Страница 4 из 84
Глава вторая. ЗАДАЧА ФОРМУЛИРУЕТСЯ
Игги открыл рот, да так и не закрыл его. Этого он не ожидал.
— Наперед дам двести, — продолжал старик. — Или?
— Триста! — потребовал Джуба.
— Лососни у арфиста! — неприятно засмеялся посетитель. — Впрочем, ладно. Договор! Расходов предстоит видано-невидано, да и не справишься ты в одиночку, никак не справишься. Помощники потребуются. Сделать предстоит многое, а рисковать попусту деньгами я не намерен. Расточительству не обучен!
Игги никак не реагировал на его тираду. В голове крутилось только одно — двадцать сотен золотых! Вот это деньжищи! Да с такими средствами он сможет не работать еще много лет!
— Вы присаживайтесь, уважаемый, — смог он, наконец, выдавить из себя слегка непослушными губами.
Старик важно кивнул.
— Правда твоя, добрый молодец, лучше сяду я, ноги уже не те, что прежде, а разговор нам предстоит долгий…
Смахнув рукой пыль, скопившуюся на кресле для посетителей за несколько лет, старик важно уселся, не обращая ни малейшего внимания на запачкавшийся рукав шубы.
Только сейчас, отойдя от удивления, Джуба решил рассмотреть старика хорошенько.
Одет тот был богато. Роскошная соболья шуба до пола свободно висела на его плечах, нисколько не сковывая движений. Такие одежды, несмотря на жаркую погоду, носили все, кто мог их себе позволить. Рукава шубы имели прорези на уровне локтя, и из этих прорезей торчали руки, унизанные разноцветными массивными перстнями, сами же рукава свободно свисали вниз вдоль тела. Под шубой виднелся богато украшенный самоцветными камнями длинный кафтан. Голову старика венчала высокая горлатная шапка из чернобурой лисы.
Многие купцы и бояре соревновались в высоте своих шапок. Если за некий стандарт был принят размер «один локоть», то некоторые умудрялись носить шапки в «2Л» — «два локтя», а один купец из соседнего королевства как-то поразил весь Велиград, явившись в город в шапке аж в «3Л» — трешечке! Впрочем, в городе он пробыл недолго, всюду цепляясь своей шапкой, а снимать ее не желал. Так и убрался восвояси под свист и улюлюканье злой и безразличной к человеческим страданиям толпы.
От Крива пахло неприятно, лечебными каплями и стариком, это чувствовалось даже на расстоянии. Но Игги тут же сказал себе — деньги не пахнут.
— Я поспрашивал знающих людей, — сказал старик. — И решил, ты мне подходишь!
Джуба уже и не знал, радоваться ли этому факту. То, что дед — боярин, видно было невооруженным взглядом. И, судя по его одежде, далеко не из последних. А связываться с этой братией Игги не любил — никогда не знаешь, чего от них ожидать. Хитрые царедворцы, собаку съевшие на интригах, они не считались ни с кем, кроме себя. Обмануть, обхитрить, убить и забыть — было настолько обыденным явлением в их акульей среде, что о подобном и упоминать лишний раз не стали бы.
Взгляд у старика был цепкий и злой. Неприятный взгляд. Что, впрочем, никак не отменяло его платежеспособность, а именно это и интересовало Джубу в первую очередь.
— Представлюсь для начала. Имя мое Крив. Надеюсь, тебе это о чем-то говорит?
Джуба ограничился кивком. Имя, и правда, говорило само за себя. Боярин Крив был широко известен в Велиграде и за его пределами в первую очередь своим огромнейшим состоянием. Но немалую толику той известности добавляли всевозможные слухи, сплетни и домыслы. Именно с его именем связывали прошлогоднее исчезновение богатыря Милорада, который однажды жестоко избил Крива. Конечно, не просто так избил, а за дело. Впрочем, подробности произошедшего никто не знал и доказать причастность боярина к исчезновению богатыря было невозможно.
— А теперь к делу! Ты ведь знаешь, добрый молодец, что завтра за день?
Игги подумал.
— Конец седмицы.
— Правильно, — кивнул Крив. — А что случится в полдень?
Игги надоела игра в вопросы.
— Послушайте, уважаемый! Давайте без загадок. Я предпочитаю, чтобы вы точно сформулировали условия того дела, которое намереваетесь мне поручить. А так же подробно рассказали обо всем, что с этим связано. Тогда и только тогда я смогу вам помочь. В противном случае, никакие деньги роли не сыграют…
Крив нахмурился. Видно было, что не привык он к такому тону. Игги ждал вспышки гнева, но Крив внезапно растянул губы в сладчайшей улыбке. Улыбка эта понравилась Джубе меньше всего.
— Правильно, — боярин ласково взглянул на Игги, чем вызывал у того чувство почти мистического ужаса. — Так и надо! Я вижу, что не ошибся в тебе. Именно подобный герой мне и нужен. Смелый и отважный, не боящийся ничего и никого! Расскажу все с самого начала, со всеми подробностями, будь покоен!
Крив собрался с мыслями и неприятно хрустнул костяшками пальцев. Джуба заставил себя не поморщиться.
— Завтра, ровно в полдень, наш любимый и уважаемый царь Громослав, после долгих и глубоких размышлений, объявит первое испытание.
Об этом Игги был наслышан. В харчевне который вечер судачили по поводу испытаний, спорили до хрипоты, даже ставили предварительные ставки, хотя толком еще ничего не было известно.
Джуба даже подумал было организовать подпольный тотализатор, но Осьма, на правах владельца заведения, опередил его в этом благородном начинании.
Дело было в следующем: дочери Громослава, прекрасной царевне Веселине, недавно исполнилось полных пятнадцать весен. Это означало, что она вступила в брачный возраст и, конечно, от женихов отбоя не было. Со всех окрестных земель и дальних стран в Тридевятоземелье потянулись потенциальные кандидаты. Громослав, не желая никого обидеть, долго размышлял, как поступить в данной ситуации.
И, наконец, решил все сделать по совести, то есть справедливо. Хотя обычно эти два понятия никак между собой не пересекаются.
Неделю назад глашатаи объявили царскую волю. Потенциальный жених мог просить руки Веселины только в том случае, если он сумеет доказать на деле, что достоин столь высокой чести. Для этого претендент должен будет пройти три испытания. Этим он приобретет необходимый авторитет в глазах царя и народа, и получит, помимо прекрасной царевны, полцарства в приданное, а в дальнейшем и вторую половину*.
Решение царя явилось полной неожиданностью для многочисленных придворных, но вызвало неподдельную симпатию к Громославу, как среди людей знатных, так и у простого народа, заранее предвкушавших занимательное зрелище.