Страница 13 из 14
Еще ночью Петр расписался в приказе о приеме полка и отдал приказание всем сниматься. Это касалось и БАО, который официально был приписан к 13-му ГвОРАП. Поэтому поспать не удалось, так как баошники собирали все имущество, включая постельные принадлежности. Тремя эшелонами все это поедет в новое место. Заодно Петр осмотрел РЛС «Наяду», которую разбомбили немцы. Фактически сильно повреждена электростанция и вертикальный передатчик. Приказал все грузить на платформы, так как транспортную эскадрилью «прихватизировал» штаб Западного фронта. Часть улетела с другими эскадрильями, в общем, хватит только на перевозку штабных бумаг и л/с штаба. По приказу наркомфлота ему было не рекомендовано светить свое появление в полку, поэтому передал телефонограмму Жаворонкову, чтобы вернули Ли-2. И вылетел в имеющемся составе в тыл.
Боголюбово — это больше собирательный образ, аэродромов там была целая сеть, просто штаб размещался в бывшем монастыре, и там же были казармы для сержантов и «кельи» для командиров на переучивании или на отработке боевого применения в ЗАПах. Аэродромы находились на обоих берегах Нерли, притока Клязьмы. Высокий монастырь использовался для антенн радионавигации АДД. Самый большой аэродром мог свободно принять 80–90 самолетов-бомбардировщиков. Поселок рядом с ним носил «характерное» название «Сокол». Туда полк и приземлили. Общая площадь, отведенная под этот аэродром, равнялась 20 квадратным километрам. Зима, от снега чистят только полосу и стоянки для бомбардировщиков, а ГГ-3с лыж не имел. Мы просто этим не заморачивались, так как там требовалось дополнительно ставить тросовую лебедку, жутко ненадежную, вечно заедавшую. ЛаГГ-3 м имел лыжи, но далеко не во всех полках их использовали. Снегоукладчиков на аэродроме было только два. Собственные застряли где-то по дороге во Владимир, из-за неисправности буксы их отцепили. Пришлось привлекать в том числе и летный состав, чтобы нормально разместить машины. А 5-й пап (перегоночный авиаполк) за трое суток перегнал из Можайского 72 самолета. Семнадцать собственных, из них 16 требуется куда-то сдать, да и, несмотря на приказ добираться в Боголюбово поездом, все группы, находившиеся на профилактике, предпочитали прилетать на своей технике. Типа, «не бросать же самолеты!» Петр связался с генералом Жаворонковым, и тот направил 64-й апОН забрать излишки. Наши самолеты ушли в Ленинград и в Мурманск. Местное начальство успокоилось, организовали «культурную программу», с выездом во Владимир. Лучше бы они этого не делали… Восемнадцать действующих госпиталей в городе, куча инвалидов на улицах. Милостыню, правда, не просят, больше папироски и табачок «стреляют». Три госпиталя были госпиталями ВВС. Так что поход в театр оставил тяжелое впечатление, так как 80 процентов зрителей были раненые, обгоревшие летчики, штурманы и стрелки. После спектакля кто-то организовал танцы в фойе Народного дома, участие в которых приняли актрисы местной труппы и немногочисленные зрительницы. Затем, откуда ни возьмись, появилась большая группа девушек в военной форме с авиационными петлицами. Во Владимире существовала школа ШМАС, где готовили младших авиационных специалистов: оружейников, прибористов и масло-топливозаправщиков, укладчиков парашютов. Вот оттуда и привели целую роту или даже больше. Конферансье сразу же объявил «белый» танец. К Петру подошла местная «прима», ох, зря она это сделала, до этого уже успела потанцевать с большинством обладателей медали Золотая Звезда в полку. Ее, видимо, этот металл притягивал. В спектакле она играла роль Вари, невесты главного героя симоновской пьесы «Парень из нашего города».
— Наталья, — представилась она.
— Петр, очень приятно.
— Мне сказали, что вы командир полка и имеете больше всех сбитых, — сказала она после того, как убедилась, что ее ноги находятся в безопасности, и их не отдавят. — Говорят, что это про вас писали в «Правде» четыре дня назад, обозначив вас как майора «N», что вы в одном бою сбили семь немецких самолетов, причем пятеро летчиков были немецкими асами.
— Насчет пяти асов — не знаю, не интересовался их счетами. Одного видел, с Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Это точно.
— А что вы испытываете, когда видите сбитый вами самолет?
— Я их обычно не вижу. Они уже не представляют опасности. Поэтому ничего особенного не чувствую.
— Никогда не видели, как он падает?
— Ну, несколько раз видел, только не само падение, а летящие на меня крупные осколки, там, крыло или полфюзеляжа, от которых приходилось уворачиваться.
— А как вы это делаете? Телом?
— Нет, самолетом, двигаешь руками и ногами, чтобы изменить его положение относительно обломков.
— А почему вы не «Герой»?
— Видимо, не достоин.
— Но мне сказали, что у вас — сорок пять сбитых?
— Сорок пять, шесть на той войне, с финнами, остальные на этой.
— Странно, мне многие летчики говорили, что за пятнадцать сбитых положено такое звание.
— Это звание не полагается. Его присваивают. Мне не присвоили, но меня это совершенно не волнует. Я — не артист, я — летчик. Реакция публики меня не интересует. Мне важно только отношение ко мне моих товарищей.
— Но звание — это признание заслуг!
— Значит, я их еще не имею. Прошу! — он передал молодую женщину в руки ее художественного руководителя, заслуженного артиста Я. А. С. С. Р. В. Д. Бутурлина, который зорко наблюдал, чем занимается «прима». Кто-то за званиями в бой идет, а кто-то в удаленный театр едет на пару лет. Якутск — город контрастов!
«Прима» на этом не успокоилась, на следующий день они заявились на аэродром, дали какой-то концерт для формирующихся МТАБовцев и возжелали сфотографироваться возле Петиного самолета, и непременно вместе с ним.
— Извините, у меня нет времени, полк готовится вылететь на фронт. Куча дел.