Нейронная одержимость

— Можешь раскрыть, брат? — я неопределённо махнул рукой, желая скорее позлить Михаила, чем действительно слушать очередную проповедь.

Пока мой старший брат Михаил пересыпал речь о выделении дополнительного бюджета чёртовым Каллиникам, я покосился на отца. Иоанн Комнин, васелевс и деспот Нижнедонска, отсутствующим взглядом наблюдал за огнями ночного подулья. Он пережил большую часть соперников — вроде древнего Ангелина Комнина и Виктора Мейендорфа. А ещё — почти половину собственных детей. Лихуда, наследника и моего брата. Шесть младенцев, не то удавленных, не то одержимых. Но ещё десять были живы и застали, как жизнь теплится в его теле только благодаря арканическим наукам и мнемотехнике. Я задумался, насколько ироничен был тот, что создал некогда весь мир и три киберпространства. Взять хотя бы монструозное здание, в котором мы заседали сейчас.

Шпили — кинжалы Первосоздателя, наглядное доказательство могущества Его слуг на грешной земле. Так говорят церковники, умалчивая о тысячах бесправных биомехов, слкдывающих бетонные блоки в изящные башни, сотнях инженеров, рассчитывавших прочность, и дюжинах инквизиторов, следящих, чтобы во всю эту ораву не вселилось по дикому даймону, желавшему сожрать и переварить их мысли. Впрочем, в чём они правы — так это в том, что каждый шпиль — доказательство могущества. Вот только не Первосоздателя, нет. Того Великого дома, что владеет башней и душами всех её жителей.

Башенки, балконы, паутина аркбутанов — это всё шелуха. Даже тёмные голографические панно и позолота, тоньше детского волоса — всего лишь внешняя оболочка. Настоящая роскошь и сила — в людях, которые обитают внутри — которые готовы создавать и покупать биомехов, исследовать глубины Пургатории и одёргивать излишне ретивые умы. Эти люди предпочитают палаты поменьше и охраняемые получше — вне зависимости от внешнего лоска. На верхушке каждого шпиля, вне зависимости от герба, была такая палата. Небольшая, рассчитанная только совещание близких сановников. Но никто не идеален — особенно Комнины. Именно поэтому каждое заседание малого совета рано или поздно превращалось в балаган.

— … ведь не зря братия Каллиников за последний год помогла на десятую долю больше, чем в прошлом году?

Десять процентов за год? Мощно. Чёрт, где же я лопухнулся, что проклятые птичники умудрились отъесть десятую долю всех дивидентов?

— Протоспафарий, — негромко зову я и старичок с миниатюрной копией Перворазрядной книги подошёл ближе. По этикету он не мог сидеть с высокородными. — Внесите в протокол необходимость аудита бюджета, выделяемого шпилю Каллиник.

— Но…

— Брат, не стоит волноваться, — ехидно протянул Мануил. — Константина беспокоит, почему деньги от Каллиников приходить сильно больше не стало, а вот их доходы увеличились.

— Они помогают страждущим бесплатно!

— Значит, кто-то платит за них, — сумрачно заметил Гавриил Ангелос, и пододвинул к себе инфодоску и стило. Ссылка в Скомороший шпиль раскрыла в нём талант к поиску финансовых махинаций, и он понял с полунамёка, почему я инициировал проверку.

— Воды бы, — вдруг прохрипел Иоанн.

Мои братья аж подскочили на стульях. Не могу их винить — отец последние годы говорил очень редко. А при ком-то кроме лечащего врача — и того реже. Он уже перевалил ту грань, за которой начиналась вторая сотня лет, и для своего возраста выглядел вполне сносно. Особенно если был повёрнут только левым профилем, запечатлённым на денариях. С этой стороны он был парализован ещё лет тридцать до того момента, когда старые, недовымытые яды дали о себе знать и наложились на старческий маразм. Я не спеша лично налил воды из личного серебряного кувшина, отдал дегустатору. И лишь после — вручил кубок отцу.

— Да мне-то зачем, бараны? — буркнул мой владыка, не отрывая от окна взгляда. — Вот им сейчас бы всего Дона хлебнуть.

Я подошёл ближе. Действительно, на левом берегу под арками Скоморошьего шпиля полыхал пожар. Пока слабый — но вспышки и вырывающиеся иглы энергетических выстрелов говорили — кто-то разбушевался не на шутку. Рядом пахнуло поочерёдно церковными благовониями, оружейной смазкой и терпким запахом чернил. Братья тоже решили посмотреть, что вывело отца из забытия — впервые за последний месяц. Ангелос и прочие младшие дома почтительно держались в стороне. Но тоже присматривались к происходящему.

— У кого-то очень мощная вечеринка, — усмехнулся Мануил.

— Или грешная душа, — качнул головой Михаил. — Да смилостливится Первосоздатель над их душами.

— Которые явно не в себе, — фыркнул Всеволод

— Азраил, — я негромко позвал, а Хитрово неслышно оказался рядом. Наверняка лысый уже в курсе, что творится на левом берегу. — Что случилось?

— Разборка шпилевиков, мой господарь.

— Выглядит занятно, — обронил Иоанн и отвернулся, словно зрелище ему наскучило.

— У нас есть информация?

— Разумеется, мой государь, ведь это мой хлеб, — лысый шпион помолчал, давая боярам переварить сказанное. — Уары влезли в разборки с местной сектой. Первый раз колдун ушёл от их гнева, но в этот раз, — лысый шпион качнул худым плечом, — видимо нагнали.

— У них должен быть вожак.

— Он есть, — скривился бледнолицый Хитрово. — И вы его даже знаете, милостливые господари, хоть этот… господарь нырнул на дно и вообще давно не давал о себе знать.

Братья не поняли, о ком речь. В отличие от меня. Всемилостливый Первосоздатель, чего ж ему не сиделось спокойно? Решил напоследок привлечь внимание отца? Что ж, ему это вполне удалось.

— О ком… — начал было Мануил, пока не увидел понимающие взгляды.

— Адриан, — почти выплюнул Михаил. — Больше некому.

— С чего бы ему высунуться из той дыры, где он сидел в киберпространстве? — с любопытством осведомился Всеволод.

Никто из них не жалел об утере младшего сорванца. По-хорошему, всех младших следовало бы отделить от рода за их выкрутасы — путешествия и рейды, вступления в банды и прыжки со «стрекозой», не говоря уже о делах чёртового Рогволда… впрочем, кровь отца мешала. Вот и в этот раз наличие братца заставило посмотреть на пожар в полуразрушенном улье чуть-чуть, но по-другому.

— Видимо, припёрло, — пожал плечами Мануил. — Ну, хоть с Уарами повязался.

— В тебе говорят родственные узы, — улыбается Всеволод. Не то чтобы он так не любил Адриана — просто ему нравится подначивать брата даже в такой ситуации.

— Скорее здравый смысл.

Я решаюсь вмешаться.

— Всеволод, собери ватагу молодых. Нам нужно его вытащить, пока Балагуровы не закинули его в околоток.

— Не волнуйся, брат. Ватага не нужна. Наш человечек уже на месте и всё сделает в лучшем виде.

— Ему можно доверять? — беспокойно вмешивается Михаил. — Дело сие тонкое. Я мог бы связаться с местным орденом…

— А я — нажать на чиновничество, — подаёт голос Ангелос. В какой-то момент предложения начинают появляться слишком быстро, но Всеволод продолжает молчать с видом столь довольным, что решаю сначала выслушать его.

— Может, узнаем, что предлагает наш возлюбленный брат и повелитель дружины?

— О, не волнуйтесь, братья, — в глазах Всеволода блеснули огоньки веселья. — Один человек тут вполне справится лучше целой дружины. Поверьте, его глаза — глаза нашей семьи.

Глава 20

в которой пребывает неожиданная кавалерия, колдун предаётся воспоминаниям, а главный герой — тревоге.

Стопы шпиля Балагурово. Палаты Армода.

Я прибываю на поле боя привычным путём — пикируя сквозь стеклянный потолок, точнее — его остатки. Мой визави, выкинувший из окна получасом раньше, уже лежал растерзанный выстрелами в упор вместе с несколькими телами штурмовиков. Падаю прямо на недобитую куклу, выбивающую моих людей из-за баррикад: грузное тело неопределённого пола и пучок хлыстов вместо правой кисти. Пока агисхъяльм выдерживает несколько прицельных попаданий, я без лишних сомнений рублю её толстую шею.

Нотка сожаления, правда, была. Плохо, что не удалось. действительно разметать кого-то из культистов. Их немного и кто-то надоумил укрыться за баррикадами так, чтоб простреливать всех, включая соседей. Подозреваю, что у этого кого-то имя начинается на «А», и заканчивается на «д». Хитрый сукин сын. Скатываюсь с тела, истекающего чёрно-синей жижей, и тактически перекатываюсь к ближайшему завалу. За ним залёг Филлион, с весьма сосредоточенным лицом. Броня — с кучей подпалин и оставленных бес знает чем дыр, сквозь которые видна арамидная ткань нижних слоёв бронепластин. Лицо — с прикипевшим, словно маска, выражением упрямства на лице.