Нечто из Рютте

– Трактирщик не сбежит, у него ж трактир не трактир, а чистое золото, а когда жид от золота сбегал? Нет, до последнего будет сидеть, вот только бумаги Соллона у него забрать обязательно, а самого не трогать, нехай сидит спокойно, пока мы этого ла Реньи не словим.

Солдат даже и представить не мог, насколько хитрым и предусмотрительным может быть Фриц Ламме по кличке Сыч.

– Сделаем, как ты говоришь, – произнес Волков. – А ты молодец, сейчас Ёган тебе даст бумагу, чтобы ты не бегал ко мне, а с мальцом каким весточку мог передать.

– Умно, экселенц.

– И награда тебе будет.

– Спасибо, экселенц.

– Ты только гляди, чтобы там тебя не зарезали, а то вдруг поймут, что ты мои глаза в трактире.

– Не волнуйтесь, экселенц, не впервой.

– Да, ты все-таки одежду-то постирай.

Как только кони были оседланы, появился сержант. Он все больше нравился солдату, потому что был из породы людей «надо так надо». Он не спрашивал «зачем». «Обыскать трактир? Тогда едем немедля», «Ловить управляющего? Тогда нужно разделиться».

– Сначала посмотрим трактир и поговорим с трактирщиком, – сказал коннетабль.

Он, Ёган, сержант и четыре стражника двинулись к трактиру. До него чуть не доехали, спешились. Одного стражника оставили с лошадьми, остальные вошли во двор трактира. Дворовый дед хотел было что-то сказать, но сержант заткнул ему рот огромной лапой в пол-лица.

– Тихо, – прошипел солдат, – трактирщик лег?

– Нет, едва дверь закрыли, от него гости только ушли, – так же шепотом отвечал дед.

– Дверь закрыта? Как нам попасть внутрь?

– Так через конюшню, остальные закрыты уже.

– Пойдем с нами, и не вздумай пикнуть.

– Молчу, – испуганно прошептал дедок.

Они двинулись в конюшню.

– А что за гости были у трактирщика? – спросил солдат, держа дедка крепко за шиворот.

– Так вроде управляющий был. Уехал. Староста из Малой Рютте, наш староста, приказчики, кузнец Цваинг из Вильбурга.

– А что за кузнец?

– Богатый кузнец, с ним и управляющий наш Соллон дела ведет, и аббат, и другие люди разные.

– А что за дела? – не унимался Волков.

– А мне почем же знать? Мое дело – двор да конюшня.

Старик провел солдата и стражников в трактир через конюшню. Там было тихо и темно, горели только пара ламп на все большое помещение. Везде вповалку спали люди: и на лавках, и под лавками, и просто в проходах. Появление стражников с факелами никого не обрадовало. Некоторые начинали что-то бухтеть спросонья.

– Спите, добрые люди, – басом успокаивал сержант.

– Где покои? – спросил солдат дворового дедка. – Наверху?

– Нет, наверху комнаты для гостей, а покои за кухней. Идемте в кухню, после нее дверь на выход, налево, а прямо – так она в покои.

Солдат двинулся на кухню, Ёган и стражники за ним. Перепугали кухарку – баба с каким-то мужиком тискалась в полутьме, а дверь в покои оказалась заперта изнутри, да только вот засов был хлипкий.

– Сержант. – Солдат остановился, кивнул на дверь.

Сержанту объяснять было не нужно, он плечом одним движением снес дверь, та распахнулась, и Волков за сержантом вошел в покои. Это была большая уютная комната с двумя кроватями с перинами, в одной лежали пятеро детей, которые с ужасом глядели на огромных людей с факелами, в другой баба в чепце, видимо, жена трактирщика, а сам он стоял около кровати, в левой руке держа свечу и изумлением смотря на Волкова.

– Доброй ночи, Авенир, – сказал тот, – вот зашел тебя проведать, не поздно ли?

– Да разве она теперь добра? – устало сказал трактирщик.

– Что? – не расслышал солдат.

– И вам доброй ночи, говорю, – выдавил из себя Авенир.

– А скажи-ка мне, где твой друг Соллон?

– Да почем же мне знать, где он? – развел руками Авенир. – Да и не друг он мне, так, знакомый.

– Знакомый, говоришь? А сегодня ты его видел?

– Видел.

– Говорил с ним?

– Говорил.

– И давно это было?

– А часов у меня нет, откуда у меня часы? Почем мне знать?

– Часов, значит, нет, – произнес Волков и подошел к Авениру. Подошел, левой рукой приобнял чуть ошалевшего трактирщика за талию, а правой похлопал его по животу.

О, какое удовольствие получил Волков, когда под ветхой тканью рубахи на животе трактирщика он нащупал стопку бумаг.

– А это что у тебя такое, друг Авенир?

Трактирщик перестал дышать, замер, косился на солдата, как испуганный конь, и молчал.

– Да что же там у тебя? Давай-ка посмотрим.

Волков одним пальцем разорвал ветхую рубаху от ворота до пупа, запустил руку под исподнее и извлек оттуда кипу бумаг. Не поленился, проверил, не осталось ли там еще. Не осталось. Тогда он по-хозяйски сел на кровать и жестом подозвал одного из стражников с факелом. Стал читать. Изучив первую бумагу, посмотрел на Авенира, широко улыбаясь, и спросил:

– Авенир, Авенир, а знаешь ли ты, что здесь написано?

Тот молчал и стоял, чуть покачиваясь.

– А ну да, – вспомнил Волков, – ты же нашего письменного языка не разумеешь. Ты ж только на своем пишешь-читаешь.

Авенир косился на него, молчал да сжимал свечу, а Волков продолжил читать бумаги. Он читал, стражники и сержант ждали. Дети и баба трактирщика со страхом таращились на них. А Авенир стоял, покачиваясь, ни жив ни мертв. Дышал едва. Солдат, дочитав последнюю бумагу, встал и заговорил с трактирщиком, помахивая перед носом того всей кипой:

– А скажи-ка, Авенир, за сколько ты это купил у Соллона?

Трактирщик по-прежнему молчал.

– А ты богатый человек, Авенир, раз можешь позволить себе покупку таких дорогих бумаг. А говорил, денег у тебя нет, у родственников хотел занимать.

Трактирщик таращился на него стеклянными глазами и едва дышал.

Волков подошел ближе и заговорил трактирщику прямо в ухо:

– А скажи-ка, Авенир, ты вместе с Соллоном обворовывал барона? А?

– Я… я никого не обворовывал, клянусь детьми, – наконец произнес трактирщик.

– Не обворовывал? А откуда у тебя эти бумаги? Вот, смотри, расписка барона на двадцать шесть талеров, предъявитель Соллон, ладно, эту опускаем, а вот на сорок один талер, она на предъявителя, вот на шестнадцать, опять на предъявителя, – Волков совал одну бумагу за другой под нос трактирщика, – вот на восемь, опять на предъявителя, вот на двадцать два, опять на предъявителя. Вот еще. И еще, все на предъявителя. Всего на сто шестьдесят один талер! Огромные деньги, Авенир бен Азар. Барон-то наш – твой вечный должник, получается. А вот еще одна любопытная бумага, знаешь, что тут написано? Да откуда, ты ж нашего письма не разумеешь. А я тебе скажу, что это! Это, Авенир, доверенность на продажу «каменного дома в два этажа, что стоит в селении Рютте напротив церкви», – прочитал солдат. – Как же ты такие бумаги покупаешь, не умеючи читать, а? Кстати, а сколь такой дом стоит, Авенир?

– Я не знаю, может, талеров десять? – выдавил трактирщик.

– Десять? – не поверил Волков. – Да там камня, стекла и меди на крыше только на пятнадцать, или я ошибаюсь?

– Соллон при мне хвалился, что его дом стоит пятьдесят монет, – заметил сержант, – может, конечно, и врал, но думаю, не шибко.

– Вот видишь, – продолжал солдат, – так скажи мне, Авенир, откуда у тебя деньги, чтобы купить расписок барона и доверенность на дом на двести талеров? Да и как ты их покупал, если ты читать не умеешь?

– Я их не покупал, – вдруг произнес Авенир.

– Не покупал? – удивился солдат и вдруг схватил трактирщика за шею и заорал: – А откуда тогда у тебя эти бумаги? – Он стал тыкать в бумаги трактирщика носом, продолжая орать: – Откуда? Откуда? Откуда бумаги?

Трактирщик трясся, но молчал, а вот баба его и дети дружно завыли.

– Молчишь? – продолжал орать солдат. – Ничего, на дыбе заговоришь.

При слове «дыба» баба трактирщика завыла еще громче, а Авенир наконец заговорил:

– Не покупал я, он их мне на хранение дал.

– На хранение дал?! Когда?

– Сегодня, сейчас. Недавно.