Запад-81

С топливом и боеприпасами, кстати, скоро начнутся проблемы. Мы в Вилейке, конечно, пополнили запас топлива на местной нефтебазе, но ведь и запас хода у моих ИСУ-152 всего-то триста вёрст. По шоссе. Только дорогу до Мяделя никак не назовёшь словом «шоссе». Хотя, конечно, и не назовёшь пересечённой местностью. Но расход солярки всё равно больше, чем в идеальных условиях. А теперь ещё такая же «дорога» к Докщицам. В общем, если бы при ТО снова баки «под завязку» не залили, то приползли бы к Глубокому на последних каплях.

Задал вопрос об этой проблеме командиру полка, и то меня успокоил:

— Полковник Мотовилов в курсе. Какие-то запасы топлива есть в Глубоком и в пятнадцати километрах от него на узловой станции Крулевщина. Иначе бы не было смысла затевать этот контрудар, для которого нас перебрасывают.

Контрудар, значит… Улучив свободную минутку, раскрыл карту и поднапряг мозги.

Что мы сейчас имеем, исходя из, наверное, неполного знания мной обстановки? 3-я моторизованная дивизия СС «Мёртвая голова» прорвалась под Шарковщиной и наверняка уже вышла к Двине в районе Дисны. Там она либо будет переправляться через Двину, либо пойдёт на юг к Полоцкому укрепрайону. За укрепрайон я более или менее спокоен: и в известной мне истории он держался достаточно долго. Причём, против одной из танковых дивизий Гота, а не против моторизованной эсэсовской. А сейчас, как я понимаю, его ещё больше усилили войсками.

Теперь с кем мы будем иметь дело в районе самого города. 121-я пехотная дивизия наступает с запада. 36-я «додавливает» 100-ю стрелковую дивизию с севера. Задача 2-го стрелкового корпуса, в которую входят 100-я и 161-я дивизии — не допустить прорыва немцев к Минску с севера. Их отход на восток, к Полоцкому УРу вызовет повторение известного мне сценария: прорыв к Борисову и скорая сдача Минска. Значит, корпус будет упираться из последних сил и, если припрёт, начнёт отходить на юг, а не на восток.

И ещё один нюанс. Следом за эсэсовцами движется какая-то пехотная дивизия. Номера, к сожалению, не помню. Именно в полосе её движения проходят линии снабжения вырвавшейся вперёд эсэсовской дивизии. И перерезав их, мы «перекроем кислород» эсэсовцам. Дивизия, следующая за «Мёртвой головой» сейчас находится на марше, и контрудар будет наиболее эффективен именно против неё. В перспективе. После прорыва фронта севернее Глубокого.

Кажется, стало понятно, ради чего нас снова сорвали с места, не жалея и без того небольшого моторесурса нашей потрёпанной временем боевой техники. Даже разгром на марше немецкой пехотной дивизии — очень достойная задача.

Лейтенант Сергей Крапивин, 9 июля 1941 г., 9:00, неподалёку от будущего Новополоцкого НПЗ

Дорога на Молодечно, а потом и на Вилейку забита войсками. Нет, не отступающими. Из-под Воложина их перебрасывают туда, где создалась вероятность прорыва с севера. Частям 38-го моторизованного корпуса, в который вошла мотострелковая бригада, сформированная из техники, что мы так и не расстреляли на учениях «Запад-81», пришлось отойти из Ошмян и Сморгони под Молодечно. 24-я стрелковая Самаро-Ульяновская дивизия усилила оборону Воложина с севера. Её, кажется, передали другому корпусу. А 50-я стрелковая при поддержке остатков 5-й танковой дивизии, задавшей немцам жару под Алитусом, окапывается северо-западнее Молодечно. Отступающие же из-под Гродно войска направляются на север, чтобы прикрыть Вилейку от частей 39-го моторизованного корпуса Третьей танковой группы Гота.

Звучит грозно — моторизованный корпус танковой группы. По сути — танковой армии. И в «нашем» 1941 году 50-я стрелковая дивизия в одиночку не смогла его остановить. Сейчас же ситуация иная: оборону в Ошмянах и Сморгони держали уже две дивизии (5-ю танковую, где, говорят, танков едва наскребётся на батальон, я не считаю), полк корпусной артиллерии и механизированная бригада в составе танково-самоходного полка (те самые несостоявшиеся мишени) и мотострелкового полка из числа десантников и красноармейцев. Да и реактивная авиация, базирующаяся под Витебском, помогла. В общем, позиции они удержали, но были вынуждены отойти, чтобы не быть отрезанными, если немцы попытаются обойти Воложин севернее.

Не просто удержали, но и сумели нанести два контрудара. Одним отогнали фрицев от Ошмян на десяток километров, а вторым освободили занятый немцами областной центр Вилейка. Это та самая механизированная бригада постаралась.

Мы как раз ехали по той лесной дороге, на которой и произошёл встречный бой бригады с немцами, двигавшимися от Вилейки на Молодечно. Мрак! На ней так и осталось поболее полка гитлеровцев. Техника сожжённая на протяжении нескольких километров столкнута с дороги: танки, бронетранспортёры, грузовики, полевая артиллерия. Часть артиллерийским огнём накрыло, часть из танковых пушек, а часть явно штурмовали с воздуха. И как бы не вертолётами.

В Вилейке тоже следы боя. По примерным прикидкам, мехбригада, отбивая областной центр, намолотила никак не меньше полка танков и полка пехоты. Так что настроение у красноармейцев, которых мы обгоняли на той дороге, становилось всё лучше и лучше по мере приближения к Вилейке. Ведь одно дело — отступать и видеть брошенную советскую технику, и совсем другое — битую в таких количествах немецкую. А чуть повернув голову, наблюдать боевые машины, способные повторить то же самое. Много таких боевых машин!

Обстановка на фронте совсем не та, что была в «нашем» сорок первом. Потери есть, потери большие, но за счёт предотвращения «котлов» значительно меньшие, чем могли бы быть. По крайней мере, немцы уже вряд ли похвастаются тремя сотнями тысяч пленных красноармейцев на 11 июля. Большинство из них — пожалуй, две трети из названного количества — сумели избежать окружения, и теперь упорно сопротивляются врагу в районе Воложина, Столбцов, Слуцка.

Как-то «в неофициально обстановке» слышал от одного из ветеранов: вплоть до сталинского Приказа № 227, знаменитого «Ни шагу назад», красноармейцы сдавались в плен намного чаще. Не то, чтобы охотно, но по памяти о Первой Мировой войне считали немцев такими же, как и двадцать пять лет назад, и надеялись на гуманное содержание в плену. Поэтому, если положение становилось безвыходным, посовещавшись, зачастую принимали решение поднять руки. И лишь во второй половине 1942 осознали, что лучше умереть с оружием в руках, чем заживо гнить в концлагерях. Даже не из-за Приказа, а помня рассказы товарищей, успевших хлебнуть «счастья» немецких лагерей.