Нейронная одержимость

— Готовы. Если ты назовёшь имя и заказчика, то останешься тут. Даже отключать не станем. Альтернатива тебе не понравится, сразу предупреждаю.

Я покачиваю головой. Не то чтоб прям сомневался в выборе — но небольшая передышка не помешает.

— На ад, чистилище и рай уже посмотрел. Теперь, милсдарь Белькаллин, любопытно посмотреть на альтернативу.

— Я этого ожидал. Но всё равно разочарован. Гератий, отключай нас. Пора начинать по старинке.

Тьма накатывает на опушку резко и частями. Словно кто-то отключает свет. Последнее «выключение» — и открываю глаза уже связанным, на кресле Эгрегора. Служаки отводят монитор подальше от моих глаз, и помогают с одеждой кафолику. А кто-то уже тащит нечто бряцающее на

— Халат?

— Несомненно. И беруши, пожалуйста. Кричать будет уже на иглах, но кто знает, сколько продержится наш Адриан.

— Вы думаете, будет и второй этап?

— Не сомневаюсь. Так что тащите напильники, скальпели и остальное дерьмо.

Тащат иглы и молоток, поглядывая на меня. Видимо, будут загонять под ногти. Потом, на всякий случай, остальную радость жизни — клещи и напильники для зубов, кастеты, шокеры, скальпели, зажимы. Что ж, как веревочке не виться, всё равно конец настанет. Холодное касание антисептика, пальцы в тисках. Удар. Белькаллин не врёт — боль настолько острая, что вся решимость уходит куда-то в трубу.

— К какой фамилии ты принадлежишь? Что скрывается в твоей нейре, Адриан? Говори, и это прекратится, ты будешь прощён! Где ты прочитал о невмах, которые начертил себе? Что? Что ты шепчешь?

— …и не введи нас в искушение. Но избавь нас от лукавого.

Старая молитва старого мира. Мира, где нет обезумевших нейросетей и не менее безумной пародии на пастыря. Но она мне неожиданно даёт новые силы — и вместо того, чтобы распластаться пластом, я плюю в лицо Белькаллину. Этот, последний жест окончательно срезает с него маску благопристойности. Он впечатывает мне в ухо кулак и начинает орать. Словно у него сидел в нейре демон, а не у меня.

— Ты расскажешь. И тебе никакие старые молитвы не помогут, потому что в этой комнате проводник между сетью и Порайском — только я!

Вежливо улыбаюсь. Мне хочется выдать очередную пустую остроту, но нашу в высшей степени приятную беседу прерывают. Третий мужчина заходит в комнату. Его «крестьянский» ферязь кое-где слегка подпален лазерными разрядами, вымазан потеками дешевой, пустой каши и порван. Вот только массивные золотые украшения, осанка и (главное) горделивый взгляд вкупе с ледяным спокойствием создают ему куда более пугающий образ, чем фанатизм и обилие амулетов Каллиника.

— Я же просил никого не пускать, — огрызается Анастас, но пришелец даже не ведёт бровью.

— Мне неловко прерывать вашу беседу, господари. Но вынужден вас попросить выйти вон.

— То есть?

— То есть к чёрту, господари.

— А ты не охренел, часом?

— О нет, — смеётся «точно Уар» и задирает рукав. На нём затеняя остальные источники света мягким золотым светом разгорается электротатуировка, заставляющая моих мучителей заткнуться. — Охренели вы, отродье Каллиников.

«Отродье Каллиников» лишь благовейно взирает на «иерусалимский крест», огненным золотом слепящий им глаза.

Глава 23

Κρυπτός

в которой Комнин делает предложение, Адриан удивлён, а Каллиники получают хороший совет

Арки Скоморошего шпиля. Палаты мирского ордена.

Ради такого я даже поднял гудящую голову и пригляделся к гостю. Кавалерия прибыла, но цвет мундиров оказался иным? Как там было? «Первосоздатель не с нами, потому что он ненавидит идиотов»? Но нет, действительно — крест Комнинов и какая-то фигурка… ага, знак куропалата. «Внутренняя безопасность» Комнинов. Они, наверное, должны меня вытащить. Надеюсь.

— Я неясно выразился? — поднял бровь Комнин, прищурив серые глаза. — Или вы ослепли, не видя знаки моего сана и моего рода?

— Что вы, милсдарь…

— При всём уважении, куропалат, — твёрдо отвечает Белькаллин, пока его ноздри раздуваются от подавленного гнева, — но светская власть не властвует над духовной. А в данном деянии есть следы воздействия диких бесов. Если не демонов!

— Напомните мне, какому ордену подчиняется орден Птицы? — коротко отвечает мужчина и челюсть Белькаллина со стуком встаёт на место. — Вот то-то же. Свободны, кафолик. Вас уже ждут представители Скоморошьего ордена. А вы, черти — не забудьте вернуть вещи уважаемого Адриана.

Служаки начинают сборы с ретивостью, делающей им честь. Откуда-то появляется меч, плашки нейрочипов и браслет. Некто помазывает пальцы синей мазью, другой наливает из графина воду. Профессионалы. Иные бы препирались и заработали взыскание, но эти быстро поняли, что за птица заскочила на огонёк к обречённому. Наверняка Анастас притащил их с собой. Кстати, где он?

— Ещё что-то, милсдарь? — Белькаллин стоит неподвижной скалой. Даже несмотря на боль, я могу понять его выражение лица. Ярость, смешанная с бессилием. Словно хулиган оплевал перед всей школой. Однако не орёт и не бросается с кулаками. Какой молодец. Всё-таки точно профессионал. Выложил бы я ему всё за милую душу рано или поздно, наверное. Комнин глядит на него снисходительно и с некоторым одобрением.

— Даю вам дружеский совет — будьте аккуратны в выражениях с Балагуровыми. Ваша семья уже их достала своим вмешательством в дела Скоморошьего улья. Не наломайте дров ещё больше.

Церковник и служаки отвечают поясными поклонами и выходят. По очереди. Стражник и палачи — пятясь и сопровождая каждый шаг поклонами. Белькаллин — не оглядываясь. Мда, яйца у него есть. Едва дверь захлопывается, как новый гость бесцеремонно садится напротив и расстёгивает тулупчик. Выглядящий чуть более традиционно, чем моё двубортное пальтишко.

— Вот так-то лучше, — ухмыляется мужик в бороду. Ставит на стол какую-то обсидиановую пирамиду и сдвигает верхушку. — Теперь мы можем говорить свободно. Наворотил ты делов, братец. Благо, ума хватило не светить электротатуировкой перед кафоликами — Великие дома бы тебе баааааааааааальшое спасибо сказали за повод пощипать Комнинов за бороду. Но удивишься — внимание бати действительно привлёк. Он соизволил поинтересоваться происходящим, и даже при свидетелях.

Мужик скалится, словно отвесил весёлую шутку. Я прищуриваюсь и пытаюсь вспомнить, при каких обстоятельствах видел эту ухмылку.

Верхушка шпиля. Кажется, такое место называют «гнездом» — посторонние сюда допускаются лишь в рамках приёмов и церемоний, отягощённых запутанным этикетом. Особенно посторонние с оружием. Но я почему-то сжимаю двустволку, кажущуюся в детских руках настоящим слонобоем. Мне страшно — и холодный мрамор статуи, к которой прижимаюсь заправским коммандос, особенно не помогает.

— Нас не накажут?

— Даже если и накажут, — Фёдор усмехается, и его рожа становится похожей на оскал довольного пса, — то ангелок Каллиников стоит того. Неча им летать тута. Батёк их не особо любит — так что наказывать особо и не станет. Да и когда ещё ты будешь стрелять с настоящих кинетических пищалей?

— Федя, чёрт возьми!

— Узнал, чертяка. А мне уж казалось, что кумушки правду шепчут и ты совсем крышей поехал, — бурчит брат, но улыбается в бороду.

— Сам знаешь, брат, кумушки любят перемывать кости.

— Любят. Вот только ты, размахивая энграммным мечом, орал как одержимый в амоке. Я такое видал и раньше, поверь. Уж начал думать, что в своих путешествиях по стопам шпилей ты зашёл в какую-то не ту подворотню.

— То есть ты…

Ну да, конечно, наблюдал. Только как? Под конец схватки не то что камеры — даже свет и тот не работал. Может, подключился к чьей-то «ракушке»? Хотя, есть ещё один, куда более надёжный вариант. «Истинный Уар, как же». Крестьянский ферязь, отличная подготовка. Чёрт, интересно — Филлион знал или тоже обманулся? Нужно будет с ним поговорить по душам. Я-то его задницу перед Белькаллиным спасал, как мог. Видимо, мои эмоции очень ярко отображаются на лице.