Черт меня знает

Глава 3 Ночь воспоминаний. Отрочество

Постепенно с годами все вокруг перестали воспринимать меня как неведомо что. Все трактаты обо мне самых сумасшедших магов были написаны, прочитаны и потихоньку начали покрываться пылью. Дети прачек и кухарок во дворце перестали с криком убегать от меня. Уже вроде не так слюняво облизывались алхимики и некроманты… Кажись, самое время начинать получать удовольствие от жизни, но не тут то было.

Эм… Переходный возраст у меня проходил не совсем гладко. Не удивительно. Как то не очень гладко на психику подростка влияет рабское клеймо на пол рожи и звание главной буки Эритума. Я вел себя очень очень скверно, испытывая на прочность нервную систему всех и каждого. Даже принц, тот еще любитель шалостей, отказывался присоединяться ко мне. Ну и ладно! Я сам! Когда ошпаренный очередной раз супом дворецкий орал мне вслед «уууу, чертяка», я чувствовал какое-то злорадство. Мол, да! Я чертяка! Подавитесь!

Моими стараниями кухня горела несколько раз. Одних моих побегов из замка было не счесть! В свои тринадцать я раздаривал симпатичным горожанкам дорогие гобелены на столичной ярмарке просто так. Несколько раз обряжал на площади статуи мэтров магии в цветастые платья, запускал во дворец в гостиные покои поросят, енотов, стаю летучих мышей. Да что я только не делал!

Как только на горизонте начинали маячить трындюли за сделанное, я убегал в Главный Бестиарий. Именно там я был как дома. Роланд — самый сильный маг призыватель в Эритуме. На каждом ездовом демоне сегодня его печать подчинения. И самые сильные из них, самые свирепые высшие демоны в Главном Бестиарии. Почему Роланд не отозвал их в нижний мир назад после прошедшей войны? А фиг его знает… Любил, видать, домашних животных. Кто-то котеек любит, а он вот двухвостых ящеров и летучих змей.

В этот Главный Бестиарий никто кроме Роланда и меня зайти не мог. Роланда не трогали, признавая хозяина. Меня же не трогали, потому что признавали своего. Клеймо подчинения. Ровно такое же, как и у них было мне своеобразным пропуском.

Темное каменное подземелье со временем стало для меня самым уютным и безопасным местом. Прижимаясь к теплой чешуйчатой спине монстра, я часто засыпал, подленько хихикая и предвкушая, что я устрою завтра.

Фиг его знает, сколько бы так продлилось. Вырос из меня явно бы криминальный элемент или разбойник с большой дороги, только вот однажды у меня случился примечательный разговор с отцом.

Уже сейчас я вполне себе мог признаться, что, устраивая всю ту ерунду, я хотел, чтобы Роланд использовал на мне свою магию. Хотя бы раз! Я ненавидел свое клеймо, и вместе с ним ненавидел себя и свой статус фамильяра. Статус раба. Роланд мог одним щелчком пальцев приказать мне что угодно! Заткнуться, не выходить из дворца, не бедокурить, учиться с утра до ночи. Что угодно! Невидимая удавка на моей шее не дала бы мне ослушаться! Я провоцировал его, чтобы потом, жалея себя, скрипеть в Бестиарии зубами, шепотом повторяя что-то в духе, мол, всё вокруг уроды, а я здесь чужой.

Надо отдать старику должное, он не поддался на провокации. Действительно, ни разу он не использовал на мне свою силу. Более того. В один из дней после очередной моей шалости он позвал меня к себе в кабинет. Когда я предстал перед внимательными серыми очами батюшки, он вздохнув, сказал мне:

— Ки, ты не черт, ты — человек. Не надо думать, что ты здесь чужой. Ты мне как сын…

На эти слова я только зашипел, ну а Роланд сделал невообразимое.

Досадливо крякнув, он встал из своего кресла и стал шарить руками по многочисленным полкам своего стола в кабинете. Найдя подходящее, он подозвал меня:

— Вот, Ки, кровь не врет. Ты это знаешь. Я никогда еще так не делал, но, думаю все получиться. Давно пора было.

Подойдя к столу для зачарования предметов, он достал мелкий пузырек с каким-то зельем. Вытряхнул зелье в стоящий на столе вазон, от чего тот покрылся пятнами. В пустой маленький пузырек он капнул пару капель своей крови и сказал:

— Вот… Это моя кровь. В ней моё воспоминание о том дне, как ты появился в Эритуме. Я зачарую свою кровь так, что каждый раз, как ты этого пожелаешь, ты сможешь увидеть всё моими глазами и почувствовать моим сердцем. И, главное, запомни. Ты — мой сын. Ло — твой брат. Мы одна семья. Я хочу, чтобы ты знал, что мы любим тебя. Я хочу, чтобы ты выкинул из головы все глупости про то, что ты здесь чужой, и, наконец, определился и стал тем, кем сам хочешь быть.

В мою руку упал пузырек, рассматривать который я убежал уже не в привычный мне Бестиарий, а в свои покои. Там, сжав его в руке, я увидел и почувствовал всё так, как в тот день видел и чувствовал Роланд. Почувствовал в нем нежность, когда он бережно брал меня на руки из лап демона. Почувствовал то справедливое негодование, когда он ощутил после осознания того, что его фамильяром стал человек.

Это всё помогло мне. Успокоило. С той поры больше никогда я не приходил в Бестиарий, перестал шалить и даже полюбил книги и уроки у старика звездочета Лота. Ну а пузырек повесил на простенькую серебряную цепочку и носил всегда с собой как амулет.

И сейчас он был со мной. Достав его из кармана куртки, всплакнул. Эх… Жалко старика. Спасибо ему за всё. Прижимаясь к спине лежащего рядом у костра со мной ездового демона, отхлебнул из кружки, взглянул на огонь.

И я, и демон вместе умрем на рассвете. Умер наш хозяин, умрем и мы. Это закон. Только чертяка, как и все призванные демоны, после своей смерти отправится в нижний мир, ну а я… Я, скорее всего, просто умру. Без хозяина нам обоим не жить, только вот демоны магические существа, знают дорогу обратно, а я — нет.

Как только я взялся за ум, перечитал кучу состряпанных магами трактатов о себе любимом. Все седобородые маги, кто брался рассуждать на этот счет, пророчили мне смерть в случае смерти Роланда. Магия призыва, конечно, для Эритума была во многом новой и Роланд был первооткрывателем для нее, но вот за прошедшие шестнадцать лет появились пусть и слабые первые маги призыватели. Ясно, что по силе дара они Роланду и в подметки не годились, но тем не менее новая магия активно изучалась и основные ее законы уже были ясны. Что-то даже проверилось на практике. Так и этот закон — умирает хозяин, через сутки умирают все его призванные фамильяры.