Страница 19 из 44
И это меня пугало, аж поджилки тряслись и живот крутило, как перед экзаменом в школе. Поэтому и прятался за работой, прикрывался детьми. Говорил себе, что не иду на поводу у своих желаний, потому что не хочу ранить малых, если ничего не выгорит. На самом же деле, я не хотел ранить себя. Точнее, предоставлять Оксане возможность этого сделать. Снова довериться женщине, разрешить себе ее полюбить (хотя, кого я обманываю — уже же влюбился и давно себе в этом признался), прыгнуть в омут отношений с головой, не зная, чем это все может закончиться… Было страшно. Очень и очень страшно.
Да, между мной и Верой как таковой любви не было. Уважение разве что, небольшое, правда, да и оно довольно быстро пропало, появление детей не смогло этого изменить. Но из-за нее я стал всех женщин грести под одну гребенку — видел в них только меркантильных тварей, не способных любить своих собственных детей.
Но Оксана ломала мое устоявшееся представление о дамах, я и вел себя рядом с ней не так, как с другими. В то утро у меня дома, я был сама любезность. Мне хотелось ее очаровать. Рядом с этой волшебницей во мне проснулась давно спящая часть, которая умела любить женщину и заботиться о ней. И эта часть вот уже какую неделю боролась с другой — более циничной и сволочной.
Моров заглянул мне в глаза и, изображая из себя раненого зверя, громко простонал.
— Блять, Макс, — выругался он. — Я тебя не узнаю. Я таким тебя не видел даже, когда ты один на один с малыми остался.
— Тогда я просто злился, — пожал плечами, доставая из шкафа куртку, — а теперь…
— Теперь ты боишься, — тихо закончил за меня друг.
— Боюсь, — не стал отнекиваться, какой смысл, если он сам все понял.
— Ну, и дурак, — фыркнул Илья.
С этим я тоже спорить не стал. Просто вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.
Глава 13
Оксана
— Что она сказала?
От крика Даши в трубку я подпрыгнула на месте. Поморщившись, отодвинула телефон от уха, посмотрела на экран, дабы удостовериться, что он не треснул, заодно оглянулась по сторонам. Дети были заняты каждый своим делом, вроде бы, отчаянного крика моей подруги никто не слышал. Да и на меня внимание не обращали.
— Еще чуть громче и я оглохну, — проворчала, возвращаясь к разговору.
— Ой, не преувеличивай, — отмахнулась от моих претензий она. — Не могу поверить, что она тебя уволила!
— Я тоже, — вздохнула, присаживаясь на ближайший стул. — Но решение окончательное.
— И обжалованию не подлежит? — хмыкнула подруга.
— Что-то вроде того. Не знаю, правда, что потом делать.
— Устраиваться на новую работу, что же еще?
— Но я не хочу переходить в другой садик, — с тоской посмотрела на детей — одни рисовали, другие играли.
Как обычно, взгляд зацепился за Кирюшу и Олесю. Больше всего мне не хотелось оставлять именно их. Я привязалась к малышам. Было таким удовольствием наблюдать за ними все это время. Особенно, за Кириллом. Он так изменился. Стал более общительным, к их паре с Владом присоединился еще один мальчик. И именно Строганов-младший, насколько я поняла, был инициатором их сближения.
Не знаю, что послужило причиной изменений, но малыш начал раскрываться. Чаще улыбался, больше принимал участие в совместных играх. Это радовало.
Хотелось верить, что такое его преображение было бы невозможно, если бы не я. Да, эгоистично, знаю. Но так я чувствовала себя нужной им. Хотя бы чуточку.
И как я их теперь оставлю? Как брошу? Но заявление уже лежало у заведующей на столе. Та, насколько я знаю, его подписала. Можно было, конечно, отозвать его пока не заберу трудовую, но… Что-то меня останавливало. То ли страх, что мне не дадут этого сделать, то ли дурацкая гордость. Меня выкинули, словно ненужную собачонку. С такой легкостью избавились, что вновь работать с этим человеком мне не хотелось.
Я металась между болью от расставания с детьми, желанием с ними остаться и гордостью, не позволявшей мне повернуть назад. Уходя — уходи.
— Ты меня слышишь вообще? — в динамике звучал недовольный голос Даши.
— Прости, — покаялась, — задумалась.
На том конце провода возмущенно фыркнули, а я улыбнулась. Дашка не терпела, когда ее кто-то не слушает. Ведь, она всегда вещала только мудрости, а я, такая нехорошая, пропускала их мимо ушей.
— Может, поговоришь со своим бизнесменом? — поступило неожиданное предложение.
— И что я ему скажу? — удивилась. — Максим Дмитриевич, меня тут хотят уволить и в следующем году я не смогу прикрывать вас перед детьми во время праздников, а также привозить их к вам домой, если вы, вдруг, снова забудете их забрать. И чтобы этого не случилось — замолвите за меня, пожалуйста, словечко — пусть меня оставят.
— Да, примерно так, — на полном серьезе согласилась Дарья. — Но я бы еще добавила больше просительных ноток. А когда будешь просить, выглядеть ты должна как можно более соблазнительно. Чтобы у него даже не возникло желания тебе отказать.
— Даш, — тяжело вздохнула, покачав головой. — Я не собираюсь его соблазнять, чтобы сохранить работу. К тому же, я сомневаюсь, что это в его силах.
— У него есть деньги, а, значит, это в его силах, — она была так уверена в том, что говорила, что я даже рассмеялась.
— И нечего надо мной потешаться, — обиделась подруга. — Я помочь тебе хочу.
— Спасибо, родная. Я знаю, что ты хочешь, как лучше. Но Строганов — не панацея от всех бед. Да мы и не общаемся с ним.
— А вот это зря, — возмутилась Даша. — Давно бы уже написала или позвонила. Хочешь же, я зна-а-ю-ю, — пропела отвратительным сладким голосом.
— Не собираюсь я ему звонить, — закатила глаза. — И просить меня вернуть Маргариту тоже не буду. Заявление написано, а, значит, в июне меня уже тут не будет.
— Тьфу на тебя, — буркнула подруга, — никакого толку от разговоров с тобой. Я, как лучше хочу. А ты…
В этот момент один из ребят громко разрыдался, упав со стула и ударившись коленкой об угол стола.
— Прости, мне пора, еще позвоню, — торопливо попрощалась и побежала к мальчугану.
Надо проверить, все ли хорошо. Успокоить. Опять моя напарница где-то ходит. После того, как трагедия была разрешена, вернулась к своем наблюдательному пункту, небольшому столику и стулу, стоявших идеально — видно было всю группу целиком.
Теребя телефон, пытаясь собрать мысли воедино, не заметила, как ко мне подошел Кирилл Строганов.
— Вы уходите от нас? — спросил малыш, причем таким обвиняющим тоном, словно я ломаю его детскую мечту.
Раскрыв рот, смотрела в глаза мальчика и не знала, что сказать. Он все слышал. Отпираться бессмысленно. Но я ясно видела, что мой уход из сада, ребенок посчитает предательством. Уже считает. И я пополню список людей (женщин), которые его бросили.
Опустившись перед ним на корточки, хотела было взять его за руки, но ребенок резко отстранился, нахмурился. И продолжал молчать.
— Я не хочу этого делать, поверь мне, — предприняла попытку объясниться, но слушать меня не стали.
Кирилл развернулся и, всем своим видом показывая, как он злится, протопал к друзьям. Они о чем-то посовещались, Олеся недоуменно на меня посмотрела, затем всхлипнула, и отрицательно покачала головой. Видимо, девочка не хотела верить в то, что говорит ее брат.
Увы, малышка, это правда. Потерла место чуть повыше груди, стало так больно, обидно, у самой глаза защипало. Но мне нельзя было раскисать — впереди целый день работы, и еще пора укладывать детей на дневной сон.
Максим
Стоило мне только переступить порог дома, как в мои объятия бросился маленький вихрь. С громкими всхлипами, полный слез и душераздирающих рыданий. По развевавшимся хвостикам я опознал этот вихрь, как Олесю.
Недоуменно посмотрел на грустного Владимира, прижимавшего к себе насупившегося Кирилла.
— Что происходит? — забеспокоился, беря дочку на руки.
Если бы у нас были домашние животные, то я бы подумал, что у детей умер любимый хомячок. Столько горя и страданий было в их глазах. Но кроме нас троих в доме никто не жил, следовательно, умереть никто не мог. Тогда из-за чего потоп?