Страница 75 из 93
Когда около 21 часа по радио было сообщено, что вскоре выступит Гитлер (что ещё больше увеличило смятение, в лагере заговорщиков), войска уже собирались оставить центр города. В 21 час 30 минут последние танки покинули внутреннюю часть Берлина. Подходившие части были частично ещё раньше остановлены поднятыми по тревоге эсэсовцами. Так, одно подразделение пехотного учебно-экспериментального батальона, подъезжавшее к Берлину, было задержано эсэсовцами на мосту Хеерштрассе в Шпандау (Штессензее) и отправлено назад.
Ольбрихт послал Кляйста к начальнику гарнизона города фон Хазе и к графу Хельдорфу, чтобы обеспечить присылку воинской части для защиты Бендлерштрассе, так как караулы охранного батальона по приказу Ремера оставили свои посты. «Хазе в комендатуре не оказалось, и создалось впечатление, что его штаб совершенно растерялся, а люди в полицей-президиуме держатся выжидающе. Хельдорфа на месте уже не было. Когда Кляйст возвращался через Бранденбургские ворота, он увидел, что эсэсовская охрана на Герман-Герингштрассе вновь вооружена»65.
В 22 часа 30 минут — в то самое время, когда в Париже были успешно произведены аресты, — Ольбрихту пришлось призвать находившихся на Бендлерштрассе офицеров самим взять на себя охрану здания66. Для той группы офицеров, которая вела себя пассивно, это послужило сигналом начать со своей стороны действовать так, чтобы потом их не сочли участниками теперь уже явно провалившегося дела.
Тем временем в Берлине собрались нацистские главари: у Геббельса — Гиммлер и Кальтенбруннер, в здании Службы безопасности (СД) — Шелленберг и Скорцени.
Пока на Бендлерштрассе группа офицеров собирала силы для контрудара, заговор пережил свою последнюю вспышку. Около 22 часов 40 минут для охраны здания прибыла рота оружейно-технического училища сухопутных войск. Но против неё были брошены подразделения охранного батальона. Обер-ефрейтор этого училища Гельмут Наке рассказывает: «Наша рота стояла во дворе, но тут подошла рота охранного батальона «Великая Германия», вооружённая, помимо всего прочего, станковыми пулемётами и противотанковыми пушками. Роте училища пришлось сложить оружие, её оттеснили в угол двора и Оцепили. Минут через 20 всё стало ясно. Нам вернули оружие. В здании прозвучал пистолетный выстрел; говорили, что это застрелился некий полковник Мерц (подразумевался Бек). Были созданы особые команды, у каждой двери поставили часовых». Сам Г. Наке как часовой у ворот получил приказ «не выпускать никого из здания и стрелять без предупреждения. После смены караулу дали такую еду, какой мы не видывали за всю войну»67.
В самом здании в это время разыгрывался последний акт драмы. Около 22 часов 45 минут начальник штаба Штюльпнагеля полковник Линетов получил в Париже от Штауффенберга телефонное известие: всё пропало. В 22 часа 50 минут группа офицеров и унтер-офицеров во главе с подполковниками Хербером, фон Хайде, Придуном и Кубаном и майором Флисбахом, вооружившись по дороге, ворвалась в кабинет Ольбрихта. В этот момент здесь находились в числе других Ольбрихт, Петер Йорк фон Варденбург, Ойген Герстенмайер и Бертольд Штауффенберг. Полковника Штауффенберга и Хефтена обстреляли в коридоре; Штауффенберг был ранен. Затем в течение десяти минут в коридоре и прилегающих помещениях слышались крики, выстрелы, шум рукопашной схватки. Бек, Гёпнер, братья Штауффенберг, Ольбрихт, Мерц, Хефтен и другие заговорщики были схвачены; немногим, в том числе майору авиации Георги — зятю Ольбрихта, а также Кляйсту, Фриче и Людвигу фон Гаммерштейну, во всеобщей неразберихе удалось скрыться. Как раз в это время рота охранного батальона под командой обер-лейтенанта Шлее разоружала подразделение оружейно-технического училища и занимала все выходы из здания. Когда подполковник Кубан подошёл к главному выходу, его уже остановил и хотел арестовать караул охранного батальона. На его вопрос: «За фюрера или против?» был дан положительный ответ, и недоразумение разъяснилось. Кубан сообщил часовым, что заговорщики уже схвачены.
Около 23 часов 15 минут Фромм снова появился в своём кабинете и объявил Беку, Гёпнеру, Штауффенбергу и другим заговорщикам, что они арестованы. Хефтен поднял пистолет, чтобы выстрелить в Фромма, но Штауффенберг удержал его. Фромм приказал арестованным бросить оружие. Бек попросил оставить ему пистолет для «личных целей». В ответ Фромм поторопил генерала поскорее привести своё намерение в исполнение. Приставив пистолет к виску, Бек выстрелил, но выстрел оказался несмертельным, а сам он рухнул в кресло. Немного погодя Бек слабым голосом попросил дать ему другой пистолет. Ему дали, но и второй выстрел не убил его. Тогда один фельдфебель «из сострадания» пристрелил потерявшего сознание генерала.
Тем временем Фромм предложил арестованным, если они желают, написать свои последние письма. Ольбрихт и Хефтен стали писать предсмертные строки своим жёнам. Фромм вышел из комнаты и спустя некоторое время вернулся в сопровождении нескольких офицеров охранного батальона. Он объявил, что созвал военно-полевой суд, который приговорил к смертной казни четырёх офицеров: полковника Мерца Квирнгейма, генерала Ольбрихта, полковника Штауффенберга и Хефтена. При этом фамилии Штауффенберга и Хефтена произнести вслух Фромм не пожелал.
Затем Фромм предложил Гёпнеру покончить жизнь самоубийством. Но Гёпнер ответил, что не знает за собой столь тяжкой вины, и дал увести себя в военную тюрьму Моабит.
Четверых приговорённых к смертной казни около полуночи вывели во двор на расстрел. Хефтен поддерживал ослабевшего от ранения Штауффенберга. Место казни освещалось фарами военного грузовика68. Граф Клаус Шенк фон Штауффенберг погиб с возгласом: «Да здравствует священная Германия!»69
Пули оборвали жизнь Штауффенберга накануне его 37-летия. К нему в полной мере относятся слова, сказанные его соратником Фрицем Шуленбургом в тот же самый вечер, незадолго до ареста: «Немецкому народу, видно, придётся испить эту чашу до дна. Мы должны пожертвовать собою. Позже нас поймут»70.
Преследование и террор
В 0 часов 21 минуту генерал Фромм приказал отправить телеграмму всем командным инстанциям, получившим ранее приказы заговорщиков. В ней он объявлял эти приказы потерявшими силу и сообщал, что попытка путча подавлена. Затем он обратился с краткой речью к выстроенным во дворе солдатам.
Решение Фромма немедленно казнить главных заговорщиков явно объяснялось его желанием побыстрее избавиться от неприятных свидетелей. Прибывшие тем временем эсэсовские фюреры Скорцени и Кальтенбруннер приказали немедленно доставить закованных в цепи арестантов на Принц-Альбрехтштрассе, где тотчас же начались допросы.
Фромм, не имевший больше командной власти, поскольку командующим армией резерва теперь был назначен Гиммлер, отправился к Геббельсу. Но ещё в ту же ночь Фромма подвергли «почётному аресту».
Трупы Бека, Штауффенберга и остальных трёх расстрелянных были немедленно доставлены на кладбище церкви св. Матвея в Шёнеберге и погребены там, однако на следующий день извлечены и сожжены. Гиммлер в своей речи заявил: «Я отдал приказ сжечь трупы, а пепел развеять по ветру. Мы не желаем, чтобы от подобных людей, а также и от тех, которые казнены теперь, осталось хоть малейшее воспоминание в виде хоть какого-нибудь захоронения»71.
Около часа ночи радио передало речь Гитлера, о которой было объявлено ещё четырьмя часами ранее. Магнитофонную запись речи пришлось сначала доставить из Растенбурга в Кёнигсберг. Гитлер заявил:
«Мизерная кучка тщеславных, бессовестных и вместе с тем преступных, глупых офицеров сколотила заговор, чтобы убрать меня, а вместе со мною уничтожить и штаб оперативного руководства вооружённых сил. Бомба, подложенная полковником графом фон Штауффенбергом, разорвалась в двух метрах справа от меня... Сам я остался совершенно невредим, если не считать совсем мелких ссадин, ушибов или ожогов. Я воспринимаю это как подтверждение воли провидения, повелевающего мне и впредь стремиться к осуществлению цели моей жизни, как я делал это по сию пору...»72 За дикой бранью по адресу заговорщиков последовало заявление, что они «теперь будут беспощадно истреблены». Засим Гитлер вновь благодарил «провидение» и обещал: «Я и впредь должен, а потому и буду возглавлять мой народ».