Страница 29 из 93
Тем временем социал-демократы Мирендорф, Хаубах и Хенк, встретившись на рождество 1942 г. в Оберсдорфе (Альгеу), решили воздействовать на военных с целью отложить покушение. Каковы же были причины этого столь странного решения, особенно если учесть, что именно в это время уже назревала сталинградская катастрофа? Ответ даёт Эмиль Хенк, один из участников этого совещания, в своей появившейся в 1946 г. брошюре «Трагедия 20 июля 1944 года»:
«Сталинград явился с военной точки зрения первым смертельным ударом для армии Гитлера. Русские были на подъёме... Между союзниками тогда никаких окончательных соглашений относительно будущего Европы не имелось. До тех пор пока англосаксы не стали континентальной силой, не могли приниматься и никакие решения насчёт Европы.
В условиях военной обстановки конца 1942 г. свержение Гитлера было бы равнозначно продвижению Востока. Европа оказалась бы не подготовленной к внезапному миру — на эту часть земного шара низверглись бы чудовищные, неразрешённые политические проблемы. А это означало: о покушении на Гитлера можно говорить только после удавшегося вторжения американцев и англичан»97.
Итак, эти «социалисты» хотели и дальше использовать Гитлера в качестве заслона против Советского Союза, что в принципе отвечало линии Гёрделера. То, что при этом немецкий народ, особенно рабочий класс, продолжал истекать кровью ради того, чтобы облегчить англо-американскому капиталу путь в Европу, их явно мало беспокоило. Оказалось, что некоторые патриотически мыслящие офицеры обладали в этом вопросе большим чувством национальной ответственности. Однако впоследствии Хаубах и Мирендорф внесли коррективы в свою точку зрения, между тем как Хенк и в 1946 г. всё ещё защищал её в своей брошюре.
В конце февраля 1943 г. Ольбрихт сообщил Трескову, что приготовления закончены. Теперь Гитлера побудили посетить группу армий «Центр», что и произошло 13 марта 1943 г.
Первоначально намечалось, что надёжная войсковая часть арестует Гитлера. Полковник фон Безелагер был готов сделать это, но генерал-фельдмаршал фон Клюге запретил эту акцию ввиду якобы ожидавшегося превосходства в силах войск, верных Гитлеру98. Тогда Тресков решился на покушение при помощи бомбы.
Закончив совещания с командующими армиями группы «Центр», Гитлер вылетел в свою главную ставку. Тресков попросил полковника Брандта, сопровождавшего Гитлера, захватить для полковника Штиффа из ОКБ пакет с парой бутылок коньяка. В этом пакете находилась бомба с часовым механизмом, которая должна было взорваться во время полёта. Одновременно в Берлин было сообщено Ольбрихту, что акцию можно начинать. Но тщетно ждали заговорщики известия о том, что самолёт Гитлера взорвался в воздухе и рухнул: он благополучно приземлился в Растенбурге. Адъютант Трескова Шлабрендорф был немедленно отправлен в ставку фюрера забрать пакет, что и удалось сделать с извинением: произошла ошибка и пакет перепутали с другим. Выяснилось, что, хотя сам взрыватель оказался в порядке, случайно не сработал капсюль.
Следующее покушение на Гитлера предполагалось совершить уже 21 марта 1943 г. Полковник Герсдорф намеревался во время осмотра Гитлером выставки трофейного советского оружия в Берлинском цейхгаузе подойти как можно ближе к нему с двумя бомбами в карманах и взорваться вместе с ним. Но манера Гитлера быстро и внезапно менять свои планы сорвала и это покушение. Вместо объявленных 30 минут он пробыл на выставке всего минут восемь, и у Герсдорфа не хватило времени привести взрыватель в действие.
Новый план покушения предусматривал опять побудить Гитлера посетить группу армий «Центр». Семеро офицеров были готовы застрелить его одновременным залпом из своих пистолетов. Но Гитлер не прибыл: теперь он всё реже и реже покидал свою ставку.
В это время возникла мысль осуществить покушение в самой ставке фюрера. Однако для этого был необходим офицер не только согласный пожертвовать своей жизнью, но и имеющий доступ к Гитлеру. Тресков был готов на это, но Клюге лишь иногда брал его с собой в ОКБ на совещания по обсуждению обстановки. Поэтому использование Трескова с данной целью сильно зависело от случая.
В апреле 1943 г. заговор впервые подвергся серьёзной опасности. Гестапо раскрыло некоторые зарубежные связи абвера и арестовало сотрудников секретной службы Остера, Донаньи, Дитриха Бонхеффера и Йозефа Мюллера. Остера выпустили, но он был вынужден уехать из Берлина в Лейпциг, где находился под надзором. Таким образом, Ольбрихт лишился своего важнейшего до той поры помощника. Бек в марте перенёс тяжёлую операцию желудка.
Мартовская акция показала, что разработанные в Берлине планы покушения неудовлетворительны. Ольбрихт снова принялся за дело, но ему сильно мешало отсутствие Остера. Тогда Тресков подал рапорт о предоставлении ему на август продолжительного отпуска по состоянию здоровья и получил его. Он прожил десять недель у своей сестры в Нойбабельсберге и вместе с Ольбрихтом работал над планом государственного переворота. Ольбрихт предложил вызвать в Берлин подполковника фон Штауффенберга, о котором он навёл справки, и посвятить его, уже хорошо известного способного офицера генерального штаба, в планирование военных акций.
10 августа Штауффенберг прибыл в Берлин и Ольбрихт задал ему решающий вопрос, на который тот ответил согласием. Тресков знал Штауффенберга по его поездкам на фронт в 1941 г. и одобрил его привлечение к заговору.
С вступлением Штауффенберга в ряды заговорщиков начался этап новой активности. Поэтому обратимся сначала к вопросу о том, каким образом Штауффенберг пришёл к участию в заговоре, из каких соображений он это сделал и как способствовал поляризации среди самих заговорщиков.
Путь Штауффенберга к заговору против Гитлера
Многое указывает на то, что только в конце 1938 г. граф Штауффенберг впервые стал серьёзно задумываться над положением в политической и военной верхушке Германии (в той мере, в какой оно вообще было ему известно). Он должен был знать о разногласии между Беком и его противниками. Зимой 1938/39 г. Рудольф Фарнер во время прогулки спросил Штауффенберга, допустит ли вермахт повторение того, что совершали от имени немцев во время событий, связанных с «Хрустальной ночью»99. В ответ Штауффенберг впервые открыто заговорил о возможности переворота. Он высказал мнение, что центральной фигурой оппозиции Гитлеру в вермахте является Бек; можно также рассчитывать и на Гёпнера, в то время командира дивизии. «От доверия к более широким кругам высшего офицерства, а тем более к принимавшей массовый характер армии он настойчиво предостерегал и при этом обронил такие слова: от людей, у которых уже раз-другой был сломан хребет, нельзя ожидать, чтобы, принимая новое решение, они стояли навытяжку»100. Если в 1938 г. Штауффенберг ещё был убеждён в том, что Гитлер сделает всё возможное, дабы избежать войны, то весной 1939 г. в разговоре с Фарнером он бросил: «Этот дурак затевает войну!»101
Совершенно очевидно, что Штауффенберг следил за дальнейшим ходом событий с нараставшим опасением. Однако, когда война началась, он считал первостепенным делом выполнять свой воинский долг, ибо полагал, что война как бы олицетворяет судьбу всей нации, уклониться от которой нельзя. Аналогичной была позиция и его друга Мерца фон Квирнгейма, а также многих офицеров младшего поколения102. Мы уже упоминали, что успешный ход польской кампании произвёл на Штауффенберга большое впечатление. Но нам известно, что он выступал против террора военнослужащих германского вермахта в отношении польского гражданского населения103.
По возвращении Штауффенберга из Польши его посетили дядя граф Николаус фон Юкскюлль и заместитель обер-президента Бреславля граф Фриц Дитлоф фон дер Шуленбург, с которым он также был знаком. Шуленбург — член нацистской партии с начала 1932 г. — уже ко времени отставки Фрича, будучи тогда заместителем полицей-президента Берлина, идейно порвал с нацизмом; он на свою ответственность выпустил на другой день после «Хрустальной ночи» арестованных евреев, за что получил резкий нагоняй от Геббельса. Его отношение к нацистскому режиму характеризуют слова, сказанные им весной 1939 г.: «Нами правят глупцы и преступники»104. Шуленбург и Юкскюлль обрисовали Штауффенбергу положение и призвали его примкнуть к оппозиции. Тот был потрясён их рассказами, но отказался на том основании, что он как офицер штаба дивизии не видит возможности решительного вмешательства в ход событий. Вероятно, он сделал это также и потому, что ещё не видел необходимости столь далеко идущих решений. По другим свидетельствам, Штауффенберг, как ни неожиданно звучит это, придерживался мнения, что успешное сопротивление может быть оказано только рабочим классом, позиция которого ясна; армия же для этого непригодна и к этому неспособна105.