Связывающая луна

Следуя за ним по коридорам, она задавалась вопросом, почему он вообще хотел что-то ей рассказать. Она была воровкой. Женщиной, которую он посадил в свою камеру для убийств, а затем каким-то образом заключил сделку. Он не должен раскрывать ей никаких своих секретов. Она была худшим человеком, которому можно было довериться.

Он усадил ее в своем кабинете и протянул ей пустую чашку чая. Лютер ничего не сказал, пока кипятил на огне маленький чайник, вместо того, чтобы звать слуг, и она с внезапным осознанием наблюдала за его неуверенными движениями.

Хоть она и пыталась думать о нём плохо, хоть она явно была человеком без морали, у него не было никого другого. Это был отчаянный крик о помощи, если он скажет ей правду, и это означало, что она должна его выслушать.

Поэтому она держала рот на замке и положила в чашку три кубика сахара, пока ждала воды.

Он стал дрожать еще хуже. Она отобрала у него чайник, прежде чем он пролил на себя кипяток.

— Можешь быть осторожнее?

— Извини, я просто… мои мысли в другом месте.

— О толпе, которая появилась у твоей двери? — спросила она, наливая кипяток в одинаковые чашки.

Он обхватил руками края, видимо, не чувствуя обжигающего жара ладонями.

— Вернее, о теле.

Ах, да, конечно. Большинство людей были бы в ужасе, если бы увидели человека в таком состоянии. Луна предположила, что его потрясение было естественным. Смерти было трудно смотреть в глаза, особенно когда тебя обвиняли в том, что он создал всю ситуацию.

Она села перед ним и решила, что если ей нужна правда, то она должна дать ему правду взамен.

— Я видела убийство оборотня раньше. И я знаю, что это, вероятно, шокирует тебя. Мое воспитание было не совсем нормальным.

Его глаза оторвались от рук, и это была первая реакция, которую она видела от него, которая больше походила на него самого.

— Значит, я правильно понял. Ты знала, что убило этого человека.

— Мои сестры и я — дочери ведьм, — она подняла руку прежде, чем он успел задать ей вопросы, заставив его замолчать жестом. — Моя мать была язычницей, и нет, она не занималась черной магией. Моя родословная — это сильные, высокие женщины, способные сражаться, если в этом будет необходимость. Кухонные ведьмы, можно сказать. Мы готовили. Мы превращали заклинания в печенье, которое давали детям, чтобы им не снились кошмары. Но Церкви это не понравилось.

Воспоминания все еще терзали ее, проносясь в ее голове, будто они происходили сейчас.

— Моя мать была обнаружена раньше других. Она сдалась, чтобы остальная часть нашего клана могла бежать, но это, в конце концов, отдало меня в руки Церкви после того, как они сожгли ее. Я избавлю тебя от подробностей того, что я и мои сестры пережили, но ни одна из нас не является обычной женщиной, если это имеет для тебя какое-то значение. Мы боролись всю нашу жизнь и живем с темными вещами в тени.

На этом она остановилась, позволив ему обдумать ее слова. Это было нелегко понять, она знала это. Большинство людей, которые знали о ее ситуации, не знали, как реагировать, когда она им рассказывала.

Луна не стыдилась быть ведьмой. Она не стыдилась своего воспитания и происхождения. Единственное, что доставляло ей неудобство, это то, что многие годы она провела в тисках Церкви, пытаясь быть кем-то, кем она не была.

Глубоко вдохнув, Лютер поставил чашку и облизнул губы.

— Ты ведьма?

— Да.

— Как… — он поднял пальцы и пошевелил ими в воздухе. — Проклятия, летящие во все стороны и катающиеся по ночам на мётлах?

— Не такая ведьма, — ей пришлось очень постараться, чтобы не усмехнуться при этой мысли.

Никто не летал на мётлах по воздуху. Она слышала о попытках ведьм, но они не увенчались успехом. Лучшее, что они могли сделать, это грациозно спуститься на землю с крыши здания. Беатрис делала это несколько раз.

Она указала на свои уши.

— У большинства ведьм есть специфический вид магии. Я слышу пение драгоценных камней и украшений. Они довольно громкие и обычно довольно грубые, но это помогает мне воровать их у людей.

— Ах, — он кивнул, будто в этом был весь смысл. — Значит, ты собиралась украсть некоторые из старых драгоценностей моей матери?

— Да. Они устали от того, что их убирают и не носят. Знаешь, большинство из них хотят, чтобы ими восхищались.

Лютер рассмеялся, но снова помрачнел. Он посмотрел на свои руки, широко растопырив пальцы, будто мог что-то увидеть на них.

— Спасибо, что рассказала мне свою историю, Луна. Я полагаю, что теперь мне легче признаться.

Сердце тяжело забилось в груди. Она была уверена, что даже он это слышал. Что он собирался ей сказать? Уж точно не то, что она подозревала.

— Я оборотень, — пробормотал он. — Я убил этого человека, когда случайно запер тебя в подвале. Ты должна была остаться в бальном зале, подальше от монстра. Вместо этого я запер тебя в комнате, где обычно держу своего зверя. Он вышел, а затем что-то сделал, прежде чем я смог запереть его на следующую ночь. Я не знаю, как это контролировать и что делать теперь, когда он знает, как выбраться.

Проклятье.

Он был оборотнем. Он убил этого человека, и поэтому он был таким бледным, когда смотрел на тело. Не то чтобы она могла винить его. Смотреть на собственную жертву, когда тебя обвиняют в убийстве, явно было чрезвычайно сложно. И все же…

Она должна бежать. В этом сумасшедшем поместье, где на свободе бродит оборотень, а вокруг бегает маньяк, было опасно.

— Оборотень? — повторила она, ошеломленная внезапным поворотом этого разговора. — Ты оборотень?

— На самом деле, всю жизнь. Я прирожденный волк, а не обращенный. Что, полагаю, делает все это еще хуже, учитывая, что мой отец учил меня быть осторожнее, — он растопырил пальцы еще шире, пока пальцы не согнулись, как когти. — Я не должен был так глупо выпускать это.

— Точно, — что она должна была сказать? — Думаю, уже слишком поздно задумываться о том, что могло бы произойти, если бы все было иначе.

— Трудно не делать этого, когда у тебя кровь на руках, — он оторвался от этих рук, чтобы встретиться с ней взглядом. — Мне очень жаль, что тебя втянули во все это. И я должен объяснить, что большая часть богатства здесь, в Перекрёстке Мертвеца, поступает от тёти, которая приедет сюда через несколько ночей. Ежемесячно она помогает финансировать мои начинания, потому что может. Но и потому, что я ей нравлюсь.

Вот оно. Причина всего этого, хотя он должен был сказать ей об этом с самого начала. Тетю подкупали не ради его свободы. Теперь весь город лежал на ее плечах.

Луна издала тихое рычание, которое заставило бы волка внутри него гордиться, если бы смог ее услышать.

— Значит, ты хочешь сказать, что если я не буду достаточно убедительна для твоей уважаемой тетушки, то не только этот город развалится, но и ты будешь продолжать убивать больше людей, пока Церковь не отправит за тобой охотника?

Он скривился.

— Как-то так. Так что ты можешь понять, почему я так старался держать тебя здесь со мной.

Да, она видела причину. Но это не означало, что он поступал правильно.

— Тебе не следовало втягивать меня в это, — она громко шмыгнула носом и расправила плечи. — К счастью, ты нашел воровку, у которой все еще есть немного души, и я была бы не против очистить свое досье. Теперь, когда я все это знаю, тебе придется сделать для меня больше, граф Перекрестка Мертвеца.

— Какая твоя цена?

— Я только что сказала это, Лютер. Я хочу, чтобы мое досье было очищено. После этого меня больше не будут искать. Когда я закончу здесь, хотелось бы ощущать, что я не была воровкой и никогда не была пойман за кражу за всю свою жизнь. Я ясно выражаюсь?

Он без вопросов кивнул, и она почувствовала, как огромный груз свалился с ее плеч. Луна не осознавала, как волновалась о том, как покинет это место. Теперь ей не нужно было так сильно волноваться.

Лютер кашлянул.

— Я не понимаю, почему ты так хорошо это воспринимаешь. Я сказал тебе, что я чудовище, а ты пожимаешь плечами, а потом заключаешь новые сделки.