Страница 3 из 7
– Шевели ногами, – медленно повторил Иккинг.
– ГРОМЧЕ! – грянул Стоик, ударяя кулаком по воздуху.
– ШЕВЕЛИ НОГАМИ! – выкрикнул Иккинг и тоже пронзил воздух кулаком.
– Вот это дух! – сказал Стоик. – Я знаю, что смогу гордиться тобой, так что не разочаруй меня, ну! – И он зашагал прочь, сияя, как начищенный шлем.
Старый Сморчок и Иккинг дружно вздохнули, глядя вслед торопливо удаляющемуся Стоику.
– Он славный парень, тут не поспоришь, – прохрипел Старый Сморчок, – но НИКОГДА никого не слушает.
– Не слушает, – печально согласился Иккинг. – Мне нечего и надеяться победить Сморкалу.
Старый Сморчок уставился на внука своими яркими, острыми, как раковина моллюска-брадобрея, глазами.
– Посмотрим, – сказал старик. – А теперь вот что очень важно, Иккинг. Тикалка при тебе?
– Да, – удивился Иккинг.
Тикалкой они называли одну странную круглую штуковину. Передняя часть ее была твердая и прозрачная, как лед. Под ней помещались рунические цифры, расставленные по нескольким кругам, и штук семь, если не больше, разноцветных стрелок.
Иккинг открыл множество способов применения тикалки. Одна стрелка, похоже, показывала время. Другая всегда смотрела на север, что крайне полезно, если заблудился. А поскольку в день Заплыва погода была весьма переменчива и того и гляди грозил подуть сильный восточный ветер, способный сдуть его с курса, Иккинг решил, что тикалка может пригодиться. Хорошо, что она была водонепроницаемая.
Иккинг только беспокоился, как бы ее не потерять, поэтому привязал устройство к запястью длинной веревкой и засунул в карман безрукавки.
– Отлично! – сказал Старый Сморчок. – Дай-ка ее мне на минутку…
Иккинг вынул тикалку из кармана. Старый Сморчок открыл ее заднюю крышку и начал возиться с мелкими кнопочками внутри.
– Вот, Иккинг, – сказал он наконец, – нет времени объяснять, но ты должен вернуться на этот пляж не позже чем через ТРИ МЕСЯЦА, ПЯТЬ ДНЕЙ И ШЕСТЬ ЧАСОВ, ты меня понял?
– ТРИ МЕСЯЦА, ПЯТЬ ДНЕЙ И ШЕСТЬ ЧАСОВ? – ахнул Иккинг. – О чем ты говоришь? Да я больше четверти часа не продержусь!
– Я выставил тебе будильник, – сказал Старый Сморчок, убирая тикалку обратно Иккингу в карман. – Когда у тебя останется меньше шести часов, она начнет тикать громче. А если будильник сработает, что ж, тогда ты поймешь, что опоздал… НЕ ОПАЗДЫВАЙ на этот раз, Иккинг, ладно? Я рассчитываю на тебя, мальчик…
И Старый Сморчок поспешил к Судейскому Столу, а Иккинг остался стоять с открытым ртом, вытаращившись ему вслед.
– Совсем спятил, – пробурчал он.
Все участники состязания столпились на стартовой линии, нарисованной на песке в двадцати двух метрах от моря, и болтали друг с другом.
Большегрудая Берта, предводительница Бой-баб, размазывала по рукам жир толстокрыла, а ее гигантские буфера весело и бодро хлопали на ветру. Казалось, они готовы в любую секунду унести ее в небо, словно пара надутых горячим воздухом шаров.
Зычный бас Берты, похожий на рев туманного горна, был слышен за несколько островов от нее. Все в радиусе двух миль могли слышать, что ОНА – Берта Непотопляемая, Чемпионка Архипелага по Заплывам, так что остальные могут отправляться домой прямо сейчас.
Тем временем присутствующие Душегубы задумчиво передавали из рук в руки мечи, топоры, копья и молоты. Иккингу они чем-то напомнили стадо волосатых каннибалов, дожидающихся ужина. От этой мысли ему сделалось неуютно.
Обжора Душегуб, вождь племени Душегубов, стоял, зловеще поигрывая мускулами. Даже на таком резком ветру он смердел, как трехнедельный труп тюленя. Вонючий двухметровый гигант с гадкими черно-синими татуировками в виде черепов на лице.
Одной из самых жутких черт Обжоры было то, что он не говорил. Никто не знал почему. Одни утверждали, будто он потерял язык, сражаясь врукопашную со штормовым драконом. Другие судачили, что это последствия страшной простуды в раннем детстве. Как бы там ни было, никто и никогда не слышал от Обжоры иных звуков, кроме глухого ворчания. За него говорил Проглот, его правая рука и пренеприятнейший тип, смахивающий на мелкий гнусный прыщ.
Судей было трое, одним из них был Иккингов дедушка, Старый Сморчок: он должен был следить за временем Заплыва.
Главный Судья, печальный, невероятно морщинистый маленький Шандарахайк, прокашлялся и объявил высоким дрожащим голосом:
– Слушайте, викинги племен архипелага! Последний ступивший вновь на этот пляж после того, как я подую в эту трубу, будет объявлен Последним Вернувшимся. Он должен быть в состоянии, согласно древнему обычаю, Поклясться, что «не искал помощи ни на Плоту, ни на Борту». И в награду за победу в этом состязании он сможет потребовать у вождей двух других участвующих племен выполнить ОДНО его желание. Клянетесь ли вы, вожди, что признаете это право победителя?
– Клянемся, – гаркнули Берта и Стоик.
Обжора Душегуб утвердительно рыкнул.
Камикадза, крохотная белобрысая и косматая дочка Большегрудой Берты, подбежала пожелать Иккингу удачи. Одна из лучших Воровок на архипелаге, Камикадза не боялась ничего и никого.
– Славный денек для купания, а? – весело окликнула она. – Жду не дождусь, когда можно будет в воду.
Вокруг Камикадзиных ног вился красивый капризавр по имени Буримуха. Капризавры, как ясно из названия, меняют цвет в зависимости от настроения. А эта капризавриха еще и умела говорить на древненорвежском, то есть на языке викингов.
– Привет, Беззубик, – пропела Буримуха, хлопая длинными красивыми ресницами.
Беззубик сделался ярко-красным.
Он неровно дышал к Буримухе и потому немедленно начал выпендриваться: крутить в воздухе сальто и выдувать сложные дымные кольца. В итоге дым попал ему не в то горло, и дракончик надолго закашлялся.
Пока они стояли, Сморкала подкрался к ним сзади и сдернул Плевакин плащ с плеч бедного Рыбьенога, выставив нарукавники на всеобщее обозрение.
– У-упс! – ухмыльнулся Сморкала. – Какой я неловкий!
– ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! – взревела толпа, указывая на Рыбьенога и подпрыгивая от радости. – ХУЛИГАН В НАРУКАВНИКАХ! ВОТ УМОРА! ПОПЛАВКИ НАЦЕПИЛ!
– Никакие это не поплавки! – крикнул Иккинг, отчаянно пытаясь спасти положение. – Это ОРУЖИЕ! Надувные наплечные доспехи! Очень необычные и опасные!
Стоик Обширный побагровел и раздулся от гнева и раздражения. Этот смешной рыбьеногий мальчишка позорил племя Хулиганов!
– Это там не твой СЫН, Стоик, стоит рядом с мелким неудачником? – ухмыльнулся Проглот.
Иккинг и сам выглядел нелепо до ужаса. С ног до головы облепленный песком, он больше всего смахивал на мелкого тощего карася в панировке – хоть сейчас на сковородку.
Стоик изо всех сил гнал от себя мысль: «Почему Иккингу всегда надо выставить себя на посмешище? Почему он не может дружить с кем-нибудь подобающе буйным и нормальным? И почему он с ног до головы в песке?»
Наконец мысль отступила, и он, храня верность семье, громко крикнул:
– Мой сын прав! Этот странный мелкий воин одет в самую последнюю надувную защиту!
Но Стоика переорала толпа, скандировавшая: