Исполняющий обязанности

Имя Умберто у меня связано с двумя выдающимися людьми. С писателем Умберто Эко, а еще с Умберто Нобиле, конструктором дирижаблей и полярным исследователем. Оба персонажа крайне интересные, но коли речь идет о воздушных шарах, то это точно, Умберто Нобиле. В моей реальности Эко уже умер, а вот родился ли он в здешней? Нет, ему еще только предстоит родиться. Лет через десять.

— Я с ним познакомился… в общем, — дернул щекой Гумилев, — неважно, где я с ним познакомился, но это было в Париже. Я уже побывал в Абиссинии, мы как раз говорили об экспедиции, вспомнили роман Жюля Верна.

— Пять недель на воздушном шаре, — кивнул я, вспоминая книгу, читанную еще в детстве. Содержание помню не слишком подробно, но речь там шла о перелете Африки на воздушном шаре. Кажется, это первый из научно-фантастических романов Жюля Верна. А познакомился Гумилев с Умберто у его земляка — художника Модильяни. Но это и на самом-то деле не существенно.

— Летать над Африкой на воздушном шаре — нелепо, — хмыкнул Гумилев. — Видел я аэростаты — их для разведки использовали, так и летят они по воле ветра, а если в оболочку попадет пуля, так считай и все. Хорошо, если плавно сдуется шарик и спустится, а не упадет, а если нет?

Вот здесь я с поэтом согласен. Воздушный шар — штука неуправляемая. А вот дирижабль — это совсем другое. Что я о нем помню? Дирижабль — управляемый воздушный шар, с кабиной и с двигателем. И с рулем, естественно. Шар, то есть, каркас, может быть мягким, жестким. Заполнен водородом. Водород, если не ошибаюсь, извлекают так: пропускают пар над раскаленным углем. Как это делается технически не знаю, но знаю, что это давно умеют делать. Одна беда, что водород опасен. Значит, нужно что-то другое, вроде гелия. А вот умеют ли у нас получать гелий, я даже и не знаю. В моей истории его и добывают, и извлекают из природного газа, но как? И тут из меня плохой подсказчик.

Высокой скорости дирижабль не разовьет, маневренность не слишком хорошая. Это все минус. А вот имеются и плюсы. Далеко летает, груз может поднимать. И аэродрома ему не нужно. Ежели бы дирижабль сконструировать у нас, да запустить хотя бы небольшой серией — так вышло бы вовсе не плохо. Есть у меня навязчивая идея построить железную дорогу от Воркуты, вот тут бы он и пригодился. Те же рельсы со шпалами таскать, не дожидаясь начала навигации. Да и рабочих можно доставлять. Впрочем, на стройках первых пятилеток придумали бы, где использовать. А скорость? Так на кой она?

Так, а сможем ли мы строить дирижабли? Каркас, мне кажется, отыщем, из чего сделать. Водородом закачаем. Кабину тоже соорудим, хоть из фанеры. А двигатель? С двигателями имеются сомнения. Но как мы узнаем, если не попробуем?

Но все-таки, возможно, что знакомец поэта, это не Нобиле, а кто-то другой?

— А вы не вспомните фамилию вашего приятеля-итальянца?

— Какой же он мне приятель? — возмутился Гумилев. — Так, знакомый. А вот фамилия… Имя-то помню, Умберто, а фамилию…

Николай Степанович призадумался. Можно бы и мне самому назвать фамилию, но пусть подумает, а иначе как мотивировать, что мне известен какой-то итальянский инженер?

— А вы попробуйте вспомнить по ассоциациям, — предложил я. — Кажется, был папа римский по имени Умберто? Кто там еще у нас имеется?

Николай Степанович в растерянности развел руками.

— Нет, на ум ничего не идет.

— А какие-нибудь случайные слова? Скажем — мармелад, шампанское, поэзия, динамит, деньги, слава…

— Точно! — вскинулся Николай Степанович. — Вы, как динамит упомянули, я и вспомнил, что фамилия итальянца очень похожа на Нобиль, только он Нобиле.

Ага, про динамит он вспомнил, как же. Взять нитроглицерин и пропитать им сахар, чтобы был безопасен при обращении[4]. Нет, динамит здесь не при чем. Кто же из поэтов или писателей не мечтает стать лауреатом Нобелевской премии?

— Значит, зовут вашего итальянца Умберто Нобиле? — на всякий случай уточнил я. — Он инженер, был преподавателем, работает над изобретением управляемых воздушных шаров?

— Вот про управляемые шары ничего не скажу, — ответил Николай Степанович. — Возможно, я про это не слышал, или слышал, но пропустил мимо ушей. А почему вы решили, что Умберто работает над управляемыми шарами?

Вот ведь, зануда какой! Задает каверзные вопросы похлеще одного моего приятеля.

— Так зачем нужно работать над неуправляемыми шарами? — хмыкнул я. — Шарик, он шарик и есть. Надул его водородом или теплым воздухом, знай себе летит. Если на канат привязать, тогда обратно затащим. А управляемому нужно и оболочку соответствующую придумать, и двигатель установить, и придумать, как водород сделать побезопаснее.

Дирижабли в Советском Союзе строили. В тридцатые годы, если не ошибаюсь. А уж не Умберто-то ли Нобиле к этому руку прикладывал? Возможно, но я могу и ошибаться, существовал какой-то проект по транспортировке газа из Уренгоя как раз с использованием дирижаблей. А коли Уренгой — так это уже семидесятые годы.

— Николай Степанович, а вы сможете отыскать господина Нобиле? — поинтересовался я. — А при встрече сообщить, что его работа очень интересует Советскую Россию и мы готовы создать ему все условия? Соединенные штаты — это прекрасно, но там изобретателей своих хватает.

— Адрес он мне оставил, а вот согласится ли работать в России — сказать сложно, — пожал плечами Гумилев. Посмотрев на меня, Николай Степанович улыбнулся. — Впрочем, если Умберто станете уговаривать вы — так у вас, скорее всего, получиться.

— Но вначале попробуйте вы, — сказал я. Подумав, полез в стол и вытащил еще несколько бумажек. — Еще пятьсот франков. Расписки не надо. Это, так сказать, на представительские расходы. Сводите Нобиле в ресторан. Все-таки мы не можем допустить, чтобы наш сотрудник мелочился при разговоре с талантливым человеком. Кто знает, может вы на его аэростате по Абиссинии полетите? Ежели, шарик будет управляемым, то почему бы и нет. Правда, скорость у него будет не слишком большая. Все-таки, это не самолет.

— А какая? — заинтересовался Гумилев.

— Километров сто, может — сто двадцать в час, — предположил я, хотя не был уверен в скорости дирижабля. Что я вам, моделист?

Слава богу, что не надо в версты переводить. Но Гумилев уже и сам перевел.

— Олег Васильевич, да в Абиссинии, если за день девяносто верст пройти, так за счастье! Мы больше тридцати- сорока верст за день не шли. Да с такой скоростью можно полсвета облететь.

Уверен, что Умберто Нобиле согласится. Безработный инженер, конструктор, который живет идеей. А вот теперь другой вопрос. А согласятся ли старшие товарищи на «вербовку» итальянца? Смогу ли я обосновать, что молодой республике нужны странные воздушные суда? Но в Совнаркоме люди не глупые. И перспективы оценят, и условия создадут.

Телеграмму я в Совнарком дам. Или лучше мне самому ехать? Нет, напишу докладную записку, изложу собственные соображения и отправлю. Нобиле пока здесь попридержу, денежек дам немножко, чтобы не убежал, подожду ответа от начальства. Потом кого-нибудь назначу в сопровождающие, того, кто понадежнее, и чтобы на жительство итальянца определил, с прочими деталями советского быта ознакомил.

Хотя… А почему я сам это должен объяснять? Пусть товарищ Нобиле сам все это изложит. Жаль, итальянским у нас мало кто владеет, но что-нибудь да придумаю. В принципе, Нобиле должен говорить по-французски, а Владимир Ильич этим языком хорошо владеет.

Глава 15

Кот-оккупант

— Олег Васильевич, на Петровича не сядь! — завопила Светлана Николаевна.

На Александра Петровича⁈

А, нет, на другого Петровича. Мое старинное полукресло, в котором так удобно сидеть, занял иной Петрович — кот четы Исаковых. Оккупант хвостатый. Пользуется моей слабостью. Вон, как красиво разлегся.

Но все равно, это непорядок, чтобы коты начальство с места сгоняли. Этак, сегодня мое кресло займет, а завтра должность. И не факт, что посол из Петровича-младшего получится хуже, чем я. Поэтому, нужно гнать, пока не поздно. Но как это сделать, чтобы кота не обидеть? И Светлану Николаевну тоже. Кот-то простит, а вот его хозяева обиду затаят надолго. По себе знаю.