Страница 70 из 122
Глава 30
Зоя ошиблась, посчитав что семи талеров Генриха хватит на месяц проживания в красивом доме. Миловидная фрау средних лет по имени Функель с улыбкой сообщила, что хорошая квартира в одну спальню и столовую обойдётся им в два талера в неделю. Причём она берёт деньги вперёд и за четыре недели сразу. Надо было отказываться… Но что это была за квартирка! Светлые обои, спальня с большой кроватью, столовая с отличной мебелью и сервировкой. Маленькая кухня, и та была мила. А ещё в квартирке была великолепная ванная комната с толстым ковром, большим зеркалом и роскошной ванной.
— Подача горячей воды, как и отопление зимой, централизована, — сообщала фрау Функель, поворачивая бронзовый вентиль. — Вот попробуйте, фройляйн, — она предложила девушке прикоснуться к струе воды, что полилась из крана. И Зоя прикоснулась.
Девушке, которая выросла среди суровых монахинь, где горячая вода была всего один раз в неделю, в субботней бане, а остальное время приходилось мыться водой холодной, ванная показалась чудом. Теперь же она ступала по ковру в ванной, чувствовала, какой он мягкий, и мечтала наступить на него босой ногой, а ещё хотела посмотреть на себя в это огромное зеркало.
— А утром кофе можно пить на балконе, — продолжала женщина. — Пойдёмте, я покажу.
На маленьком балкончике стоял белый миниатюрный столик и два стульчика к нему. Больше ничего на балконе разместиться не могло, но больше там ничего и не должно было размещаться.
— Если вы не боитесь солнца, то утренний кофе можно пить прямо тут. Так поступают многие жильцы, — продолжала приятная дама расхваливать квартирку.
Вот только в этом уже не было необходимости, Зоя умела сохранять спокойный и даже холодный вид, если это было нужно, но вот в душе она всё ещё была девочкой из строгого монастыря, которой в детстве даже представить подобную роскошь, как мягкий ковёр и горячая ванна, было непросто. Но оставался ещё один вопрос. Главный вопрос, и девушка его задала:
— А есть ли в квартире чёрный ход?
— Конечно. Для горничной и кухарки имеется отдельный вход через кухню, — сообщила ей фрау Функель. — Пойдёмте, я покажу его вам.
Решение было принято, как только дева увидела, что чёрный ход ещё ведет и на чердак, где прислуга жильцов сушит бельё.
— Мы готовы заплатить, — произнесла она, кивнув Ройке: доставайте деньги, Генрих. А талер, что ему не хватало для оплаты месяца, девушка добавила из своих.
— Прекрасно, — улыбалась милая дама, пряча деньги. И, доставая откуда-то из юбок связку ключей сказала: — До второго июля вы имеете право проживать в этой квартире. Это вам вторые ключи, первые в двери, — и, отдав их Зое, спросила у Генриха: — Герр Ройке, если я правильно поняла, квартиру будем регистрировать на вас?
— Да-да, я привезу паспорт завтра, — заверил её молодой человек.
— Тогда до свидания, — сказала фрау, улыбнулась и покинула эту очаровательную квартирку и молодых людей. А Генрих, оставшись в квартире с девушкой наедине, вдруг стал немного нервничать и даже покраснел самую малость.
— Мне нужно… отогнать экипаж в мастерскую…
— Ну так отгоняйте, — согласилась девушка. Она мысленно уже была в ванной.
— Но потом я бы хотел приехать… Обсудить дело, — молодой человек продолжал нервничать.
— Какое дело? — спросила Зоя абсолютно невинно.
— Ну, про рубин, — ответил ей Генрих.
— Ах, про рубин, — она улыбнулась. — Да, конечно, нам уже пора начинать готовиться.
— Я постучу каким-нибудь условным стуком, — предложил Ройке. — Чтобы вы знали, что это пришёл я.
Но вместо ответа Зоя протянула ему связку ключей: берите.
— Это мне?
— Вам, герр толстосум, кому же ещё, ведь это вы сняли мне квартиру, — отвечала девушка многозначительно.
— Спасибо, фройляйн Гертруда. — сказал Генрих, забирая у девушки ключи. Он, кажется, всё ещё волновался.
Длинный день самого начала лета уже клонился к вечеру, опускались сумерки, и это было им на руку. Тютин и Павлов делали вид, что они кого-то ждут на тихой улочке с забавным названием Курвенштрассе. Они сидели в точно таком же экипаже, в каких по всему городу разъезжают вездесущие извозчики, причём брат Емельян исполнял роль извозчика, а брат Валерий — клиента. Им приходилось менять местоположение, чтобы не примелькаться, так как на этой улице они торчали уже почти два часа.
Павлов как раз полез в карман, чтобы взглянуть на часы, когда казак сказал ему:
— Он, кажись!
Брат Валерий сразу встрепенулся и стал вглядываться в городские сумерки, ещё не разбавленные светом фонарей; и, рассмотрев у одного из подъездов крупного человека с большим животом, подтвердил:
— Он. Давай, как договорились.
И тут же выпрыгнул из экипажа и пошёл по улице в сторону толстяка. А Тютин тронул свою кобылку:
— Ну, пошла.
И та послушно потянула коляску по мостовой. Увидав приближающийся экипаж, крупный человек помахал Тютину: эй свободен? И тогда казак поехал к клиенту, чуть ускоряясь: ага, свободен, господин. Толстяк дождался, пока экипаж остановится возле него, и пыхтя полез в коляску, плюхнулся грузно на диван для пассажиров и произнёс всего одно слово:
— Верфи.
— Угу, — понял приказ брат Емельян, изображавший возницу. Щёлкнул кнут, и коляска покатила по улице.
А брат Валерий тем временем заскочил в парадную, из которой только что вышел толстяк; он заранее выяснил, в какую квартиру приходил этот большой человек, и поэтому знал, куда идти. Уверенно поднявшись на второй этаж по стёртым ступеням лестницы, монах позвонил в звонок у видавшей виды двери. Он постоял прислушиваясь, почти касаясь ухом двери. И услышав за нею шаги, отпрянул, выпрямился, одёрнул сюртук. Дверь открылась, и брат Валерий разглядел в полумраке прихожей крупную даму.
Появление мужчины у её дверей её совсем не смутило, хотя из одежды на ней были только нижняя юбка, крепкий атласный корсет да чёрные нитяные чулки; голые плечи, руки и почти голую грудь она даже и не попыталась прикрыть. Брат Валерий улыбнулся ей и приподнял в приветствии шляпу:
— Мадам…
А женщина оглядела его с ног до головы и без всякого подобия улыбки и весьма по-деловому поинтересовалась:
— У меня бывали или по объявлению?
— Ни разу не был удостоен счастьем бывать у вас, — чуть высокопарно ответил брат Валерий.