Страница 34 из 50
И зачем, спрашивается, я тратился на дорогущий фрак и на все прочее? А еще орден «Почетного легиона» нацепил. А в особняке Комаровских долго вертелся перед зеркалом, прихорашивался, орден пытался укрепить так, чтобы сидел красиво и ровненько. Раза два перекреплял. Хорошо, что он на булавке, а был бы на винте, костюм бы попортил. Интересно, понадобится ли мне фрак еще раз?
Зато тестю и теще я понравился, а Наташка сказала, что я у нее самый красивый. Что ж, уже не зря фрак пошил. Единственный член семьи, который ничего не сказал — Викуся, зато она поагукала и попыталась ухватить ручонкой за красную орденскую колодку. Я собрался взять дочку на руки, но мой порыв был остановлен бдительной тещей:
— Олег, побереги фрак. Девочка только что поела, мало ли что…
Лучше прислушаться к словам умного человека. Я ведь уже давненько был молодым отцом, позабыл, как оно все бывает.
В Елисейском дворце все во фраках, за исключением некоторых чиновников. Так что, будучи таким красивым и элегантным, я особого впечатления ни на президента, ни на своих коллег не произвел. Правда, завистливо косились на орден, но это нормально.
Зато следующее действо не слишком радовало, потому что оно представляло собой пресс-конференцию. И избегнуть этой участи я не мог, потому как — так положено. И ко мне уже давно приставали и из МИД, и из президентского дворца — мол, когда? А мне так не хотелось показывать фотографам свою физиономию, хотя она уже и «засветилась». Одно утешает, что по здешним фотографиям в газетах сложно кого-нибудь опознать.
А вот мои коллеги, перекинувшиеся парой слов с устроителями пресс-конференции, благополучно улетучились.
Услышал краем уха, что и португалец, и датчанин ссылались на некие срочные дела, ожидавшие их в посольствах, но подозреваю, что все так и было задумано. К тому же, мои коллеги не хотели выглядеть глупо. Ну, кому во Франции интересны Португалия с Данией? На карте, разумеется, эти страны отыщут (не американцы из баек Задонова), из датчан вспомнят великого сказочника, а из португальцев, скорее всего, вообще никого не вспомнят. А если они станут сидеть за одним столом со мной, а вопросов к ним не будет, то это досадно и для них лично, и некая проруха для их государств.
Зато полпред из Советской России, избегающий встреч с акулятами пера, наконец-то предстал на растерзание прессы.
Представитель администрации, отвечающий за разговор с прессой, русского языка не знал, а переводчика взять не догадался. Стоял и хлопал глазами, размышляя — а владеет ли русский посол французским? Он что, не присутствовал в зале во время вручения грамот? Я же произносил слова благодарности правительству Франции и выражал уверенность в укреплении нашей дружбы и сотрудничества.
Вообще-то, это прокол со стороны французов. Такие вещи должны обсуждаться заранее. Хорошо бы еще, чтобы журналисты заранее передавали свои вопросы, а идеале — готовили свой вариант ответов.
— Мсье, а вы не возражаете, если вместе с вами поработает мой пресс-секретарь?
Сотрудник Елисейского дворца отчего-то не возражал, хотя это была его работа и отдавать бразды правления он не должен. Ну, коли ведущий роняет вожжи, так мы их сами и подберем. Пусть присматривает за стенографисткой, сидевшей в уголочке, чтобы та заносила все вопросы-ответы правильно.
Николай Степанович Гумилев, которого я взял с собой в качестве советника на пресс-конференцию, был еще более элегантен, нежели я, хотя он и не щеголял во фраке, а был одет в обычный костюм-тройку.
Когда уселся за стол, кивнул Гумилеву:
— Николай Степанович, можно начинать. — Обратившись к журналистам, сидевшим и стоявшим в зале, напомнил: — Господа, огромная просьба: когда вам предоставят слово, то назовите не только свою газету, но и свое имя. Так мне будет проще отвечать.
Поэт и фронтовик, разумеется, вначале предоставил слово даме, единственной представительнице прекрасного пола среди присутствующих здесь журналистов. Кстати, довольно-таки миловидной, лет тридцати-тридцати пяти.
— Прошу, мадмуазель, — галантно склонил голову Гумилев, но вместо спасибо услышал возмущенное:
— Мадам…
Никто в зале даже не осмелился засмеяться или сказать какую-нибудь шуточку, а Николай Степанович, не моргнув глазом, поправился:
— Мадам?…
— Козетта де Брюнхофф, французский журнал «Вог».
Благодаря Наташе, я знал, что «Вог» — это американский журнал, имеющий национальные издания, в том числе и во Франции. А мадам де Брюнхофф — главный редактор журнала. Допускаю, что на встречу с русским полпредом в Елисейском дворце аккредитацию дали лишь главреду, но какое отношение имеют моды к Советской России? Неужели меня начнут спрашивать о женских модах? Я и в своем мире за модой не следил, а уж здесь-то… Теща недавно спрашивала о моде.
— Мсье Кусто, а это правда, что в Советской России женщины вынуждены ходить в мужских костюмах?
— Ви, мадам, — грустно отозвался я. — Наши женщины ходят и в платьях, и в шинелях, и даже в мужских костюмах. Но хочу вам заметить, что костюм в гардеробе русской женщины, пока еще редкость. В нашей стране нет модельера, который бы смог превратить мужской костюм в женский вариант одежды.
Ну не говорить же этой Козетте, что у нас имеются и такие женщины, что вынуждены ходить в галифе? Правда, кроме покойной Аглаи (уже забыл фамилию девушки), я в кавалерийских штанах никого не видел. Но все-таки, наши женщины предпочитают юбки и блузки, другое дело, что шить-то их не из чего. Перекраивают одежду, доставшуюся от старших, воруют шторы, в общем — как могут, так и выкручиваются.
Думал, что мадам Козетта кивнет и сядет на место, но она продолжала стоять:
— Мсье Кусто, еще один вопрос — насколько правдивы слухи о том, что в России обобществляют женщин?
А что, во Франции до сих пор ходят такие слухи? Такие слухи ходили у нас, в году этак, в восемнадцатом, да и то потому, что их запустил какой-то дурак, или провокатор. Возможно, наши «друзья» из белоэмигрантской прессы.
— Прошу прощения, мадам, — склонил я голову. — Я вас уверяю, что это только слухи и гнусные инсинуации. Правительство Советской России выступают за традиционные ценности, считая, что семья — это ячейка государства. Кроме того, у нас провозглашено равенство мужчин и женщин. Если провозгласить общность женщины, то следует провозглашать и общность мужчин. Но разве чья-то жена захочет делиться своим мужем с другими женщинами?
Залу стало весело, а мадам редакторша не унималась:
— А разве коммунисты не против частной собственности? И, разве женщина в браке не является собственностью мужчины?
— Нет мадам. Брак — это добровольный союз мужчины и женщины, целью которого является создание семьи, рождение и воспитание детей. В нашей стране права супругов равны. Если мы заговорим о том, что жена — собственность мужа, то и муж, таким образом, является собственностью жены. Но если мужа или жену что-то не устраивает, то брак можно свободно расторгнуть.
Такое впечатление, что мадам представляет не журнал мод, а какой-нибудь феминистический журнал. Вон, опять ей неймется.
— Вы говорите, что семья — это ячейка государства, что главная задача семьи — рождение детей. Как же тогда понимать, что ваше правительство разрешает аборты?
Ну дает тетенька! Как же она глубоко копала. Я и сам не в курсе — разрешены ли у нас аборты, или нет? У нас, в эту эпоху, так было — то разрешали, то запрещали.
— Наше, то есть, мое правительство исходит из того, что ни одна женщина не пойдет делать аборт, если ее к этому не принуждают обстоятельства. А обстоятельства бывают самыми разными — материальное положение, болезнь и прочее. Не скрою, что в нашем обществе отношение к абортам отрицательное. Но если запретить делать аборты официально, то женщины станут делать это подпольно. А где гарантия, что они не воспользуются услугами шарлатанов, или просто аборт, проведенный где-то, в несоответствующих условиях, не станет причиной смерти матери? Аборт — это очень деликатное дело. Государство заинтересовано в том, чтобы в стране рождалось как можно больше граждан, но все должно быть разумно.