Страница 26 из 84
Птица опустилась на землю и съежилась до своего обычного состояния, размером с индюшку. Но это не главное.
Ее обнимал и гладил человек, непонятно откуда тут взявшийся. Приглядевшись в сполохах искр, сыпавшихся с птицы, Игги опознал в ночном госте певца Елисея — еще одного желающего заполучить царевну Веселину, ее длинную косу и толстую попу в личное пользование.
— Птичка моя, родная! — приговаривал Елисей, наглаживая цветные перья. — Не тронь его, пусть себе идет! И детеночка твоего он пристроит туда, где его будут кормить, поить и лелеять*.
Игги, пользуясь случаем, шаг за шагом начал отступать во тьму. Птица-мать не преследовала его.
— Беги, человек, беги, пока я ее сдерживаю! — очень тихо, стараясь не потревожить жар-птицу, сказал Елисей.
Джуба все понял, ужаснулся и побежал.
Елисей был невероятно счастлив. Синее-синее небо простиралось над головой до самого бесконечно далекого горизонта. Бескрайние цветные поля были такими родными и привычными, что хотелось просто упасть в траву и вдыхать чудесные запахи, или раскинуть руки в стороны и просто бежать вперед, пока хватит сил, безо всякой цели.
Солнце ласково припекало, но без особого жара. Погода словно специально была подобрана для пеших путешествий, и Елисей чувствовал себя очень благодарным богам за такую заботу. Путь предстоял долгий, и вряд ли обещал быть легким, но он не огорчался. Трудности не пугали, а скорее заставляли волноваться сердце, маня новым и неизведанным.
Елисей, знай себе, шел и шел вдоль обочины дороги, насвистывал веселую мелодию и радовался миру. Иногда его обгоняли повозки, возвращавшиеся из города Велиграда и разъезжавшиеся по окрестным деревушкам — уже пустые, с распроданным товаром. Многие предлагали подвезти, но он благодарил и отказывался. Силушек нерастраченных было немеренно, сидеть и скучать совершенно не хотелось.
Иногда проносились всадники. Те не останавливались и не обращали на Елисея никакого внимания. Он отступал в сторону, дабы ненароком не сбили и не затоптали.
Потом он негромко запел песню собственного сочинения, и на душе стало легко-легко. Мелодия была простая, но запоминающаяся, слова — незамысловатые, но почему-то каждый, кто слышал ее прежде, напевал ее потом много дней.
И так далее, куплеты сменяли один другой, но общий смысл оставался примерно тем же.
Так он прошагал остаток дня до самой ночи, питаясь тем, что насобирал в котомку от благодарных людей Велиграда. Заночевал прямо в поле, и с самым рассветом двинул дальше.
Его обогнали все претенденты, кроме Билли Винстона, который, как известно, никуда не выезжал. Но ни один из них не определил в одиноком путнике потенциального жениха царевны Веселины. Не стыковалось это в головах более богатых и состоятельных, включая голову Игги, который так же проворонил Елисея. Причем он даже увидел его, но не опознал.
Но уличному певцу того и не требовалось. Он знал, чего хотел, и шел к цели легко, сокращая путь короткими тайными тропами, о которых случайно узнал давным-давно. Тропы сокращали расстояния. Каким именно образом, никто не знал.
Вот только через некоторое время на последней тропе появились скрытники — местные обитатели — злобные карлики с гипертрофированными узкими лицами и молотками в руках. Елисею пришлось срочно сойти в обычный мир, дабы не иметь с ними дел.
Поэтому он чуть припоздал и к болотам подоспел одновременно с Игги и его компанией, только с разных сторон.
Два последних кандидата: Кудр (в лице Игги) и Елисей (в своем собственном лице) ступили на топи в одно и то же время, вот только Джуба устроил свою знаменитую засаду, а Елисей планомерно изучил болота, познакомился с проблемами, которые имелись у местных обитателей, выслушал многочисленные жалобы и пообещал принять непосредственные меры.
Был у него особый талант — понимать живые существа, даже тех, кто не умел говорить. Сам Елисей не считал свой дар чем-то особенным, полагая, что каждый, кто сумеет прислушаться — услышит. Просто почти никто не желал слушать других, слушая лишь себя. Сами виноваты.
Через несколько часов все проблемы жителей болот были ему понятны. Для этого стоило заполучить полцарства — тогда можно помочь другим в их сложных ситуациях. А сейчас, что он мог? Приободрить словом? Спеть песню? Это хорошо, когда у того, кому ты хочешь помочь, плохо лишь на душе, но если сложности иные, тут нужны деньги, связи, возможности.
Елисей все это понимал, и верил, что сумет победить… что Веселина полюбит и оценит его… что народ поддержит!.. В общем, верил человек в несбыточное… но разве не подобные мечты толкают людей совершать подвиги во славу чести, погибать во имя любви, забредать на край вселенной именем науки…
Он добрался до поляны в центре болот как раз в тот момент, когда жизнь Игги висела на волоске. Елисей сразу понял настроение мамы-птицы — она была в гневе, тут пощады не жди.
Жар-птица была в своем боевом состоянии — раздутая, пышущая жаром, агрессивная. К ней сейчас нечего и пытаться было апеллировать, ее можно было лишь успокоить.
Певец тихонько начал насвистывать только что придуманный мотив, и птица застыла на месте, вслушиваясь в незнакомую волнующую мелодию.
Тут же родились и слова:
Раздался легкий хлопок, и птица съежилась до своих обычных размеров. Елисей тут же бросился к ней и начал гладить красивые перья, гибкую шею. Птица, словно пес, подставляла бока, чтобы почесал.
Игги, тем временем, сбежал, и правильно сделал. Птица не пощадила бы его.
Следующие пару дней певец остался на болотах, помогая четверым птенцам и их мамаше во всех их сложностях.