Страница 104 из 111
Но дело, конечно, не в возрасте…
Наверное, нет людей, портрет которых можно было бы рисовать одной краской. И Косыгин нес на себе груз своего времени, своего окружения, в конце концов, своего характера, сформировавшегося в сталинскую эпоху. И, вероятно, поэтому не стоит удивляться.
Да, таков был Алексей Николаевич, таким его «слепило» время, его работа, его жизнь. «Портрет человека» нельзя рисовать одной из двух красок — черной или белой. Даже тогда, в советское время, когда казалось, что все в жизни человека и гражданина страны выверено и просчитано заранее, когда казалось, что все оценки, даваемые гражданином окружающей его обстановке, однозначны и заранее предсказуемы, советское общество оставалось многообразным и разноликим. И опять же, Косыгин в этом случае тоже не составлял исключения… Он был разным…
Он очень любил свою страну, не понимал и не принимал диссидентства, считая, что и в рамках существующей ситуации многое можно было бы сделать.
Сам себя обманывал?
Нет, жил по тем правилам, по которым был воспитан.
Но во многом он отличался от своих современников, и в первую очередь от тех, кто входил в «правящую обойму». Да, зачастую он, как и остальные члены ЦК и Политбюро, был однозначен в идеологических оценках того или иного события, но всех удивляла, если не сказать больше — неприятно поражала, его скромность, которая, скажем откровенно, совершенно не свойственна была власть имущим…
Алексей Николаевич не любил «увешивать себя» многочисленными и разнообразными орденами, не любил очень уж пристального внимания к своей персоне и, даже когда его имя, его участие в том или ином событии явно замалчивалось, старался просто не замечать. Не стремился он и к «популяризации» своего «теоретического наследия». Да такового и не было, он сам не хотел…
Мы уже отмечали выше, что у Косыгина нет ни одной обобщающей работы по экономике.
Но почему он не оставил мемуаров?
Да, в 1979 году был выпущен 2-томник его избранных «произведений», но это тексты его выступлений на съездах, партийных конференциях и на встречах «хозяйственного актива», дежурные речи во время официальных приемов, интервью, которые он давал советским и зарубежным средствам массовой информации. Из этих двух томиков мало что можно «выудить», так же как и из предисловий, которые открывают ряд изданий, посвященных блокаде Ленинграда во время Великой Отечественной войны. В этом 2-томнике, впрочем, как и в изданном несколькими годами ранее сборнике статей и речей, он предстает исключительно как официальное лицо, как премьер. Только иногда — как правило, в интервью иностранным средствам массовой информации — прорывалось что-то личное, теплое, неофициальное…
…Время реформ — «квинтэссенция» всей жизни Косыгин, всей его предыдущей деятельности.
Мог ли он спасти Советский Союз, который распался под тяжестью собственных проблем ровно 11 лет спустя после ухода Алексея Николаевича из жизни?
Первый том сборника речей и статей А. Н. Косыгина «К великой цели». 1979. [РГАСПИ]
Он мог бы его реформировать только в том случае, если бы реформы не просто не затормозили, а дали бы им развиться (развиваться далее). Пример тому — Китай, вышедший из такой социальной трясины, из такого общественного ада, который даже представить себе трудно. И вывел страну на «социально-экономический простор» Дэн Сяопин, которого считали едва ли не «братом по духу Алексея Николаевича»…[537]
Конечно, китайцы и русские ментально совершенно противоположны друг другу. Но и у того, и у другого народа были лидеры, авторитетные среди населения, которые своими действиями, своими реформами могли бы способствовать процветанию нации, «если бы им только не мешали» (П. А. Столыпин).
Заключение
Мы прошлись по основным вехам жизни Алексея Николаевича, чтобы высветить то, что ускользало — вольно или невольно — от его биографов. Нам предстояло ответить на главные вопросы. Их было всего семь: откуда? как? почему? зачем? когда? что? итого?
Обобщим.
Социальное происхождение у Алексея Николаевича было, что называется, «самое подходящее»: из рабочих. Отец его трудился на оборонном предприятии и, хотя сам был выходцем из крестьян, профессии свои — слесаря и токаря — знал, знания свои — ценил и за место — «держался», политикой не увлекался, все думы его были поглощены судьбой семьи и детей.
Потеряв рано мать, Алексей Косыгин до конца дней своих был «травмирован» этим событием — отсюда и некая замкнутость, грусть и даже угрюмость во взгляде. Отец его всю жизнь посвятил детям, но заменить им мать не мог…
По меркам того времени (начало ХХ века) Алексей смог получить прекрасное, правда только начальное, образование, поскольку отец имел возможность оплачивать учебу в достаточно авторитетном среднем учебном заведении, но «помешали» революции 1917-го и гражданская война. «За парту» удалось вернуться, только когда А. Н. Косыгину исполнилось 15 лет. Учебу удалось продолжить по очень «престижной» в начале 1920-х годов специальности — «кооператор»… А кооператоры во время новой экономической политики ценились и котировались почти на одном уровне с появившейся тогда социальной прослойкой — предпринимателями (нэпманами), сумевшими занять свою нишу в условиях известной либерализации экономики.
Как складывалось начало карьеры? Довольно удачно… Начинал он в далеких от центра восточных районах России, где на счету был не только каждый специалист, но и каждый человек вообще.
Став коммунистом, наверное, и по убеждению, и прекрасно сознавая, что со вступлением в партию перед ним открываются дополнительные перспективы карьерного роста, Косыгин уверенно двигался вверх по профессиональной и партийной лестнице, не забывая о материальном благосостоянии своей семьи.
Период нэпа оказался очень коротким, и Косыгин, знаток своего дела и человек, ориентирующийся в окружающей социальной обстановке, отказался от кооперации, решив избрать иной путь для реализации своих личностных талантов и возможностей, но такой путь, который бы не вызывал такого шквала критики, какой обрушился и на нэп, и на кооперацию…
1920-е годы многому его научили, но главное — не высовываться, жить «в русле» тех изменений, что происходили в советском обществе, не идти наперекор политическим особенностям времени, быть одним из миллионов «винтиков» огромной государственной машины.
Все последующие годы своей жизни он был просто «невероятно осторожен», никогда не допускал каких-то выражений, которые можно было интерпретировать двусмысленно, он, как многим казалось, говорил исключительно только по делу. Эта осторожность давала ему возможность сохранить себя в разные эпохи.
В 27 лет он вновь оказался за ученической партой, получив через 4 года специальность инженера-технолога по ткачеству. Совсем вроде не престижная профессия для 31-летнего мужчины, но в сочетании с упорством, целеустремленностью, подспудной тягой к профессиональному лидерству и с партийным стажем возраст Косыгина только добавил ему шансов на успех в карьерном росте. Буквально через пять лет после окончания института он занимал уже пост наркома, а затем и заместителя председателя Совета народных комиссаров Советского Союза! История Страны Советов не знала второго такого рывка «наверх». Конечно, свою роль сыграла и социально-политическая обстановка, сложившаяся в то время в СССР: репрессии, ставшие составной частью внутренней государственной политики, «освобождали» посты в высших эшелонах власти, и многим из тех, кого считали «ровесниками ХХ века», мог выпасть «счастливый билет» — место во власти. Правда, далеко не все этим «билетом» могли и смогли воспользоваться. Ко всем перечисленным социальным характеристикам «выдвиженцу» необходимо было добавить поддержку «сильного мира сего», который и проталкивал бы свою креатуру. Для Косыгина такой личностью стал А. А. Жданов, «жадный до власти» политик, «сбивающий» себе «команду» с собственным расчетом на высшие посты в этой власти.
537
См., напр.: Латов Ю. В. «Косыгинские» реформы — упущенная возможность «дэнсяопинизации» советского общества? С. 424–439.