдой. До ухода в мир иной К. У. Черненко оставалось всего три месяца. И главным «игрокам» из числа принимающих решения членов Политбюро, и лицам из их ближайшего окружения теперь предстояло сделать выбор: на какую карту они поставят. От этого зависело их будущее. А по большому счету — будущее огромной страны. Очень крупная шла игра…
Из других заметных событий, случившихся с Яковлевым в тот период, надо отметить получение им квартиры в элитном доме на улице Александра Невского. Его соседями стали Б. Н. Ельцин, переведенный из Свердловска в Москву на должность зав. Отделом строительства ЦК, маршал Д. Т. Язов, Г. А. Зюганов — тогда зам. зав. Агитпропом, Л. В. Шебаршин — в то время зам. начальника Первого главного управления КГБ (ПГУ), а впоследствии начальник этого управления, то есть внешней разведки, и целый ряд других высших советских руководителей.
Еще одним важным обстоятельством, сыгравшим впоследствии большую роль в судьбе нашего героя, стала его дружба с В. А. Крючковым. Яковлев утверждал, что это Владимир Александрович настойчиво лез к нему в друзья, всячески проявлял свое благорасположение, оказывал знаки внимания. Но, судя по всему, и самому Александру Николаевичу льстило то, что он находится в доверительных отношениях с начальником ПГУ, может в любой момент приехать в «лес», то есть в Ясенево, где сразу за МКАД располагается штаб-квартира внешней разведки, пропустить стаканчик виски с генералом, поговорить с ним о том о сем.
Превратились в традицию их совместные посещения сауны, регулярные созвоны по разным поводам. Владимир Александрович, по воспоминаниям Александра Николаевича, во время этих встреч и разговоров всегда вел себя как «настоящий демократ», подчеркивал свое уважение к Горбачеву, ругал «ретроградов» в своем ведомстве и, в частности, поносил последними словами «душителей свободы» из 5-го «идеологического» управления КГБ СССР.
Яковлев все это принимал за чистую монету.
Обладавший огромными возможностями для получения самой разной информации Владимир Крючков уже тогда прекрасно понимал, что дни Черненко сочтены. И дальновидно поставил на Горбачева. При этом он хорошо знал о тех дружеских отношениях, которые сложились между Михаилом Сергеевичем и Александром Николаевичем, а потому счел за самое правильное заранее обзавестись верным союзником.
Крючков уже тогда стал одним из участников начавшейся «крупной игры». Придет время, и он сделается участником ключевым.
Некоторые даже серьезные историки считают, что в марте 1985 года с кончиной К. У. Черненко вопрос о преемнике не стоял. Мол, в СССР давно и прочно было заведено так: первое лицо всегда сменяет человек, занимавший следующую ступень в партийной иерархии, или, иначе говоря, тот функционер, который вел заседания Секретариата ЦК. А раз так, то кресло генсека автоматически доставалось М. С. Горбачеву.
Это и так, и не так.
Скрытая борьба между членами Политбюро продолжалась постоянно. Все они внимательно следили друг за другом: кто какую награду получил, с какой речью выступил, какое место на трибуне Мавзолея занимает, с кем и против кого дружит… Если Горбачев снискал симпатии у западных лидеров, то это еще не означало, что он пользовался единодушной поддержкой у коллег по ПБ. Напротив, его чрезмерная активность явно раздражала ветеранов — таких, как глава московской партийной организации Гришин или главный ленинградский коммунист Романов.
Маятник мог качнуться в любую сторону. Все было очень неопределенно, очень зыбко.
Ясность существовала лишь с тем, что Константин Устинович Черненко долго не протянет.
А потому еще задолго до его ухода из жизни в недрах Центрального комитета развернулась подковерная борьба. И надо сказать, А. Н. Яковлев принял в ней самое непосредственное участие.
Член-корреспондент РАН Анатолий Громыко на конференции, посвященной 90-летию его отца А. А. Громыко. [ТАСС]
Опытный, переживший пятерых генсеков министр иностранных дел А. А. Громыко, узнав о том, что Александра Николаевича назначают на пост директора ИМЭМО, порекомендовал своему сыну Анатолию обязательно нанести ему визит. И пояснил: «Это толковый человек».
Присутствовавшая при разговоре супруга министра добавила: «Толя, это милейший человек, я подобных среди наших послов не встречала. Каждый раз, когда мы пролетали в Нью-Йорк через Канаду, он нас обязательно встречал в аэропорту и целовал мне ручку. Обязательно передай от меня привет Александру Николаевичу»[143].
Сразу обратим внимание на эти характеристики: «толковый человек», «милейший человек». Потому что пройдет совсем немного времени, и тот же Громыко совсем другими словами станет оценивать Яковлева.
Однако Анатолий не сразу, а только в феврале 1985 года сподобился посетить здание института на Профсоюзной улице, где директорствовал Яковлев. И ехал он к нему не просто с визитом вежливости, а со вполне конкретным предложением.
Директор института встретил его радушно. Предложил не только чашку кофе, но и рюмку коньяка. Впрочем, о том, что происходило в дальнейшем, пусть расскажет сам Громыко-младший:
Яковлев производил впечатление человека, прочно стоящего на земле, готового внимательно слушать собеседника. Это не был интеллигентный Иноземцев, это был прошедший огонь, воду и медные трубы бывший партийный аппаратчик, за время работы послом навсегда расставшийся с чванливостью и надменной манерой вести беседу с подчиненными. Он был небольшого роста и чем-то внешне напоминал, во всяком случае мне тогда так показалось, того батьку Махно, которого показывали нам в советском кино. Только батька воспевал анархию, а Яковлев долгие годы прославлял советскую власть и социализм. […]
— Александр Николаевич, я пришел как по академическим делам, так и обсудить один весьма щепетильный вопрос, от решения которого зависит очень многое в дальнейшем развитии нашего общества. Мы живем словно в дурном сне, чистого неба над головой нет, грустные события следуют одно за другим. Меня это пугает.
Яковлев напрягся, откинулся на спинку кресла, его круглое лицо, однако, сохраняло спокойствие. Я обратил внимание на его сидевшие глубоко в глазницах, как пулеметы в амбразурах, темные глаза, над ними нависали густые брови. «Почти как у Брежнева», — подумал я. Постреливая своим цепким взглядом, он смотрел на меня, ожидая, что я скажу дальше, а я ждал его реакции.
Я вспомнил, как в конце 70-х, в этом же рабочем кабинете, после Пленума ЦК КПСС, сказал Иноземцеву, что доклад Суслова в теоретическом плане находится на уровне политшколы. Николай Николаевич, человек вовсе не робкого десятка, стал вдруг молча показывать мне на телефоны, потолок и стены, всем своим видом демонстрируя недовольство моим легкомыслием.
Затянувшееся молчание нарушила секретарша, входившая в кабинет с угощением. Я понял, что Яковлев, как и Иноземцев, не будет откровенно беседовать в кабинете, напичканном средствами электронной связи. Как говорится, «береженого Бог бережет».
— Анатолий Андреевич, — заметил он, — судьба нашей страны волнует всех. Когда я служил во время войны в морской пехоте, у нас не было растерянности, все понимали — решается судьба страны. Я, знаете ли, привык к опасностям. А когда меня ранило, на излечении в тылу о многом передумал. Была тогда очень сильная вера в партию коммунистов. С тех пор много воды утекло.
Мы обсудили дела институтские, наметили области дальнейшего научного сотрудничества. Наша встреча шла к концу, похоже было, что откровенной беседы так и не получится.
— Не могли бы вы подбросить меня до центра, моя машина, к сожалению, занята, — сказал он.
— Не только до центра, но и по любому адресу, — ответил я.
Когда мы вышли на улицу, предложил Яковлеву пройтись, он охотно согласился. По запорошенной снегом дорожке мы ушли вправо от главного входа ИМЭМО, миновали стоянку автомобилей и подошли к соседнему дому-хрущевке. Я посмотрел на его адресную табличку, на ней было написано: «Профсоюзная, 25».
— Александр Николаевич, — сказал я, — не буду ходить вокруг да около. Скажу сразу — надо сделать все, чтобы закончилась полоса неурядиц на самом верху. Стране нужен сильный руководитель. Состояние Черненко плохое, надеяться на его выздоровление не приходится. Сейчас идет активная работа по приходу к власти нового человека.
— Подождите, подождите, — сказал Яковлев. — Вы на эту тему с Андрей Андреевичем разговаривали?
— Нет, — ответил я. — Считаете, надо?
Наступил момент, когда Яковлеву отмалчиваться было нельзя, и он быстро среагировал.
— Надо! Надо сделать все, чтобы страна вышла из маразма, в котором она очутилась. Необходимы активные действия. Не буду скрывать, я считаю Горбачева тем человеком, который лучше других понимает все трудности и наиболее подходит для работы на должности генерального секретаря. Вы, я вижу, тоже так считаете.
— Да, однозначно.
— Сейчас запутанная ситуация, — заметил Яковлев. — Нужна осторожность. Поговорите с отцом, он человек мудрый, спросите, нужна ли здесь моя помощь?
— Договоримся так, — сказал я, — я поговорю с отцом, а вы — с Горбачевым, и при следующей встрече обменяемся мнениями. Чем конкретнее они будут, тем лучше. Надо уяснить перспективу.
— Анатолий Андреевич, перспектива одна — кого на Политбюро Громыко выдвинет, тот и будет следующим генсеком. Какие у вашего отца планы?
Я принял решение ни в коем случае не связывать нашу беседу с «планами отца», так как в борьбе за власть были возможны неожиданные повороты.
— Александр Николаевич, я встречаюсь с вами без подсказок. Мое мнение — Горбачев хорошо знает проблемы страны, Громыко разбирается в международных делах. 28 лет работы министром, к тому же ему идет 76-й год, отец мог бы поработать на посту, не требующем такой мобильности.
— Об уходе Громыко не может быть и речи, его авторитет огромен. Он мог бы пойти на пост главы государства.
Когда Яковлев закончил высказывать свои соображения, я заметил:
— Давайте договоримся о следующем. О нашем разговоре я расскажу отцу. Не знаю, какой будет его реакция. Вы переговорите с Горбачевым. Затем снова встретимся.
Яковлев согласился.
Я подвез Яковлева до центра, когда мы расставались, вспомнил слова отца: «К Горбачеву не ходи». Почему он так сказал? В целях конспирации, или у него были другие причины? Только сам Андрей Громыко мог ответить на эти вопросы. Только он мог принять в полном смысле слова историческое решение. В этот же день вечером я приехал в Заречье.
После ужина мы с отцом вышли на улицу. За нами последовали тени охранников. И хотя на них никогда не было ни погон, ни кокард, я знал, что все они — офицеры КГБ из девятого управления, отвечавшие за безопасность.
— Что нового? — спросил отец. Прежде чем начать разговор, я подумал: «Стоит ли игра свеч?» В душу вдруг закралось сомнение. Неужели даже в преддверии кончины Черненко вопрос о его замене никем в официальном порядке не обсуждается? Я наконец решился:
— Отец, у меня была встреча с директором ИМЭМО Яковлевым. Мы оба пришли к мнению, что в стране сложилась критическая ситуация. Во всю силу встает вопрос, кто придет на смену Черненко. Яковлев высказался за Горбачева, я, отец, тоже… за Горбачева.
— У Яковлева с Горбачевым хорошие отношения?
— Да, хорошие.
— Ты уверен?
— Уверен.
— Основания?
— Вся Академия об этом говорит. Яковлев сам вызвался переговорить с Михаилом Сергеевичем.
— О чем?
— Он готов, если в этом есть необходимость, играть роль контакта между вами.
— Через тебя?
— Да. — И тут отец произнес короткий, но выразительный монолог:
— Толя, никому в жизни я никогда не завидовал, не участвовал ни в одной интриге, старался со всеми поддерживать ровные отношения. […]
— В нашем государстве столько работы, что совмещение двух постов превратилось просто в чванство. Считаю, что генсек должен руководить партией, Предсовмина — правительством, а Председатель Президиума Верховного Совета — Советами. Почему бы не дать знать, что этот пост тебя устраивает?
— Хорошо. Ты с Яковлевым переговори, выскажи это предложение от себя.
— Яковлев считает, что кого ты на Политбюро поддержишь, тот и будет генеральным.
— Я Горбачева не только поддержу, но и выдвину.
Мы пошли к даче. Быстро холодало. Пышные снежинки падали на мерзлую землю. Было тихо, и с окружной дороги доносился гул автомобилей. Вскоре я уехал домой с наказом вновь встретиться с Яковлевым[144].
142
Там же.
143
Громыко А. Андрей Громыко: Полет его стрелы: Воспоминания и размышления сына. М.: Научная книга, 2009.
144
Там же.