Нейронная одержимость

Что ж… пора вспомнить тот пяток уроков исторического фехтования, на которых меня хватило с моей «испанкой». Я не проникся дестрезой, но кое-что из меня ни одна лопата не раскопе не смогла выбить. Встать в профиль к противнику, поставить ноги буквой «Т». Начать движение по часовой стрелке. Отбить первую атаку, уйти вбок. Понять, что убийцы ещё хуже в фехтовании, чем Адриан — и то пытаются напасть по очереди, то мешают друг другу. Отбить вторую атаку, сдвинуться на шаг вперёд, давая мечу Говоруна рассечь пустоту, а носу Правого — укоротиться в длине.

— Я тебе кишки скормлю!

Пользуюсь паузой чтобы отрисовать случайную невму из предложенных и наотмашь ткнуть Говоруна остриём в скулу. Под неприятный скрежет кости вновь сдвинуться по кругу и пнуть вставшего Левого. Не слушать его вопли в полёте, но услышать грохот спускаемой воды на всём этаже, заглушающий схватку. Сдвинуться назад по окружности, уступая место атакующему Левому, увидеть движущееся остриё Говоруна. Скрестить клинки, ткнуть в незащищённую кисть, ткнуть в лицо, уйти от кривой контратаки и откинуть противника к перилам. Развернуться, увидеть оставшегося на ногах Левого.

— А вот теперь можно драться один на один. По всем правилам высокого искусства, — декларирую я и салютую окровавленным мечом с пылающими руническими знаками.

— Хрена с два, высокородный, — бурчит левый, а его глаза начинают дергаться. Невмы? Невидимый агисхъяльм начинает жечь кожу руки, пока Ада шипит в моих ушах хуже рассерженной кошки. Я прикусываю губу, но удерживаюсь — к удивлению Правого.

— К барьеру, — салютую я и двигаюсь в атаку.

Мой первый укол — пробный. Он лишь пробивает ферязь, на котором начинает растекаться тёмное пятно. Противник рубит, придерживая кинжал напоследок. Я парирую первый удар, второй и третий. На четвёртом вижу разрыв в защите и, наконец, наношу удар — и клинок оказывается в захвате кинжала и меча, улетая прочь.

— Довыёживался?

— Возможно, — признаю я и тянусь к пистолету.

— Лезь на парапет. Твой лазер ничего мне не сможет сделать.

— Зато пуля — очень даже, — звучит у меня над ухом недовольный голос и я глохну от выстрела.

Кавалерия вновь прибыла из-за холмов. От головы Правого остаётся лишь небольшой кусок, словно Фёдор расстрелял её из карманной гаубицы. Я подхожу ближе к мечу и вижу вскочившего Говоруна. Он не успевает поднять клинок, зато натыкается на мой отличный хук, отправляющий его на перила.

— Куда⁉ — ору я и движусь вперёд. Мне нужно узнать, кто меня заказал. Однако вожак убийц считает иначе. Он бросает на меня недовольный взгляд из-под напухших дуг бровей и откидывается назад. Отправляясь вслед за Левым в полёт с балкона.

— Чёртов упрямец, — шипит Фёдор. — Ты чего устроил? Зачем спустил воду со всех унитазов, не мог отбить сигнал о помощи?

— Был немного занят.

— Он одержимый! Одержимый! — хрипит Виктор. — Только одержимый демоном пойдёт на то, чтобы жрать плоть людскую в драке!

— Расскажешь церковникам. Вместе с заказчиком, — ухмыляется Фёдор.

— Но обвинение в колдовстве и нуждается в хорошем опровержении, господарь, — негромко замечает один из прибывших с братом стражников.

— Вы думаете, что Комнины потерпят среди своих родственников чёрное колдовство?

Виснет мёртвая тишина, прерываемая только ударами конвульсирующего Сторожа о плитку. Фёдор поднимает бровь, и пока кровь отливает от лица местных стрельцов, я понимаю — всё инкогнито только что отправилось в тартарары.

Глава 26

Κρυπτός

в которой владыка Скоморошьего шпиля удивляет, Адриан беспокоится, а Фёдор недоволен

Гнездо улья Балагурово.

Глядя на местных клириков, я начинаю понимать, почему Каллиники едва ли не ходят у них по головам. Убийца практически на верхушке шпиля — но в ответ на гнев Комнина (пусть и младшего) парочка из «мирского» и «духовного» орденов могут только мямлить и теряться. Признаться честно — после такого начинаю уважать Белькаллина больше. Он, может, и вышел из себя — но явно брался за дело с нужной стороны. Без вот этого:

— Я понимаю ваше недовольство, куропалат…

— Нет, не понимаете. Вы считаете, что оскорбление моего дома может вызвать только недовольство?

— Но милостливый господарь, это всего лишь боевой холоп, хоть и ваш дальний родственник…

— Который прекрасно всё слышит и помнит, — ворчу я. Удостаиваюсь выразительного взгляда брата и делаю осанку струной. Не выходить из роли!

— Несмотря на дерзость — он прав. Искренне надеюсь, что к своим людям вы относитесь лучше. Иначе, боюсь, Комнины будут несколько разочарованы Орденом Скомороха, — Фёдор молчит и многозначительно поднимает взгляд куда-то к расписным сводам. К счастью, служаки быстро понимают причины того.

— Прошу прощения, милсдарь, — отвешивает поясной поклон мне один из церковников, хотя тепла в его голосе не прибавляется. Я отвечаю тем же. Не вижу причин для игнорирования вежливости, пусть местные «ордена» меня совсем не вдохновляют. — Эмоции заглушили мой разум исключительно из-за наглости татей.

— Надеюсь, отче, их нанимателей удастся найти быстро, — вежливо склоняю голову я.

— Это будет нелегко, — честно признаётся «духовный». Возможно, в нём есть какой-то толк. — После полёта на восемьдесят саженей по вертикали от лица остаётся лишь каша. Придётся ждать запроса от научной ветви нашего Ордена.

— А что по оставшемуся с пулей в голове? — осведомляется Фёдор.

— Обычный служитель с обычными кодами допуска. Ни семьи, ни

— Как удобно для татей, — оброняю я.

— В любом случае, это лучше, чем ничего. Есть что сообщить господарю Степану.

— К сожалению, владыка шпиля не может вас принять, — сдержанно склоняет голову хорёк. — В данный момент у него важное совещание, к которому не могут быть допущены даже Комнины. Речь идёт о вопросах семейственности.

— Понимаю. Проведите нас в обеденную палату а то знаете ли, сутки выдались насыщенными. Только прошу — из тех, что поменьше. Мы непритязательны, — широко улыбается Фёдор.

Мы проходим пару широких пролётов. Заходим на очередной этаж. Один короткий поворот и вновь резная дверь. Обеденная.

— Мне не нравится происходящее, — негромко сообщает Фёдор, едва мы входим в обеденную палату.

Предыдущие помещения выглядели более обыденно, но это… может, местный шпиль и пребывал в лёгком запустении, но в нём до сих пор была заметна тень величия. Высокий и всё так же расписанный свод — грубые цветы поверх старых фресок, пара служак в нём теряются, как бронзовые статуи. Стрельчатые окна, каменная резьба колонн. Забранные фигурной решёткой со странным гербом — лицо, разделённое четырёхконечной звездой. Интересно, что же в более благополучных ульях?

— Речь о помещении или тёплом скоморошьем приёме?

Брат строит скептичную рожу и я затыкаюсь, чтобы не выйти случайно из образа. Стол накрыт, но поскольку мы с «тайным» визитом, то прихлебатели не допущены и мы можем выбирать любое место. Я подхожу к окну, но вижу едва заметный отрицательный кивок брата. Могут подслушать? Или не стоит давать заговорщикам лишний повод? Что ж, положимся на его чутьё. Сажусь подальше от окна и кошусь на слуг. Девушка и мужик. В их расшитых серебром кафтанах не то что пистолет — самурайский меч можно спрятать. От Фёдора не укрывается мой скепсис — и он вежливо просит слуг подождать снаружи, пока несут блюда. И, наконец, ставит оберег.

— Извини. У окна ушам расположиться проще всего. Эта палата выходит на пустырь, шпиона не заметят даже днём.

— Не вопрос. Что тебя настораживает? То, что нас не пускают к господарю Степану, покушение или Каллиники?

— Ты раньше не был таким саркастичным, — усмехается Фёдор. — Надышался атмосферой скоморохов?

— Привычка плёсн шпиля. В них за хамство не секут кнутом и на дуэли не вызывают.

— Разве что морды бьют.

— Лучше бы сбрасывали с балкона?

Мы негромко смеёмся.