Страница 127 из 152
Обращаясь к спикеру латвийского парламента, Александр Николаевич просит его иметь в виду, что «только „нулевой вариант“ решения проблемы гражданства, обеспечивающий за каждым человеком, проживавшим на территории республики в момент провозглашения ее государственного суверенитета, право свободно сделать свой выбор, является решением, которое в долгосрочном плане отвечает интересам как латышского, так и нелатышского населения и может принести Латвийской Республике мир, процветание, уважение других народов и стран»[365].
И Вадим Андреевич Медведев, и Александр Николаевич Яковлев, встретившись, соглашаются с тем, что провал путча выливается в контрпереворот, сопровождается пренебрежением законами, распадом страны, подменой союзных структур российскими. Оба встревожены тем, что происходит. Не так они видели будущее своей страны, затевая перемены.
Яковлев подтвердил свое желание продолжать работу в Моссовете, куда приглашен в качестве председателя общественного совета. Наверное, это было продиктовано желанием сохранить за собой «запасной аэродром» на случай новых возможных ЧП. Обжегшись на молоке…
Правда, никаких видимых достижений у этого общественного совета, кажется, не случилось.
В те же дни очередную язвительную запись по поводу своего друга делает Черняев:
Примаков с удовольствием согласился быть начальником советского «ЦРУ», контору эту выделяет из себя Бакатин[366]. А А. Н. (Яковлев) все шляется по митингам, и ни дня без интервью!! Я давно подозревал в нем непомерное тщеславие, но думал, что оно обуздываемо интеллигентностью и умом. Оказывается, оно в нем сильнее всего и все подавляет[367].
Странное это было время. Союзные структуры сами по себе превращались в прах. А российские руководители оказались явно не готовы к такому крутому повороту событий, власть упала к их ногам совершенно неожиданно. Отсюда — и эйфория, и растерянность, и множество непродуманных решений, поспешных кадровых назначений.
Горбачев, по воспоминаниям Александра Николаевича, много времени и сил тратил на то, чтобы сохранить Союз на основе федеративного устройства, хотя идея эта была уже нежизнеспособной. Яковлев продолжал настаивать на конфедерации. Однако ближайшее будущее в виде Беловежского сговора опрокинуло подобные и другие надежды.
Павел Палажченко утверждает: Александр Николаевич оставался с Горбачевым до последнего:
Уже в декабре — это я тоже хорошо помню — Яковлев постоянно заходил в кремлевский кабинет президента СССР. Текст последнего выступления по ТВ Горбачева о том, что он складывает свои полномочия, это продукт совместных усилий самого Михаила Сергеевича, Шахназарова и Яковлева. Перед этим несколько дней подряд, то есть с 21 декабря и вплоть до 25-го, Горбачев делал свои прощальные телефонные звонки мировым лидерам, а я переводил почти все из них. И что мне запомнилось? Я вхожу в кремлевский кабинет Горбачева, а мне говорят: «Подожди, он еще в Ореховой комнате». Она была по соседству с кабинетом. Оказывается, в это время там встречались три человека — Горбачев, Ельцин и Яковлев. Два дня подряд они там разговаривали, обсуждали детали передачи властных полномочий. Туда время от времени заносили выпивку и закуску. Потом уловил от Михаила Сергеевича запах водочки.
То есть в этот чрезвычайно трудный и ответственный период Александр Николаевич был рядом с президентом уходящим и президентом новым. Тоже важный штрих!
Мне показалось тогда: Ельцин его уважал и ему доверял[368].
Можно себе представить настроение этих людей — Горбачева, Яковлева, Медведева, Шеварднадзе, Шахназарова, Черняева и других, — они все еще на вершине властной пирамиды, в Кремле, формально — главные, под ними КГБ, Минобороны, органы правопорядка, рядом с ними офицеры с «ядерным чемоданчиком», но Союзу уже подписан смертный приговор, остались считанные дни, и внутренне они, кажется, уже смирились с этим.
К Горбачеву заходит поговорить В. А. Медведев. Открытым текстом предупреждает президента:
— Михаил Сергеевич, рушится последняя «союзная» позиция, которую вы защищаете. Надо уловить момент, когда придется принимать решение, чтобы уйти самому, сохранив свое лицо.
Горбачев не спорит. Аргументов для возражения нет. Но обещает:
— Да, это так, но буду отстаивать сохранение Союза до конца, опираясь на те общественные силы, которые выступают против разрушения союзной и российской государственности, отбросив идеологические различия во имя одного — спасения государства[369].
Точно такую же позицию занимает Яковлев — в этом они были единодушны.
Эйфория, наступившая после разгрома путчистов, быстро закончилась, на смену ей пришли разочарование, тревога, горечь. Ельцинская команда допускала одну ошибку за другой — в проведении рыночных реформ, формировании властной вертикали, взаимоотношениях с собственным парламентом. Александр Николаевич ворчал: «Если бы защитники Белого дома в августе знали, чем все это обернется, они бы еще подумали, нужно ли было идти на баррикады».
8 декабря за спиной у президента СССР представители трех союзных республик подписывают Беловежские соглашения, которые ставят крест на существовании СССР как субъекта международного права и геополитической реальности. Тем самым фактически должны прекратить свое существование и все союзные структуры, в том числе аппарат президента.
Вот к такому финишу, получается, пришла затеянная шесть лет назад перестройка. Хотели такого финиша ее «архитекторы», «прорабы», идеологи и чернорабочие? Конечно, нет. Но объективно их действия, безусловно, способствовали этому.
Дарованной Горбачевым свободой быстрее других и в своих шкурных интересах воспользовались самые ушлые и нечистоплотные граждане, среди них — руководители союзных республик, новоявленные бизнесмены, только что появившиеся на развалинах недавних ведомств менеджеры. Оказалось, что свобода сама по себе не является гарантией грядущего счастья. Недаром говорят: благими намерениями бывает выстлана дорога в ад.
И ведь не только Александр Николаевич Яковлев повторял впоследствии фразу: «Стали бы мы защищать Белый дом и Ельцина в августе 1991-го, если бы знали, чем все это обернется впоследствии?»
Хотя по большому счету Яковлев никогда не жалел о своем участии в перестройке, о своих усилиях по развитию гласности, демократизации всего общества, попытках построить социализм с человеческим лицом. Он ушел из жизни с глубоким убеждением в том, что существовавший до начала перестройки способ государственного устройства был неизбежно обречен на загнивание, на гибель, а потому не было иного пути кроме радикальных реформ.
Стылые, тревожные дни декабря 1991-го…
Александр Николаевич доверительно жалуется Черняеву: «Думаю, что меня убьют. Хочу просить Горбачева, чтобы отправили куда-нибудь послом. Например, в Финляндию. Ельцин против не будет, я ему здесь не нужен».
Черняев весь тот день занимался тем, что устраивал на работу «ребят» из своей команды. 20 декабря пишет в своем дневнике: «Сегодня получил последнюю зарплату. Вчера уже кое-кого обыскивали при выходе из президентского здания в Кремле. Председатель комиссии по делам афганцев Аушев (Герой Советского Союза) дал по морде прапорщику, который попытался его обыскать»[370].
Да, в Кремле их уже списали, даже для прапорщиков из «девятки» они теперь политические трупы, тени, никто. Их можно обыскивать, не пускать, требовать от них какие-то особые пропуска.
365
ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 39.
366
В. В. Бакатин после провала путча был назначен председателем КГБ и сразу приступил к коренной реорганизации этого ведомства. В частности, Первое главное управление (внешняя разведка) стало самостоятельным ведомством, которое после отставки Л. В. Шебаршина возглавил Е. М. Примаков.
367
Черняев А. Совместный исход.
368
Палажченко П. Р., интервью автору.
369
Медведев В. В команде Горбачева.
370
Черняев А. Совместный исход.