Страница 12 из 72
Уже почти половина второго — слишком поздно, чтобы звонить Луизе. В комнате было душно: он поднял шторы и отворил балконную дверь. В этот момент небо осветилось белыми и синими вспышками молний. Начинался ливень, и в лицо ему ударил ветер. Спенсер подошел к балконной двери и стал смотреть на реку и на небо. Он унесся мыслями в прошлое, и теперь перед его глазами были уже не река и не шестнадцатый этаж железобетонной громадины, а океан и Палм-Бич двенадцать лет назад и хлопающие на штормовом ветру крылья тента. Он был в отпуске в последний раз перед тем, как отправиться за границу, и приехал во Флориду повидать Луизу. После обеда они отправились погулять, и шторм застал их далеко от отеля. Пляж был пуст; они сидели одни под тентом, а кругом во мраке сверкали молнии, гремел гром.
— Надеюсь, твои родители не волнуются, — сказал Спенсер.
— Они никогда не волнуются, если я с тобой, — ответила Луиза.
Она дрожала от холода в своем открытом платье и красном шарфе, наброшенном на светлые волосы, хотя на плечах у нее был его белый пиджак.
— Тебе не холодно? — спросила она.
— Нет.
Он прижал ее к себе. Снова раздался гром. Она тихо отодвинулась.
— Луиза, — сказал он, — мы знаем друг друга с детства.
Она взглянула на него.
— Да, Спенс, ты был таким замечательным товарищем и всегда поддерживал меня, всегда.
По какой-то неведомой причине она начала смеяться.
— Ну, — сказал он, — поддержка — это одно...
— Я надеюсь, мы всю жизнь будем друзьями, — добавила она серьезным тоном.
— Конечно, будем, — подтвердил Спенсер. — Я как раз хотел поговорить с тобой об этом.
— Очень плохо, что ты не приехал немного раньше, — сказала она быстро. — Ты успел бы повидаться с Лэрри.
— Он звонил мне вчера вечером из Сан-Франциско, — ответил Спенсер. — Он не мог сказать мне, куда летит. Думаю, что на Гавайские острова.
Луиза кивнула.
— Я знаю. Я говорила с ним сегодня.
Какая-то смутная мысль шевельнулась в мозгу Спенсера, не то предостережение, не то угроза, но он отбросил ее.
— Луиза, твои родители всегда очень хорошо относились ко мне. Я был почти членом вашей семьи...
— Да, нас было двое, ты и я, — перебила Луиза, — а потом мы встретили Лэрри, и нас стало трое. — Она снова вздрогнула. — Я так боюсь за Лэрри. Очень уж он рискует, гораздо больше, чем следует.
— Скоро тебе придется беспокоиться за нас обоих, — заметил Спенсер.
Она покачала головой.
— Я почему-то чувствую, что с тобой все будет в порядке. Это звучит наивно, не так ли? Но ты такой... надежный, тебе даже война не может повредить. А Лэрри совсем другой. Он необузданный и...
— В его возрасте нельзя стать майором, получать ордена и медали, если не...
Она перебила его:
— Не нужны мне его ордена и медали! Я хочу, чтобы он вернулся целым.
Спенсер посмотрел ей в лицо. Это было лицо, какого он никогда не видел прежде: жестокое и неистовое. И тогда он понял то, чего не хотел понять.
— Я выйду за него замуж, когда он вернется, — добавила Луиза.
Спенсер был потрясен. Он думал сейчас только об одном: «Я чуть не свалял дурака!» и «Как она хороша!»
— Я не знал об этом, — заметил он.
— Разве? Лэрри собирался сказать тебе, но я просила его не говорить. Я была уверена, что ты знаешь. Ты всегда все знаешь про меня.
— Я не знал, — повторил Спенсер. Его собственный голос показался ему незнакомым. — Очень рад за тебя, за вас обоих.
Она отодвинулась.
— Я так счастлива, Спенс. Я говорила с папой вечером накануне отъезда Лэрри. Я еще не сказала маме... только папе и тебе.
— Твой отец тоже рад? — спросил Спенсер.
— Не знаю, Спенс. Не знаю, рад он или нет. Мне кажется, он немного боится Лэрри. Он ничего не говорит, но я знаю, он думает, что с Лэрри я буду несчастлива. Он боится, что это ненадолго. — Ее губы были упрямо сжаты. — Но я уверена, что это надолго. Я сделаю так, чтобы это было надолго.
Дождь, только дождь, барабанная дробь дождя. И молчание. Гром слабел. К северу шел большой пароход; плоский и черный, он двигался бесшумно, на мачте его горели огни.
Спенсер обернулся и окинул взглядом свою квартиру — темно-серые ковры, светло-серые стены, шкафы с книгами, диван, письменный стол и старую монастырскую скамью, старомодные лампы с зелеными и желтыми абажурами и массивное кресло с подставкой для ног, его любимое, не связанное ни с каким определенным периодом в его жизни, то, в которое он всегда садился, когда бывал один. Джин говорила, что ей не нравится это кресло, но, приходя к Спенсеру, неизменно садилась в него. Она, кажется, даже злилась на это кресло, ревнуя Спенсера к вещам, которые ему нравились. Это потому, что она никогда не была уверена во мне, подумал Спенсер. Она не знает, люблю я ее или нет. А я... я хочу любить ее. Я хочу говорить с ней, рассказать ей обо всем. Сегодняшний вечер был неудачным. Он и не мог быть удачным. Слишком многое произошло за этот день.
Оставив дверь на балкон открытой, он снял пиджак и сел за письменный стол. Из среднего ящика он достал пустую папку и несколько листков чистой белой бумаги. Затем повернулся, вынул из внутреннего кармана пиджака ручку и начал писать.
«18 июля. 6.50 вечера. Майлс звонит мне в контору, и мы договариваемся встретиться в «Брюсселе». Я сообщаю Лэрри о звонке Майлса и нашей встрече. 7.30 вечера. Я встречаюсь с Майлсом в «Брюсселе». Он рассказывает мне о визите чиновника из ФБР и дает продиктованную им секретарше запись вопросов, предложенных ему чиновником, и своих ответов. Совет Майлса: ехать в Вашингтон и добиться личной встречи с Дж. Эдгаром Гувером.
8.20 вечера. Иду к Лэрри. Лэрри читает записи Майлса.
19 июля. 1.30 ночи. У меня не было возможности поговорить с Джин».
Написав эти слова, он несколько минут сидел, глядя на бумагу. Затем положил этот листок вместе с записями Майлса в папку, убрал ее в средний ящик — единственный, в котором замок был в исправности, — запер его и присоединил ключ к связке других ключей. Потом затворил балконную дверь, прошел в спальню и лег, не раздеваясь.
Хотя все еще было очень жарко — Брюс оказался прав: гроза не принесла прохлады, — Спенсер спокойно уснул. Правда, он забыл выключить свет в гостиной, чего никогда не случалось с ним прежде. Но заметил он это только утром.
6. Четверг, 19 июля, 7.45 утра
Спенсер завтракал, когда услышал, как щелкнул ключ во входной двери. Пришла горничная
— Доброе утро, мистер Донован!
— Доброе утро, Эмма!
— Вы сегодня что-то поздно завтракаете, — заметила она.
— Нет, — ответил Спенсер. — Сейчас без четверти восемь. Это вы пришли рано.
Она вошла в гостиную, полная маленькая женщина лет тридцати, с широким приятным лицом. Она завязывала фартук.
— Никогда не угадаешь с этой подземкой. То нужно ждать двадцать минут, а то, как сегодня, поезд приходит секунда в секунду. — Она посмотрела на Спенсера. — Вы нашли все, что было необходимо?
— Да, спасибо, — ответил Спенсер.
Он просматривал газету.
— Сегодня опять жарко. Еще хуже, чем вчера.
— Вот как?
— Да. Наверно, дождь мешал вам спать этой ночью?
— Нет, ничего, — ответил Спенсер.
Окончив завтрак, он сложил газету и встал.
Эмма направилась в кухню.
— Извините, что я разбила стакан.
— Пустяки, Эмма. Купите другой. Я дам вам деньги.
— Не нужно, — сказала Эмма. — Я разбила, я должна заплатить.
— Чепуха, — ответил Спенсер.
Он выходил, когда она крикнула ему вслед: