Страница 74 из 82
И вот тогда они потихоньку полезли — большие, похожие на Настю до обратного превращения, угрюмые, пришибленные. Двадцать семь превращённых женщин. За ними выбирались дети — сперва самые мелкие, совсем салатно-зелёненькие, потом постарше. Таких как наш арестант было едва ли с десяток. Все столпились посреди поляны, окружённые сводным отрядом.
Барон положил свою тяжёлую руку Бычу на плечо:
— Смотри! Все здесь?
Орчонок, довольно забавно выглядевший в армейской ушанке, закрутил головой:
— Нету ещё — вот! — он показал четыре пальца.
— Больших, как ты?
Пацан надулся:
— Я больше!
— Ты не дури давай! Рукой покажи: какой рост?
Все четверо оказались довольно большие уже орчата.
— Что делать предлагаешь? — князь мрачно смотрел на своих бывших подданных. Большинство, похоже, его и не узнавало.
— Да запустить туда пару файерболов! Шустрые, успеют выскочить.
Одна из орчих, слушавшая их разговор, сделала пару шагов в их сторону, но была остановлена дружинниками, выставившими вперёд щётку копий. Однако князь, всё ещё болезненно разглядывающий строй зелёных баб, увидел и крикнул:
— Чего тебе?
— Нельзя жечь! — низкий голос орчихи с лёгкостью преодолел разделяющее их пространство, — Там полная грибница! Новые девушки!
Князь с бароном уставились друг на друга:
— Ну, и что теперь?
Я тоже крутила в голове варианты. Можно заглянуть Бычу в голову, выцепить портреты этих четверых, передать их Кадарчану, и он будет точно знать — где они есть. Пока этот многоступенчатый план созрел у меня в голове, отцы наши успели договориться с инициативной орчихой (звали её, к слову, Маша) и пошли с ней под землю. Именно что барон и князь. Спустя буквально две минуты из дыры в земле вылетели держащиеся за разные части тела огуречные пацаны. Видать, были по-быстрому отоварены Вовой. Вот теперь я тоже пошла на экскурсию. В смысле — в составе отряда спасателей.
ВОПРОСЫ ФИЗИОЛОГИИ
Кельда
Шаман был реально, нет — нереально сумасшедшим. Не сомневаюсь, что внутри было всё устроено по его вкусу — разноцветная плесень по стенам, странного вида светящиеся грибы, резкие запахи, от которых голова начинала болеть и кружиться.
— Так, ребята! Ядовитая атмосфера! — предупредила я, — Девок выносим и сжигаем всё нахрен!
— Ускорились! Живее, мужики!
Грибница была… ну просто фу какая тошнотворная даже на вид. Как внутренность какого-нибудь гигантского желудка. И пахла соответствующе. И если бы я не знала, что плавающие в этой мерзкой жиже тела — точно живые, то, наверное, сильно бы засомневалась на этот счёт.
— Так, стоп! — мой крик отразился от стен, породив искажённое и какое-то… противоестественное эхо, — Не трогайте!
— Ольга, что случилось? — Вове тоже место не нравилось, и он хотел скорее уйти.
— Я не знаю, как эта жижа повлияет на людей. На одежду. А если она разъедать начнёт?
— Та-а-ак…
— Двоих добровольцев туда, чтоб доставали. Остальные — чтоб не прикасались! Что-то типа носилок надо. Хоть волокушу?..
— Понял. Выходим, мужики! Дополнительные технические условия возникли.
Божечки, воздух-то снаружи какой хороший! Князь вышел последний, смурнее тучи.
— Иван Петрович! — окликнула я его — Ещё одна мысль!
— Слушаю.
— Мы всё равно так быстро их откатить не сможем. Может, вы и выносить их будете по одной, чтоб не мёрзли? Или надо костры. Нодьи* с экранами ставить. В палатки я бы их в этой слизи не рискнула вносить.
Князь покивал:
— Сейчас решим.
Ну и ладушки!
— Глирдан, дружок! Вы девушкам наше предложение объяснили?
Ответил Кирилл:
— Да, тёть Оль, конечно!
— И про память тоже?
— Конечно, со всеми подробностями.
— И?
— Согласны все.
— Так давай начнём, чего тянуть-то?
Что-то в этой процедуре меня скребло, однако же, обещание дано и должно быть выполнено.
Мы возвращали женщин. Одну за одной. Дальше плачущие девки отправлялись в объятья своих соотечественников и уже принявших человеческий вид товарок по несчастью, потом очередь орчих притормозила — пошли недоизменённые из грибницы. С извлечениями, видимо, случились какие-то сложности, потому как поступали эти обезображенные, обросшие грибами и покрытые уродливыми нарывами тела не очень быстро. Потом они кончились, и ядовитые катакомбы запылали, выбрасывая жирный пепел в бледное морозное небо.
Осунувшийся Кирилл попросил минуту перерыва. И дело ведь не в физической усталости. Душевно это тяжело. Очень тяжело. Чудовищно. Киря открыл глаза:
— Следующая!
Прошёл ещё час. Теперь возле нас стояло только две зелёных женщины.
Потом одна. Та, Маша.
— Садись, Мария! — Кирюха махнул рукой на слегка уже вышарканный кусок бревна.
— Я… отказываюсь.
Кирилл устало и удивлённо посмотрел на неё снизу вверх. А она смотрела на поляну. Около сотни детей сбилось в кучу. Они уже не обращали внимания на окружавших их копейщиков. Матери одна за другой уходили от них, менялись, превращались в людей и… забывали их, смотрели на растерянных детей как на мерзких, отвратительных тварей, как на зверёнышей. Их дом превратился в полыхающую зловонную яму…
Маша решительно тряхнула головой и пошла к орчатам, вошла в середину толпы, что-то пророкотала на своём громыхающем языке.
— Глир, что она сказала?
По щекам впечатлительного менестреля текли слёзы.
— Она сказала: я теперь ваша мать, идите ко мне, я вас не брошу…
Эх-х, самое время поплакать, однако я чувствовала, что времени осталось совсем мало, скоро этих деток начнёт жестоко ломать, и пошла к оцеплению.
— Машенька! Поди сюда!
Я быстро объяснила орчихе ситуацию, и она едва не запаниковала. Двести паникующих килограмм — нафиг нам такое!
— Спокойно, Маша! Я Дубровский! — извините, вырвалось, — Строй в очередь, начиная с самых маленьких, и подводи ко мне по одному. И за руку держи, чтоб не боялись. Давай бодро, успеем! Долегон! Сейчас кого обработаю — начинайте кормить! Быч — помогать! Понял? Всё, поехали!