Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 14



– Трахал девок не по дням, а по часам, и к тебе еще вереница очереди стояла? Вплетал себя в государственные заговоры, помогал спасти могучий артефакт? Что-то из того, что в этом мире стало для тебя обыденностью?

Я отрицательно покачал головой. Моя прошлая жизнь была не скучной, но уж точно не столь насыщенной.

– О том я и говорю. Мир сопротивляется таким, как ты, пришельцам. Пытается избавиться от вас как можно скорее – и, кажется, я начинаю понимать причины. Вы опасны, вы как вирус… может быть, не все, но кто возьмет на себя смелость проверять? Не знаю, мальчик, что такого особенного, но в тебе что-то есть.

– Это ведь вы заплатили тому эльфианцу и его шайке, правда?

– Незачем спрашивать то, на что знаешь ответ. Если ты хочешь от меня оправданий, мальчик, то у меня есть для тебя прекрасная дуля. Без масла, все, как ты любишь. Может быть, не будешь менять тему разговора, хорошо?

– Нет, я должен знать, – упрямо закачал головой ей в ответ. – У вас столько власти, что даже сейчас вы не в арестантских колодках, а сидите с важным видом напротив. Почему вы желали похитить меня тогда? Почему бросили свою затею потом?

Она запрокинула голову, затянулась еще раз, утопая в вечности вопроса: стою ли я вообще того, чтобы мне отвечать?

– Что ж, мне больше скрывать нечего, мальчик. Ты начал представлять интерес. Мир пытался тебя убить – и не раз. И ведь у него почти даже получилось это сделать дважды: то святой лев с чернил решит отведать твоей лодыжки, то шальная пуля… Так уж вышло, что мир начал привыкать к тебе, принимать за своего, не противиться твоим проказам, а то и потакать им. Понимаешь? Любопытно было оставить тебя под наблюдением, но не более того. Но давай все-таки кое-что проясним. После того что случилось в тоннелях – расскажи еще раз о том чем жил, чем дышал?

– Зачем вам? – удивился я. – Ваши подопечные записали и переписали не один десяток раз.

– И ничего не нашли. А знаешь, считай меня извращенкой, что обожает истории. В конце концов, разве тебе жалко, если старая женщина послушает твои байки?

Мне было не жалко, и я набрал побольше воздуха в грудь.

Рассказ предстоял долгий…

Глава 2

Лиллит дрожала. В последние дни она не отлезала от меня – вместо почившего в недрах подземелья Муни я стал ее любимой игрушкой. Она старалась держаться меня днем, в свободные часы, и уж точно не оставлять в одиночестве ночью. Сдавалось мне, что вопреки приказам и правилам офицерского корпуса она каким-то чудом умудряется подсматривать, что я делаю на уроках.

Оставалось только обреченно выдохнуть – найдя наивную до детской непосредственности девчонку в туннелях, я и не думал, что отыскал новую дьяволицу.

Словно желая заменить собой Биску, Лиллит готова была спать со мной в любое время дня и ночи.

И, в отличие от других девчонок, не желала скрывать своего необузданного влечения ко мне.

Сейчас она дрожала, переполненная наслаждением. Упругая, мягкая грудь манила взгляд и руки, но я уже почти что был лишен сил. Хотелось бесконечно спать и есть – и я даже не мог сказать, чего больше…

Ненасытившаяся, она все же будто прочла мои мысли, слезла с меня, лишь на миг оставив в покое.

Ей хотелось чем-нибудь занять руки. Например, поиграть с тем, что у меня между ног, словно готовя его к очередному заходу.

Да уж, мне-то она казалась стыдливой, невинной, бесконечно робкой.

Пепельноволосая девчонка разбивала все мои представления в пух и прах. За все те годы, что жизнь ее травила за мнимое проклятие, теперь она жаждала натрахаться всласть.

Сидящая внутри нее нимфоманка ликовала…

Она пыталась бороться со мной там, в подземелье, когда я взял ее на руки. Свиток, что оставила нам Биска, был немногословен – будто желая подчеркнуть дьявольскую суть прошлой хозяйки, он лишь обещал возвращение домой, но сколько и чего, а главное – кого при этом можно прихватить с собой, не давал прочесть даже ясночтением.

А возвращаться без Лиллит и Нэи мне было мерзко и противно. Не уверен был, что сумел бы за ними вернуться…

Маленькими кулачками Лиллит, впав в женскую истерику, молотила меня по груди, плечам и спине, пока попросту не выдохлась. Удары стали слабей и глуше, пока я не ощутил на себе лишь ее горячее, мерное дыхание. Вырывавшаяся в одночасье обратилась в сжимающую – словно ощутив крепость связывавших нас теперь уз, она не хотела меня отпускать от себя.

Свиток сработал как надо. Хлопок, темнота, краткий миг разросшихся до раскидистого кустарника сомнений…



Нас выкинуло прямо и к девчонкам – Биска не солгала хотя бы в этот раз.

С тех пор я не видел дьяволицу. Являвшаяся ко мне не по дням, а по часам, она исчезла из моей жизни как будто навсегда. И даже спешный поход к инквизаториям ничего не прояснил.

Мне лишь пожали плечами в ответ на всю рассказанную историю и велели жить дальше.

Жить дальше и не ведать забот.

Будешь тут не ведать забот, как же. Мир, переставший лохматить меня за чужеродность, с не менее дьявольской поспешностью напоминал о прежних долгах.

Орлов ждал дуэли. Изнеженный мальчик, сын судьи, привыкший к уступкам и вседозволенности, не желал прощать нанесенной обиды.

Наверняка, поганец, видел себя в благородных золотых лучах – ну как же! Все-таки дуэль не просто так, а по защите чести возлюбленной. Даже если мне удастся задать ему сегодня жару, то…

Стоп, сегодня?

От досады, что этот день наконец наступил, мне хотелось грызть локти.

Лиллит покинула постель, а я вдруг ощутил себя как будто голым и без одеяла. Ничего подобного с другими девчонками попросту не испытывал.

Она раскачивала бедрами, встала перед окном, блаженно потянулась, словно радующаяся свежим солнечным лучам кошка. Как будто ей в самом деле жаждалось показать всем и сразу утонченность и красоту ее обнаженной фигурки.

Солнце было с ней солидарно, утренним полумраком подчеркивая притягательность женственных изгибов и ложбинок.

– Сегодня дуэль, ты помнишь?

Она помнила, кивнула мне в ответ, не желая тратить лишних слов.

Мне казалось, что, завидев своего будущего противника, она сожмется в комочек и притворится мертвой. Бугай-костолом, который если и не мечтал кому-нибудь дать в морду, то точно думал об этом, даже у меня вызывал опасения.

И у Николаевича то же. Старик, едва я привел к нему девчонку, дабы подтвердить кровнорожденность подручной, после осмотра велел ей выйти. Наедине задал мне вопрос, уверен ли я в том, что эта хрупкая невинность сможет противостоять грубой мощи на офицерском сражении. Я не знал, но зерно здравого сомнения зародилось в мыслях.

Как и постыдное желание примириться.

Вся моя натура противилась последнему – примириться. Вот так пойти с повинной головой и сказать – что?

В самом деле, я не знал, что следовало говорить. Схватиться на клинках – это мы запросто. Кирпичом об голову и коленом в живот – да хоть сейчас! А вот найти подходящие слова после всего того, что было…

Прав Кондратьич, стократно прав. Буду теперь твердить себе об этом до конца жизни. Воспоминание о старике отозвалось горечью – мой мастер-слуга так и не пришел в себя. Менделеева сказала, что смогла стабилизировать его состояние, вот только стабильно плохо – это все еще охренеть как нехорошо.

Ходил к нему вчера, сидел у больничной койки. Врач давался диву – на его памяти представители благородных родов крайне редко проявляли столь трогательную заботу о своих слугах.

Я совал ему деньги без счету, а он больше не задавал лишних вопросов.

– Неужели тебе не страшно? Ты его подручного видела?

Она вновь вместо ответа попросту кивнула. В ее глазах было нечто жуткое: словно ей было не просто все равно.

Она жаждала, чтобы он напротив – был еще больше и монструозней.

Офицерский корпус застыл в предвкушении с самого утра. Словно все иные развлечения канули в лету, будущая опора страны с нетерпением, едва ли не потирая ручки, ожидала того, что случится ровным счетом после обеда.