Страница 3 из 4
– Ты, видимо, совсем не местная? Чего в нашу глушь забралась?
– Здравствуйте. Да вот, заблудилась. Как к вокзалу вернуться, не подскажете?
– Что-то не похоже, что ты тут вокзал ищешь. Уж не 123 ли дом тебе нужен? – неожиданно спросил мужчина. – Его трудно найти, вона какая география у нас тут.
– Да, – опешила Надя. – Старца Сергея ищу, он сглазы снимает и от болезней лечит, может, знаете, как найти? Дали адрес его, а я потерялась тут совсем… последняя надежда у меня на него, врачи ничего поделать не могут.
– Уж не Марина ли дала? Была тут у меня на днях москвичка… дык ко мне в основном москвичи и приезжают. Местные боятся меня… или завидуют. Ишь, «старец Сергей» … неважное это прозвище для исцелителя, зови меня просто Сергеем.
– Так это вы и есть! – изумилась молодая женщина. – Я бы никогда не подумала… простите.
Она спохватилась, что ляпнула что-то не то, способное обидеть странного человека.
– Не бери в голову. Ерунда всё. Ты вроде не хворая. Только вот почки остудила где-то и на придатках немного непорядок. По лужам, что ли, шлялась, ноги промочила? Вон лето какое: и дождит, и холодно, – продолжал он как будто себе под нос, но довольно членораздельно, так что понимать его было не сложно. – Давай-ка вылезем на край, неча посреди колеи торчать…
Они выбрались по толстой доске на какое-то подобие обочины. Тут разговаривать было сподручнее. Пронзительный взгляд Сергея упёрся в глаза девушки, да так, что ей показалось, будто он просветил рентгеновскими лучами её мозг.
– Так ты по поводу дитя пришла? Мальчик? Что с ним? Аллергия, что ли, совсем замучила?
– Как вы поняли? – Надя почувствовала, что от неожиданности аж начала задыхаться.
– Велика наука… сейчас у всех аллергия, вона ко мне мамочки через одну с ней обращаются. Прямо эпидемия какая-то.
– Точно. Ни у родителей, ни у нас такого не было. Врачи говорят, что уже не эпидемия, а пандемия прямо, это когда ещё сильнее.
– Ишь ты, пандемия! Слово-то какое красивое. Не слыхивал ещё, не слыхивал. Да ты, дочка, на это плюнь!
– То есть как плюнь? – не поняла девушка.
– А так и плюнь, слюнями, – засмеялся «старец». – Переживёт он свою аллергию проклятую. Подрастёт немного и переживёт. Она отстанет от него. С полгодика потерпи. И следи за ним внимательно, чтобы в рот ничего аллергического не тянул. Потом все фрукты лопать будет. Покупать замучаешься, ха-ха. А вот орехи, то на всю жизнь. Как тут люди слово умное подсказали – табу. Табу у него на них, на орехи-то эти, на всю жизнь. А вот фрукты он скоро есть будет, не боись, без витаминов не останется…
– Так, может, я его к вам привезу? – Надя не понимала, как это может быть. Ведь она не просто так сюда ехала. Не просто так встретила его посреди огромной лужи. И что же теперь…? Даже не рассказывала ему ничего про Артёмовы проблемы. Всё так просто, и «старец» даже не посмотрит на маленького пациента? Поговорил пространно и болезнь пройдёт? – Вы так точно всё про него увидели, а может…?
– Не стоит, не мучай мальца, не таскай ко мне, я говорю, всё с ним в порядке будет. Другое дело вот у тебя… вернее, с мужиком твоим… вижу, давно у тебя мужа-то не было, далеко он? Моряк, что ли? Редко что-то вы с ним семьёй живёте. Ещё гляжу, тревожное что-то вокруг него. На тёмном фоне он сейчас.
– В армии служит, в Афганистане сейчас, на аэродроме, пишет мне часто. Техником он там, на вертолётах…. А что с ним? – девушка опять почувствовала ватность в ногах.
– Так чего же ты молчишь? Сейчас не о сыне печься надо! Это сейчас главное. Пока вроде ничего, но сгущается вокруг… а кто за него молится-то? – Сергей сначала говорил тихо и медленно, как будто вглядывался куда-то в даль, а может, и во внутрь себя. Но последние слова произнёс громко, и даже слишком громко. Переходя почти на крик.
– Никто… он в партии с девятнадцати лет, коммунист.
– Коммунист, атеист… ну, пусть им и будет, то и не важно вовсе, Богу это совсем не важно… человек он прежде всего – создание Божье… тогда, выходит, я за него молиться буду. Езжай, дочка, домой. Сынишку, понял уже, Артёмом зовут. А вот мужа не разгляжу… Романом, что ли? А, раб Божий Роман… – «дед» описал в воздухе крюк рукой, означающий, что идти надо прямо, а потом повернуть налево. Развернулся и, не прощаясь, направился в свою сторону. Видимо, в сторону дома, где проживал. Отойдя немного, не оборачиваясь, добавил: – Там вокзал, с километр пройдёшь, а потом свернёшь. Заблудишься – людей спросишь, каждый укажет, да и так всё видно… иди с Богом.
Потом обернулся и добавил:
– О разговоре нашем никому не рассказывай, не надо пока…
Часть 3
Афганистан. Военный городок, примыкающий к аэропорту города Кабул. Примерно 13 часов 30 минут.
Роман уже пришёл в себя после стресса, полученного сегодняшними переживаниями. Немного саднила царапина на шее. А также клонило в сон из-за накопившегося недосыпа вкупе с боевыми нервняками. Побудка сегодня происходила затемно, как впрочем, всю крайнюю неделю. Задача ставилась ответственная, поэтому и готовиться начинали рано. К сожалению, ЧП не позволило её выполнить. Но это уже другая история, не от них зависящая. Слава Богу, все остались живы. Техничка, которая возила по аэродрому инструменты и запчасти для боевых машин, была рассчитана и на самих обслуживающих эти машины военнослужащих. Она и подбросила сержанта до военного городка, где, естественно, располагался и медпункт. Туда Рома решил заглянуть, чтобы ему хотя бы намазали зелёнкой ссадину на шее. Очень неприятные были ощущения от пыли и пота, щипало и саднило. В полевых условиях лучше соблюдать правила гигиены и безопасности и даже при царапинах пользоваться антисептиками. Эти эскулапы, конечно, начнут запихивать в него антибиотики на всякий случай. Но их он точно брать не будет, а сошлётся на аллергию. Это сейчас болезнь новая, модная, никому по большому счёту не понятная. И, как говорили врачи в Москве, когда они с женой водили к ним сына, интеллигентская. Вроде как и не болезнь пока по их медицинским нормативам, но вещь уж больно неприятная. А он что, не интеллигент что ли? Вот пусть и засунут свои таблетки…
У медиков было, как обычно, людно. Несколько человек сидели на стульях и ящиках вдоль брезентовой стенки большой палатки, чем, впрочем, и являлось это вспомогательное медицинское учреждение. Серьёзно раненых тут не было, их старались сразу отправлять в госпиталь на «большую землю». Лишь совсем лёгкие, с небольшими травмами, расстройством желудка, простудившиеся и тому подобное. Пока Роман ждал, его окончательно разморило. Он прижался головой к стойке каркаса и моментально провалился в сон. Сначала ему, как в замедленном кино, предстала картинка появляющегося из пола кабины вертолёта фонтанчика, нарастающей струёй бьющего из перебитого топливопровода. Он инстинктивно глянул наружу, чтобы определить высоту и перспективу дальнейших событий. В иллюминатор сержант увидел облачко, как будто приближающееся к вертушке. Облачко ужасно напоминало ангела, которого ему в какой-то старой книжке показывала бабушка, когда он был ещё совсем ребёнком. Похоже, заснул он довольно крепко, потому что увидел, будто в немом кино без звука, жену Надю, стоящую посреди разъезженной грунтовой дороги и разговаривающей со странным мужичком, у которого в руках почему-то присутствовала авоська с надкусанным батоном хлеба. Этот батон очень контрастно и ярко запечатлелся в видении. Дальше плёнку ускоренно отмотали назад. Он вспомнил и тут же увидел, как делал Надежде предложение. Господи, а ведь с тех пор прошло уже практически пять лет. Точно, как же летит время! Он уезжал в Будапешт, и его провожала на вокзале девушка по имени Рита. И все уже решили и договорились, что она его невеста. Особенно родители, причём, в первую очередь между собой. Да и они с Ритой как бы были не против. Можно сказать, даже об этом условились. Так что никто и не возражал. Когда поезд тронулся, и девушка осталась на перроне удаляющегося Киевского вокзала, Рома даже как-то с облегчением вздохнул, что они расстаются. Он пошёл в купе устраиваться, а заодно обдумывать, как ему придется проставляться в общаге по поводу намеченных изменений в семейном статусе. Там, в Будапеште, Романа ждали друзья из интернационального студенческого братства, с которыми он делил…, да чего он только с ними не делил. «А ведь теперь всё», – подумалось ему. Это конец его вольной жизни. Ещё три месяца, и он перевернёт такую милую, беззаботную страницу своей жизни. Он уже не будет холостым и свободным! А что дальше? Далее взрослая и серьёзная семейная рутина? Ну, почему же рутина? Дальше учеба, окончание института, второе высшее в Москве, которое он получает заочно в институте имени Плеханова, а по-простому – Плешке. Карьера. Но эти три месяца в Венгрии, которые остаются до свадьбы, он проведет на полную катушку. С мальчишниками, студенческим пьянством, девчонками, ох, уж он оттянется… Он даже вспомнил новое слово, которое услышал от своего младшего брата. Оно только-только появилось и ещё не поголовно вошло в обиход. Звучало выражение забавно и жизнеутверждающе – трахаться! Раньше он слышал только – фачиться или факаться, все произносили по-разному. А происходило оно от английского обозначения этого процесса. Да, отстал он в своей Венгрии от современного молодёжного советского языка. Как здесь по-иностранному говорят, сленга.