Не может быть

— Конечно, будет, моя красавица…

Бригада медиков приехала быстро. Сделали необходимые манипуляции, а потом увезли Наталью Тимофеевну в больницу с диагнозом «инфаркт».

Сутки Оля дежурила у отделения реанимации, боясь закрыть глаза. Состояние Натальи Тимофеевны было тяжелым, но стабильным, как говорили врачи.

Несколько дней девушка приезжала по часам в больницу. Привозила бульоны, разговаривала с врачами, пытливо заглядывая тем в глаза и моля взглядом сказать ей заветные слова, что бабушка поправится.

И дождалась. Лечащий врач сказал, что если динамика сохранится, то через пару дней старушку переведут в отделение кардиологии.

Оля выдохнула. Впервые за последние дни она улыбнулась, глядя в небо. Скрученное нутро отпустило и позволило дышать ровно.

Упаковав в пищевые контейнеры еду, которую разрешили Наталье Тимофеевне, девушка собиралась в больницу. После перевода бабушки из реанимации, Оля могла ее увидеть и радовалась всякий раз, думая о встрече.

— Доброе утро. Это Смирнова Ольга, — выставляя сумки с необходимыми вещами для больной в прихожую, девушка прижала плечом сотовый к уху.

Надо было уточнить, следует ли ей что-то привезти из лекарств или дополнительных вещей.

— Здравствуйте. Оля, вы одна дома? — раздался на другом конце голос врача.

— Одна… — неприятным ознобом между лопаток пробежались мерзкие мурашки по спине Смирновой. — Аркадий Игнатьевич, что-то… случилось?

— Приезжайте, Оля.

— Я хотела узнать, не надо ли каких-то эффективных лекарств…

— Нет. Ничего не привозите. Все есть.

— А вещи?

— Пока ничего не надо. Жду вас.

Все стало понятно, когда Смирнова увидела глаза врача. В первые секунды поверить не могла. Осела на пол. Мотала головой, зажимая руками рот, чтобы не завыть на все здание, раскачивалась из стороны в сторону, будто гнала чудовищную реальность.

— Ночью был приступ. Мы ничего не смогли сделать. Мне жаль. Примите наши соболезнования, — произнесенные медиком слова оглушили Олю, прошивая болевыми импульсами душу и сердце.

Для Смирновой это явилось самым кошмарным потрясением.

Полгода она не могла прийти в себя. Тосковала. Ежилась ночами без сна. Почти не ела. Не выходила из дома. Часто сидела на диване, комкая в руках какую-нибудь бабушкину вещь, а потом подносила к носу и дышала родным запахом. Корила себя за недосказанные слова любви, за редкое проявление чувств, за желания гулять, а не находиться рядом с той, кто теперь не скажет такое нужное «Олюшка», не погладит по руке, не посмотрит ласковым взглядом. Полная апатия навалилась на девушку и все валилось из рук. Только ничего не изменить. Не исправить.

Если бы не подруга, которая не отходила от Оли ни на шаг — непонятно, чем бы все закончилось. Смирнова на тот момент совсем смысл жизни потеряла.

Но время лечит. Вернее, оно притупляет боль.

Благодаря Викиной поддержке Оля взяла себя в руки, потихоньку даже начала улыбаться. Запретив себе хандрить, заняла руки и голову генеральной уборкой и стала искать работу. Теперь о ней некому позаботиться, кроме нее самой.

Удалось устроиться фасовщицей в «Семерочку». И лишь спустя два года, по стечению обстоятельств, — в период эпидемии гриппа несколько сотрудников ушли на больничный, — Олю допустили до кассы. Понятно, что не за ее трудовые навыки, просто больше посадить было некого. Девушка быстро вникала. Старалась. Вскоре осталась на новой должности, что сказалось повышением зарплаты.

Коллектив на работе, конечно, не «сахар», но Смирнова привыкла. Где надо и крепкое словцо могла вставить, а где и поорать, если в край доставали. Поднаторела. Опыта набралась. За три года кассиром все делала на автомате. Доверия к ней у руководства стало больше, и это для девушки тоже стало хорошим мотиватором в стремлении расти.

Сальская всегда была рядом.

— Еще пару лет, Лель, и ты станешь настоящей хабалкой со своим лексиконом, — стебала ее подруга. Беззлобно. Ради смеха. — И тебя сразу поставят заведующей.

— Ага, в ЦУМ — подхихикивала Смирнова.

Сама Вика тоже изменилась: стала ярче, напористей, увереннее. В выражениях не стеснялась.

График работы у Смирновой был плавающий, так что на выходных не всегда удавалось состыковаться с подругой, но иногда все же выходили гулять. По большей части все же ритм был один: работа-дом-работа. Не о такой жизни мечтала девушка, но не жаловалась.

Нелегкий труд. За длинную смену ноги и спина отваливались. А постоянная усталость свела на нет возможность строить личную жизнь. К слову, Смирнова к этому и не стремилась. Устоявшаяся размеренность уже радовала. Казалось, жизнь налаживается. Оля еще грезила иногда заочным отделением архитектурного, но денег на него не было. Ей часто приходили мысли, что было бы, будь бабушка жива… Но это лишь провоцировало депрессии, а их и так было с головой.

Наши дни…

… Отогнав воспоминания, смахнув набежавшую слезинку, Смирнова все же попыталась уснуть. Мысли о неправильности задумки Вики гуляли в мозгу и никак не желали исчезать.

Глава 8

Всю ночь Оля ворочалась и дергалась, словно ее уже за руку поймали в позорном деле. Утром позвонила Вике уточнить, не спятила ли она на почве всех передряг.

— Куся, привет. Ты точно вчера ко мне приходила? Мне не приснилось?

— Ссышь, Лель? На тебя не похоже, — смеялась Вика. — Все взаправду! Готовься. Посмотрела учебные пособия погорячее?

— Все бы тебе поржать, — скривилась Оля, почесав поясницу. — Хреновая затея… А с моим везением — патовая.

— Я с тобой. Не дрейфь! Все, я пошла готовиться!

— Я точно не спятила? — сюрреалистичностью так и несло от задумки.

— С тобой все в ажуре, но не уверена, что на все сто… Короче, целую-обнимаю. До встречи!

День прошел словно в тумане. Оля металась от «не пойду» до «побегу как миленькая».

К назначенному времени за ней заехала Вика. На такси. Вид у нее был сногсшибательный. Кудри, меховая шубка, красное узкое платье, белые лакированные сапоги на каблуке. В общем, женщина-мечта. Оля же надела свое единственное черное коктейльное платье, подкрасила ресницы, распустила волосы и укуталась в обычный серый пуховик. Черт, как цветок и моль… Сравнение Оле не понравилось, но даже если ее чаяниям не суждено сбыться, то пусть подруга на контрасте затмит всех. Решила и шагнула за порог.

Встречи выпускников проводились ежегодно, и пару раз подруги на них приходили. Сегодня же был аншлаг, народа — толпа. Больше половины Оля просто не знала, а еще четверть в глаза не видела. Да что там, она даже своих одноклассников узнавала через одного.

А вот Державина выхватила взглядом сразу. Обернулась на знакомый смех и потонула в детских грезах, возвращаясь на семь лет назад. Калейдоскопом картинки рисовали школу, двор, записки, его неизменную позу на крыльце, загородный дом… бабушку. В секунды глаза заволокло слезами. Отчего-то захотелось, чтобы именно он пожалел, выслушал, понял. Ничего ей от него не надо. Только немного тепла, нежности и участия.

— А ну отставить! — скомандовала Вика. — Хватит расклеиваться и жалеть себя. Хочешь изменений в жизни — действуй! Мечты, знаешь ли, готовы исполняться, когда мечтатели к ним стремятся.

— Поняла я! Поняла, — согласилась Оля.

Знала, что подруга права. Сражаться за мечту, может, и не надо, а вот стремиться к ней — точно необходимо. Жизнь ударила больно и не один раз. Будет жевать сопли — ударит еще. В конце концов, сегодня она может изменить свою жизнь. Первое — открыть для себя того, о ком не забывала, и второе, если очень повезет, оставить его частичку себе. И если судьба подарит ей такую радость, то уж она отдаст всю свою нерастраченную любовь этому малышу.

От своих мыслей Смирнова воспряла духом. Сейчас как никогда она была благодарна своей взбалмошной подруге.

— Кусь, — позвала Оля, прикрывая рот ладошкой. — И как мы все провернем?

— Не торопи события. Поверь мне, все будет в лучшем виде. Верь мне, — прошептала Вика и загадочно улыбнулась.