Страница 37 из 152
6 мая того же 1973 года Черняев вновь возвращается к истории с увольнением:
Забегал ко мне Брутенц, рассказывал со слов Гаврилова (помощник Демичева) следующее: Яковлева сняли по прямому указанию Брежнева, который после Секретариата, где постановили не снимать (за статью), вызвал к себе «химика» и жучил его в течение часа. Тот пришел красно-белый и весь день потом никого к себе не пускал. На другой день подготовил «выписку» о назначении Яковлева послом в Канаду. […] Причина, по словам Гаврилова, — в нежелании Яковлева понять, чего от него хотели, а хотели от него «концентрации пропаганды на одном лице». […] На него жаловался Замятин, что, мол, «зажимает», то есть не дает развернуть славословие[90].
Тут надо пояснить, «ху из ху». Карен Брутенц — первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК. Петр Демичев — секретарь ЦК, курировавший вопросы идеологии и культуры. «Химик» — такое прозвище укрепилось за ним с подачи театрального режиссера Ю. П. Любимова: имелось в виду, что по своему образованию Демичев был выпускником химического вуза, а по своим повадкам часто «химичил», то есть интриговал. Леонид Замятин — тогда генеральный директор ТАСС, а впоследствии зав. Отделом международной информации ЦК КПСС — этот отдел был создан именно для того, чтобы должным образом подавать миру образ вождя. Под «славословием» как раз и имелось в виду прославление генерального секретаря Л. И. Брежнева. Леонид Митрофанович Замятин, и будучи на должности гендиректора ТАСС, и возглавив затем Отдел международной информации, «славословие» развернул по полной программе.
Да, версия, безусловно, заслуживающая внимания хотя бы потому, что именно с начала 70-х годов начинается невиданная кампания по возвеличиванию Леонида Ильича, а все, кто хоть как-то вставал на пути этого процесса, подлежали обструкции.
Есть в дневниках А. Черняева и еще одна запись, отсылающая нас к тем причинам, которыми руководствовались сильные мира сего, отправляя Яковлева в Канаду. Запись эта сделана гораздо позже — 22 февраля 1986 года. В тот день к Черняеву зашел Александр Бовин, вечный цековский бонвиван, фрондер, любитель женщин, шампанского и заграничных поездок. Бовина время от времени за разные шалости изгоняли из аппарата, но каждый раз он возвращался на Старую площадь: помогали высокопоставленные друзья, а начальники помнили о том, что Александр Евгеньевич имел талант лучше других писать речи для генерального секретаря.
При Горбачеве звезда Бовина закатилась в очередной раз, потому-то он и пришел за поддержкой к старому другу Черняеву. И вот что тот пишет об этом визите:
Был Бовин. Тут действительно драма. Всю свою политическую карьеру он боролся за то, чтобы наступило время, которое теперь наступило. И как раз в это время его задвинули. Именно — при Горбачеве. Он сваливает все на Яковлева. Два мотива у него:
во-первых, Бовин, оказывается, был причастен к высылке Яковлева в Канаду. Яковлев как-то сказал Бовину и Арбатову: зачем вы стараетесь для Брежнева, хотите эту серость в культ превратить?! И только вчера Бовин сам признался, что он «довел» (это высказывание) до сведения;
во-вторых, еврейское самомнение: «рядом со мной (Бовиным!) Сашка (Яковлев) побледнеет в глазах Генерального сразу!»[91]
Если это правда, если Бовин действительно «довел» нелицеприятное высказывание своего коллеги о Брежневе, то понятной становится «высылка Яковлева в Канаду».
Александр Евгеньевич Бовин долгое время был любимым «речеписцем» генсека Л. И. Брежнева. [РИА Новости]
Другой близкий к трону человек — Виталий Игнатенко, работавший в 70-е и 80-е годы как раз в том отделе ЦК, который был создан специально для прославления генсека на международной арене, а на закате перестройки ставший пресс-секретарем президента СССР, придерживается «классической» версии, считает, что Александр Николаевич пострадал именно из-за статьи в «ЛГ»:
Да, пострадал он только из-за этой статьи — «Против антиисторизма». Шел с открытым забралом, считал, что наступило время говорить правду. Ну и высказался на всю катушку. Были, вероятно, и другие варианты высказаться: в чей-то доклад включить, в сборнике опубликовать, закрытым письмом оформить… Но просчитался. Суслов решил по-другому…
— Суслов? Но ведь нет никаких следов вмешательства Суслова в ту давнюю историю. Там многие отметились, но только не «серый кардинал».
— Это была его тактика — действовать из-за кулис. Ну кто мог развернуть войну на идеологической поляне без согласия Суслова?[92]
Писатель Анатолий Салуцкий в 2002 году опубликовал в «Литературке» статью под заголовком «Эволюция или мутация: К 30-летию статьи А. Яковлева „Против антиисторизма“». В ней он тоже пытается ответить на вопрос: зачем тридцать лет назад благополучный и перспективный партработник рискнул вызвать гнев своего начальства? «После диссидентских процессов конца 60-х годов обстановка в среде творческой интеллигенции постепенно начала успокаиваться, — вспоминает этот ветеран писательского цеха. — Прения „западников“ и „почвенников“ перешли в рутинную фазу, перестали чрезмерно будоражить общество. Андропов, надзиравший за процессами в среде интеллигенции, докладывал о нормализации. И в этот-то момент вдруг появилась не санкционированная Политбюро статья Яковлева, вызвавшая взрыв общественно-политических страстей. У членов ПБ, в том числе у Андропова, возник естественный вопрос: „Зачем Яковлев выступил со столь радикальной статьей, резко обострившей раздоры в среде интеллигенции?“ По сути, ответом на этот вопрос и стало увольнение ее автора из ЦК. Не исключено также, что именно с того момента отношения Яковлева и КГБ испортились»[93].
Далее Салуцкий приходит к такому выводу. Не какие-то глубинные идеологические убеждения, а личные качества Яковлева, его «пассионарность», стремление везде и всегда искать бурю и сеять бурю толкнули Александра Николаевича на написание статьи: «Яковлев в то время не удержался от соблазна взорвать начинавшую успокаиваться литературно-общественную среду. Не думая ни о последствиях для этой среды и для себя лично, ни о „последствиях лет и времен“. Так бывает с неуемными людьми, пришедшими во власть. На наше несчастье».
Вывод скорее спорный, чем интересный. Вот о чем Яковлев уж точно не думал — так это о том, чтобы «взорвать литературно-общественную среду». Привлечь внимание к очевидной и острой проблеме — да. Обозначить себя как верного ленинца-интернационалиста — возможно. Заработать очки у руководства — может быть. И уж, конечно, о последствиях он думал, не мог не думать. Другое дело, что просчитался.
Сам Яковлев так вспоминал о своем превращении из партаппаратчика в дипломата:
Брежневу не понравилось то, что статья была опубликована очень близко по времени к его докладу (декабрь 1972 года) о 50-летии образования СССР. Поскольку я участвовал в подготовке этого доклада, то, согласно традиции, не должен был в это время выступать в печати: нельзя было, как говорилось тогда, «растаскивать идеи». Кроме того, секретари ЦК Компартий Украины и Узбекистана Шелест и Рашидов, угодничая, а может быть, и по подсказке сверху, инициировали обращения местных писателей, в которых говорилось, что я «оскорбил старшего брата», обвинив некоторых русских полуполитиков-полуписателей в великодержавном шовинизме и антисемитизме, а также безосновательно упрекнул некоторых писателей из республик в национализме. В то же время я получил более 400 писем в поддержку статьи, их у меня забрал Суслов, но так и не вернул. Куда он их дел, не знаю до сих пор.
Разрушительный шовинизм и национализм под флагом патриотизма пели свои визгливые песни. Уверен, что и сегодня в разжигании национализма в России во всех его формах и на всех уровнях значительную роль играют люди и группы, которые рядятся в одежды «национал-патриотов». Я понимал тогда чрезвычайно опасную роль националистических взглядов, но у меня и мысли не возникало, что они станут идейной платформой развала страны, одним из источников формирования русского фашизма, за который народы России заплатят очень дорого, если не поймут его реальную опасность сегодня.
Меня за статью обсуждали на Секретариате ЦК. Обсуждали как-то стыдливо, без ярлыков — я ведь участвовал в подготовке разных докладов почти для всех секретарей ЦК. А Борис Пономарев вообще ушел с заседания. […]
Незадолго до этого у меня была встреча с Брежневым, который пожурил меня за статью, особенно за то, что опубликовал без его ведома. В конце беседы сказал, что на этом вопрос можно считать исчерпанным. И в знак особого доверия барственно похлопал меня по плечу. Может быть, вопрос и был исчерпанным. Может быть, и верно, что не собирались делать оргвыводов. Бог их знает.
Сразу же после Секретариата я зашел к Демичеву. Повел я себя агрессивно. В ходе разговора о житье-бытье сказал, что, видимо, наступила пора уходить из аппарата. Демичев почему-то обрадовался такому повороту разговора. Как будто ждал.
— А ты не согласился бы пойти директором Московского пединститута?
Я ответил, что нет.
— Тогда чего бы ты хотел?
— Я бы поехал в одну из англоязычных стран, например в Канаду.
Демичев промолчал, а я не считал этот разговор официальным. Утром лег в больницу. И буквально дня через два получил решение Политбюро ЦК о назначении меня послом в Канаду. Возможно, Демичев подстраивался к чьему-то настроению, изобразив дело так, что я сам захотел уйти из ЦК. Из «вождей» я зашел только к Федору Кулакову, с которым у меня сложились приличные отношения. Просидели у него в кабинете часов до двенадцати ночи. Он рассказал, что на Политбюро активную роль в моем освобождении играл Полянский. Суслов молчал, но и не защищал. Брежнев спросил, читал ли кто-нибудь статью Яковлева? Демичев не признался. Эту информацию подтвердил потом и Пономарев.
Андрей Громыко перед моим отъездом в Канаду пригласил меня к себе и дал только один совет: «Учите язык, слушайте по телевидению религиозные проповеди. Они идут на хорошем, внятном английском языке». В тот же день зашел к Василию Кузнецову — первому заместителю министра. «Я знаю, — сказал он, — ты расстроен. Это зря. Со мной была такая же история. Мне сообщили, что я освобожден от работы председателя ВЦСПС и назначен послом в Китай, когда я был на трибуне Мавзолея во время праздничной демонстрации»[94].
90
Там же.
91
Там же.
92
Игнатенко В. Н., интервью автору.
93
Здесь и далее цит. по: Салуцкий А. С. Эволюция или мутация? // Литературная газета. 2002. № 50–51.
94
Яковлев А. Сумерки. М.: Материк, 2003.