Страница 65 из 72
— Я очень рад, — заявил Спенсер, — и благодарю комиссию за эту привилегию.
— Комиссия ценит ваше к ней отношение, — отозвался председатель.
Корнел воспользовался этим коротким обменом репликами, чтобы снова зажечь сигару, и продолжал:
— В связи с тем, что на открытом заседании необходимо максимально избегать всяких споров, касающихся процедурных вопросов, комиссия хотела бы затронуть еще один пункт, мистер Донован. Известно, чго данный орган конгресса является комиссией по расследованию, а не судом. Поэтому комиссию не интересуют опровержения обвинений, сделанных против вас отдельными лицами, вроде известных журналистов и репортеров. Вам, как адвокату, известно, что подобные вопросы могут разбираться только судом. Предоставляя вам возможность дать показания на открытом заседании, комиссия не разрешит пользоваться ее трибуной для речей и заявлений, связанных с личными обидами. Отнюдь не собираясь ущемлять в процессе публичного заседания ваше право свободно выражать свое мнение, комиссия, однако, будет сама определять линию допроса. — Он замолчал, взглянул на председателя, который почти незаметно кивнул ему, и закончил: — Полагаю, что это все, мистер Донован!
Спенсер лихорадочно думал. Корнел хорошо обосновал поднятый вопрос. Он ожидал чего-то подобного, но предпочел бы, чтобы речь об этом зашла на открытом заседании. Если члены комиссии захотят прервать его, они смогут сделать это в любое время, утверждая, что он якобы отвечает Фаулеру.
— Есть ли у членов комиссии вопросы к свидетелю? — спросил Биллинджер.
Один из конгрессменов спросил:
— Я хочу знать, согласен ли свидетель с нами?
Вопрос задал молодой южанин с широким, пышущим здоровьем лицом. Позднее Спенсер выяснил, что фамилия его Нисбет, Уолтер Нисбет.
— В основном я согласен с заявлением адвоката, сэр, — ответил Спенсер.
— Мне не нравится расплывчатость вашего ответа, мистер Донован, — недовольно произнес конгрессмен. — Я предпочел бы короткое и ясное «да» или «нет».
— Я хочу быть честным, сэр, — ответил Спенсер. — В основном я согласен с точкой зрения комиссии, но в то же время не могу обещать, что не буду спорить, когда возникнут конкретные вопросы. Однако я полностью полагаюсь на беспристрастность комиссии и приложу все силы, чтобы помочь ей.
— Полагаю, что такой ответ вполне удовлетворяет комиссию, — одобрительно заявил Биллинджер и взглянул на остальных конгрессменов. Большинство из них кивнуло в знак согласия.
— Верно, — подтвердил Дуглас Мак-Кенни. Но Нисбет с недовольным видом откинулся на спинку стула.
Заседание продолжалось уже не в такой напряженной атмосфере. Спенсера спросили, намерен ли он огласить заранее подготовленное заявление и если да, то может ли передать его комиссии сейчас. Спенсер ответил, что собирается в сжатой форме рассказать о положении, в котором он оказался, однако, привыкнув выступать публично, набросал лишь отдельные пункты своей речи — так что записи его для комиссии бесполезны. Когда заседание подходило к концу, он попросил представить его отдельным членам комиссии. Пока Корнел выполнял его просьбу, Биллинджер держался в стороне. Спенсеру показалось, что председатель и адвокат, несмотря на обоюдную вежливость, находятся в натянутых отношениях.
После того как Биллинджер объявил заседание закрытым, один из секретарей встал и что-то прошептал ему на ухо. Сначала лицо Биллинджера казалось довольным, но через секунду на нем уже было написано раздражение. Подойдя к Спенсеру, он сказал:
— Фотографы просят нас позировать, мистер Донован. Давайте покончим с этим.
Он вышел из зала, жестом предложив Спенсеру следовать за ним. Они опять прошли канцелярию и в конце ее повернули в другой зал. В дверях их поджидало человек двадцать фотокорреспондентов и журналистов. Они наперебой просили Биллинджера и Спенсера принять те или иные позы. Биллинджер охотно повиновался газетчикам и даже шутил с ними, но ни разу не обратился к Спенсеру.
Теперь облицованный мрамором коридор был полон народа. Спенсеру показалось, что по мере того, как шум вокруг него возрастал, в нем самом наступала какая-то тишина. Она вызывала странное чувство, словно он находился в одиночной камере. Прямо перед его лицом вспыхивали лампы фотографов. Затем откуда-то сбоку появился Корнел, взял его под руку, они пошли все вместе, одной большой волной, — казалось, будто движется сам коридор; фотографы пятились перед ними, все время щелкая аппаратами и сверкая лампочками.
Внезапно они оказались в зале заседаний. Двери были широко открыты. Кто-то схватил Спенсера за плечо; он обернулся и увидел улыбающееся лицо Майрона Вагнера. Но оно вдруг снова исчезло и остались только незнакомые ему лица.
Он находился теперь в зале заседаний и шел навстречу ослепительному сиянию огней. Зал он видел словно в тумане, но чувствовал, что помещение огромно и полно людей. Какой-то молодой человек вежливо взял его за руку и проводил к установленным в ряд стульям. Прямо перед ним находилось возвышение, где сейчас собирались члены комиссии. Ниже, поблизости от него, стояли столы и стулья, а на небольшом возвышении — кресло для свидетеля. Он поискал глазами Майлса и Реда и увидел, что они сидят позади, почти вплотную к нему. Оба наклонились к нему и улыбнулись, а Майлс положил руку Спенсеру на плечо.
Раздался стук молотка. Внезапно наступила тишина. Ее нарушило вступительное замечание председателя. Председатель назвал фамилию Спенсера и предложил ему подойти к свидетельскому креслу.
Снова вспыхнули лампочки и зажужжали камеры. Спенсер стоял. Напротив него встал председатель.
— Свидетель, поднимите правую руку.
Спенсер повиновался.
— Клянетесь ли вы, что показания, которые вы сейчас дадите, будут правдой, полной правдой и только правдой, и да поможет вам бог?
— Клянусь, — ответил Спенсер.
30. Понедельник, 30 июля, 11.10 утра
Спенсер сидел в свидетельском кресле; рядом с ним на столе лежал его открытый портфель. Он уже ответил на вопросы Корнела о своей фамилии, возрасте, месте рождения.
— Мистер Донован, — обратился к нему председатель, — сегодня утром на закрытом заседании мы уже говорили, почему комиссия удовлетворила вашу просьбу и предоставила вам возможность дать показания на открытом заседании. Я бы хотел вкратце вновь изложить эти причины для прессы и телезрителей. Обычно, как вы знаете, комиссия не принимает во внимание требования частных лиц заслушать их показания, но в данном случае мы решили сделать исключение. Поскольку против вас публично выдвинуты обвинения в связи с одним расследованием, проведенным сенатом несколько месяцев назад, то вы, как американский гражданин, имеете право, по мнению комиссии, дать показания перед правомочным органом и получить, если можно так выразиться, свидетельство о благонадежности. — Он выпрямился, заметив, что на него наведена телевизионная камера. — Насколько мне известно, вы желаете выступить с заявлением перед комиссией. Это ваше право, как американского гражданина, и вы можете сделать свое заявление в любое время. Но мы хотим, чтобы вы предварительно ответили на один вопрос. Мистер Донован, вы член коммунистической партии?
Наступило гробовое молчание.
— Господин председатель, — начал Спенсер, — я отвечу на ваш вопрос, но вначале хотел бы...
— Свидетель будет отвечать на вопрос? — резко прервал его Биллинджер.
— Я только хочу объяснить...
— Ответ должен быть кратким: «да» или «нет», — перебил его председатель.
— Я сказал, сэр, что вполне готов...
— Мистер Донован, — воскликнул Биллинджер, вдруг резко повышая голос, — откровенно говоря, я поражен! Вы сами потребовали этого допроса. Члены комиссии были настолько великодушны, что пригласили вас дать показания и предоставили вам возможность оправдаться. А сейчас...