Сыночкина игрушка

Торопливо моргнув, Андрей Семёнович сбросил с себя секундное наваждение и повернулся к Марине. Он знал, что участковый обязательно обернётся к беседующей паре. Точнее, туда, куда укажет ему старик. Но увидит он лишь двух разговаривающих друг с другом людей. Один из них, точнее, одна, прячет страх и беспокойство за напускным раздражением. Второй слушает с вежливым сочувствием. Ничего подозрительного. Просто не самые близкие соседи общаются о случившейся беде.

– Ну, так что? – нетерпеливо спросила тем временем Марина.

– Что?

Андрей Семёнович упустил нить разговора, но женщина не придала этому значения.

– Пойдёшь с нами, Андрей Семёныч? Ты же ого-го какой охотник был, каждую сосенку наизусть знаешь.

Мужчина замялся. С одной стороны, ему следовало по-соседски, тем более по-приятельски согласиться. Но и планы на начало ночи он уже построил. Пашкину невесту требовалось проведать, накормить и объяснить, зачем она им понадобилась. Но только как отказаться от заведомо бесплодных поисков так, чтобы не вызвать подозрений? Сбитый с толку неожиданно пронзительным взглядом дядьки Митяя, он не смог быстро изобрести отговорку, но ему на помощь, сам того не зная, пришёл Пашка. В доме с грохотом рухнуло на пол нечто тяжёлое, и умственно отсталый пронзительно завизжал:

– Па-а-апка! Па-а-ап!

Воспользовавшись моментом, мужчина развёл руками:

– Марин, ну видишь же… Куда я его ночью одного оставлю?

Не дав женщине ответить, Андрей Семёнович бросил окурок под ноги, торопливо растёр его подошвой тяжёлого башмака и в несколько широких шагов скрылся в доме. Спустя всего мгновение оттуда донёсся звонкий шлепок, который издаёт кулак, встретившийся с рыхлым жирным лицом. Но Марина этого уже не расслышала. Или сделал вид, что не расслышала.

16.

Катя больше не плакала. Устав выкрикивать поочерёдно то мольбы, то угрозы, а то и просто бессмысленные, животные звуки, она опустилась, наконец, на узкую жёсткую койку и лежала, тупо обводя камеру взглядом. Крохотное, душное, провонявшее человеческими выделениями пространство. Массивная дверь, обитая железом, явно самодельная. Возле неё – две грязные металлические миски, надёжно вмурованные в пол камеры. Девушку передёрнуло, когда она представила, что ей придётся есть и пить из этих мерзких, покрытых непонятного происхождения бурыми разводами ёмкостей. Но даже не они ужаснули Катю больше всего.

У дальней от двери стены находился источник тошнотворного зловония – вмонтированная в пол чаша Генуя. Напольный унитаз, похожий на те, которые встречаются в туалетах бензоколонок на трассе. Некогда белый, он проржавел насквозь. На ребристых поверхностях, предназначенных для ступней, виднелись коричневые наросты самых разных оттенков: от светлых, практически жёлтых, до тёмно-бурых. Слизь блестела в свете лампы накаливания, висевшей под потолком, и Катя старательно гнала от себя мысли о том, сколько человек испражнялось в разверзшуюся под ним отвратительную чёрную бездну. И о личинках, без сомнения, организовавших колонию в его вонючей утробе. И особенно усердно пленница старалась не думать о том, почему именно из отверстия в полу смердело разложением. Этот запах мало походил на то, как воняли в жару деревенские сортиры.

Сладковатый и едкий, он напоминал ей о случае, когда она, гуляя с друзьями по заброшенной стройке, набрела на дохлую собаку, несколько дней пролежавшую на солнцепёке. Тогда её, двенадцатилетнюю, едва не стошнило на новые кроссовки. Друзья заботливо увели её подальше от смердящего тела...

Теперь никто не мог спасти её от тошноты и слабости. И существовали вещи куда более страшные, чем вонь. Сжавшись в комочек на узкой металлической койке, застеленной тощим грязным матрацем, Катя мечтала снова почувствовать руки матери на своих плечах. В тот момент она ещё не знала, что они больше никогда не встретятся.

17.

Валентин Георгиевич, засунув большие пальцы под ремень форменных брюк, стоял перед Казачьим лесом, оглядывая свою импровизированную поисковую партию. Пятна света скакали по силуэтам деревьев, в ночной темноте похожих на чудовищ, тянущих свои лапы к людям. Впрочем, напугать это могло разве что городских жителей, которых в толпе не было.

Многие местные уже имели опыт поисков, и им не требовалось тщательное руководство. Во всех провинциальных городах жителей забирают реки и озёра, но водоёмы Грачёвска в этом отношении считались на редкость «миролюбивыми». Зато лес едва ли не каждое лето пытался заполучить в свои лапы незадачливого грибника или охотника. И каждое лето эти люди успешно находились, причём всегда именно в тех местах, где не смог бы заплутать даже шестилетний ребёнок. Ошалевших и усталых, их всегда отыскивали всего в нескольких сотнях метров от входа в лес.

Но в этот раз Валентина Георгиевича снедало беспокойство. Смутное предчувствие того, что нужно готовиться к худшему, никак не отпускало. Скорее всего, девчонка отыщется под одной из столетних сосен, зарёванная и смертельно уставшая. Возможно, чуть замёрзшая. Обязательно перепуганная, но целая и невредимая. Лес поиграется и отпустит, как и всегда.

Или нет?..

Тяжело вздохнув, участковый посмотрел на шнырявшего в толпе дядьку Митяя. Старик ловил то одного, то другого человека за рукав и, шамкая беззубым ртом, горячо что-то рассказывал, тыча узловатым пальцем в сторону таинственно шепчущего сосняка. Должно быть, пересказывал ту же самую чушь, что немногим раньше вывалил и на Валентина Георгиевича. И ведь совпало, как назло, что бы именно в этот день пропала девчонка! Теперь старого дурака уже не разубедить в собственной правоте.

Полицейский ещё некоторое время понаблюдал за городским сумасшедшим. Большинство людей отмахивались от его побасёнок, многие довольно грубо. Они пришли делом заниматься, а не байки слушать, оно и понятно. Но находились, особенно среди стариков, и те, кто слушал его внимательно, хмуря брови и кивая головой в знак согласия. И это уже тревожило. Хотя Грачёвск и не считался глушью в прямом смысле слова, но многих его жителей от средневековой дикости и суеверий отделяла очень, очень тонкая грань.

Участковый, проведя короткий инструктаж, повёл людей в лес. Растянувшись широкой цепью, грачёвцы шагали по «хожей» части бора, водя по сторонам лучами фонарей. И больше всего опасались того, что Катя невероятным образом могла перепутать направления и отправиться туда, где её едва ли получится отыскать. В самую чащу, на принадлежавшую лесному зверью территорию.

18.

Андрей Семёнович сидел за столом, подперев голову кулаком. Его левая рука, словно живущая сама по себе, время от времени скользила по столу, хватая и поднося к губам мужчины то пивную бутылку, то тлеющую на краю пустой консервной банки папиросу, то кусочек чёрствого чёрного хлеба. По мере того, как на городок медленно опускалась ночь, он успокаивался всё больше и больше. Время от времени маньяк слышал, как мимо его дома проходят, глухо переговариваясь, люди. Они искали похищенную девушку в лесу и, разумеется, ничего не нашли.

Первый день прошёл достаточно спокойно. Несколько моментов заставили его сердце биться учащённо, к примеру, когда ему пришлось проехать вплотную к Марине и её городской сестре. Но он совладал с собой и даже смог перекинуться с женщинами несколькими фразами. Хотя все его мысли вертелись вокруг того, что их родственница, племянница одной и дочь другой, в это время лежит, неудобно подогнув по себя руки, полузадушенная, в багажнике его автомобиля.

Слабое беспокойство по-прежнему вызывал Пашка. Он едва не раскрыл их вечером, когда мимо участка шёл полицейский, а сам Андрей Семёнович беседовал с Мариной. Мог бы догадаться, что перевозбуждённым дурачком овладеет желание позаботиться и пообщаться. Что он, оставшись один, попытается приготовить и притащить ей жратву. Хорошо хоть, уронил горячую кастрюлю прямо у выхода из дома. Валентин Георгиевич – это, конечно же, не гениальный опер из сериала. Но мужик умный и внимательный, да ещё сумасшедший дед его наверняка накрутил… Андрей Семёнович не знал, как объяснил бы, зачем его полоумный сын тащит в ветхий гараж еду, пусть та и напоминала больше свиные помои, чем человеческую пищу.