Страница 19 из 29
Наконец кинолента закончилась. Зажегся свет, и высидевшие весь сеанс стали перемигиваться, как бы обмениваясь взаимными поздравлениями. Кэтрин, опустив голову, сразу же направилась к палубе. Мэдден последовал за ней. Выйдя наружу, она остановилась. Вокруг почти никого не было. Сама тишина этого места усугубляла ее состояние. Она не могла смотреть на него; ей казалось, что ее душа вся как есть на виду. И самое ужасное, что ей было необходимо все это скрыть – все, что терзало ее.
– Я, пожалуй, спущусь к себе.
Она так и не поняла, как ей удалось произнести эти слова с почти нормальной интонацией.
– А стоит ли? – улыбаясь, ответил он. – Разве Нэнси не умоляла нас оставить ее, чтобы она занималась своей ролью? Давайте еще пройдемся по прогулочной палубе.
Его тон был совершенно естественным, так что она не могла понять, догадался ли он о ее ужасной катастрофе. Она отвела глаза, повторяя:
– Мне надо идти. Уже поздно.
– Еще не так уж поздно, и у нас сегодня почти не было прогулок. И вам ведь нравится на палубе, когда сумасшедший ветер?
Невероятным усилием воли она заставила себя посмотреть на него. Дружелюбное недоумение в его глазах страшно ранило ее.
– И вы идите к себе, – сказала она. – Эти дурацкие фильмы меня утомили.
– Ну, раз так, – улыбнулся он с сомнением, – пожелаю вам спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Наконец-то ее слова прозвучали естественно. Затем, заставив свои одеревеневшие губы изобразить небрежную улыбку, она повернулась и поспешила к лестнице, оставив его на палубе одного.
На палубе «С» она остановилась, прижав руку к горлу, сердце ее глухо колотилось – она чувствовала, что задыхается. В таком состоянии она не могла предстать перед Нэнси – сначала следовало собраться с силами, принять бесповоротное решение. Мысль о Нэнси причинила ей новую муку, производную от той, предыдущей острой боли. Она быстро направилась вперед по проходу и вышла через полубак к передней части судна. В темноте она несколько раз споткнулась о лебедки и палубное оборудование. Ей было все равно. Никакая физическая боль не могла сравниться с душевными терзаниями. Наконец она добралась до носа корабля, и там ее, вцепившуюся в поручни, настиг ветер, объяла безмерная пустая тьма и оглушил грозный рев моря. Раздавленная агонией боли, она наконец дала волю слезам.
Глава 9
К утру ветер стих, небо прояснилось, а море, хотя и неспокойное, поумерило пыл. В десять часов, когда Нэнси присоединилась к Мэддену на прогулочной палубе, Кэтрин с ней не было.
– Привет! – воскликнул он. – А где вторая спутница?
– Спутница еще спит, – весело ответила Нэнси. – Головная боль!
Он посмотрел на нее с некоторым удивлением:
– Я слышал, как она на днях сказала, что у нее никогда не болела голова на борту.
– Возможно, она при этом не постучала по дереву, – сказала Нэнси с легким смешком. – Не делай круглые глаза, дорогой. Зато твоя возлюбленная прекрасно себя чувствует.
Он улыбнулся, глядя на нее:
– Тогда почему ты не пришла на утреннюю гимнастику?
Нэнси скорчила гримасу. Она была в приподнятом настроении и полна задора, чем сильно отличалась от себя вчерашней, когда вечером с серьезным видом просила ее не беспокоить. Все объяснялось ее реактивным темпераментом и прекрасным самочувствием, вызванным свежестью этого утра. Она радостно ответила:
– Не наезжай на меня, дорогой. Пока мы не поженимся. А теперь помолчи и дай мне сигарету.
– Ты не будешь курить мои? – поднял он бровь, глядя на нее. – Я так и думал! Придется найти тебе другие.
Они поднялись на лифте в главный зал, где он заказал большую пачку ее любимых сигарет. Глядя на Нэнси, он подумал, что никогда не видел ее более прекрасной. Стройная, по-мальчишески дерзкая, в пальто из верблюжьей шерсти, плотно облегающем фигуру, она выглядела так, что у него перехватило дыхание. Ее мягкие кудри были зачесаны назад. Губы умело подкрашены.
– Ты действительно любишь меня, Нэнси? – тихо спросил он.
Она отложила в сторону сигарету. Неожиданно на нее нахлынула волна глубокого чувства. Всю ее легкомысленность как ветром сдуло. Она замерла, внезапно осознав, как сильно она привязана к Крису, как много он для нее значит. Строго взглянув на него из-под опущенных ресниц, она просто ответила:
– Всем сердцем.
Последовала пауза. Его лицо просияло. Он быстро схватил ее за руку. На секунду их пальцы переплелись, затем с легким смущенным смешком она отстранилась, пытаясь вернуть самообладание.
– Помни, что мы посредине Атлантики, – беззаботно заявила она и взяла его под руку.
Они постояли минуту, изучая доску объявлений, затем, когда они повернулись, чтобы подняться по лестнице, взгляд Мэддена упал на витрину цветочного магазина и в голову ему пришла внезапная мысль.
– Кстати! – словно спохватился он. – Мы должны послать цветы Кэтрин. Это ее взбодрит.
– Отличная идея, – согласилась Нэнси. – Пошли ей гвоздики. Кэтрин их обожает. И посмотри, дорогой, какая прелесть эти лиловые орхидеи, – разве они не великолепны? Я сама от них без ума.
Он бросил на нее быстрый взгляд, затем рассмеялся и, зайдя в магазин, заказал гвоздики для Кэтрин. Орхидеи Нэнси взяла сама.
На обед Кэтрин не явилась, и прошло часа два, прежде чем они наткнулись на нее в укромном уголке на верхней палубе. Она, казалось, уютно устроилась в шезлонге под пледом и выглядела совершенно спокойной, рядом с ней стоял поднос с остатками обеда, так что она по крайней мере хоть что-то съела.
– Привет, дорогая, – пропела Нэнси. – Как твоя голова?
– Намного лучше, – невозмутимо улыбнулась им Кэтрин со своего ложа. Она повернулась к Нэнси. – Я думала, вы играете в настольный теннис.
– Да, мы как раз собираемся. Это соперничество – такая скука. Но ты же знаешь, как заводится Крис.
– Мы тут беспокоились о вас, Кэтрин, – поколебавшись, включился в разговор Мэдден. – С вами действительно все в порядке?
– Абсолютно. Но в последнее время я слишком переупражнялась. Я сбавлю обороты до конца пути.
Как бы все еще неудовлетворенный ее ответом, он сказал:
– Так странно было не видеть вас сегодня за столом. А утром – в спортзале… Мне вас очень не хватало.
– Я сожалею об этом.
Он вперил в нее взгляд, как будто испытывал неловкое замешательство из-за того, что она так спокойна и безучастна. Нэнси, тихонько напевая, направилась в сторону теннисных столов, а он остался, словно не желая покидать это место.
– Вам передали наши гвоздики?
– Ну да, Крис. – Она помолчала. – Но не могли бы вы больше этого не делать, пожалуйста? Правда, лучше не надо.
Это, похоже, еще больше его озадачило. Еще немного поколебавшись, он спросил, как будто его осенила внезапная догадка:
– Я, случайно, не допустил ничего такого, что могло бы вас рассердить?
Она мельком глянула на него.
– Не кажется ли вам, что сегодня мы придаем слишком большое значение пустякам? – с любезностью в голосе пробормотала она. – Разумеется, вы не допустили ничего такого, что могло бы меня рассердить. Я просто чувствую, что хотела бы побыть одна.
Он покраснел. На секунду в его глазах отразилась боль. Затем он справился с собой.
– Простите, Кэтрин, – тихо сказал он. – Я совсем забыл, что у вас болит голова. И прошу прощения за свою навязчивость.
Он повернулся и пошел вслед за Нэнси.
Кэтрин откинулась на спинку шезлонга, положив книгу на колени, как будто просто созерцая море и небо. Кто бы знал, какую боль она перенесла, какой тяжкий и невыносимый груз лежал у нее на сердце. Как если бы она умышленно, повинуясь внутреннему импульсу, вонзила нож себе в грудь. Ей было холодно. Все, что у нее оставалось, – это крошечный свечной огонек утешения, что в течение долгих часов бессонной ночи она все же пришла к правильному решению. Любой ценой она будет отстаивать свою личную целостность. И она скорее умрет, чем бросит тень на счастье Нэнси.