Страница 82 из 104
Кричал громко. И правдолюбцем хотел себя выставить, и погорельцам виноватого подсказать. А вдруг те не побоятся и жалобу генерал-губернатору напишут? Появится достойный повод сменить полицмейстера. После пары проведенных с ним совещаний — уже успел убедиться — старый майор только щеки надувать умеет, да каблуками лихо щелкает. Больше от него проку, как от козла молока.
Кричал громко и долго. Пока не убедился, что слова попали на благоприятную почву — из собравшейся толпы зевак стали раздаваться радующие сердце возгласы.
Добить поверженного кавалериста помешала здравая мысль. Подумалось вдруг — а что на это скажет Дюгамель? Очень уж не хотелось портить отношение с генерал-губернатором накануне Алтайской экспедиции. Да еще без надежной «крыши» над головой. Отпустил воротник растрепанного барона. Приказал организовать настоящую пожарную охрану, а не только наблюдателей на вышках ставить, и отправился искать обиженного в горячке сражения за лавки купчину. С торговым людом не хотелось ссориться еще больше чем с генерал-лейтенантом.
Кстати, оказалось, что «благословленный» моим кулаком лавочник, Федька Акулов — родной брат того Акулова, что к тому дню уже второй выпуск еженедельника «Деловая Сибирь» — пока, как вкладыш в Губернские Ведомости, вместе с Кузнецовым готовил. Я-то в той, первой жизни, над сериалами мексиканскими прикалывался — мол, там половина народа друг другу родственники, а другая половина — в коме. Да только, по сравнению с этим Томском, Санта-Барбара нервно курит в сторонке. Вот где действительно — полгорода — родственники, а другая половина — враги. И все друг друга знают. Дерёвня.
Нашел. Извинился. Поговорили о поджоге. Убедился, что не одному мне показалось, что на пожаре воняло нефтью. Вслух удивился — где ж ее взяли-то, супостаты?
— Какаяж с того тайна, вашство, — милостиво поведал мне страшный секрет довольный спасением товара купец. — Озерцо есть. К северам. За кедрачем от Колпашево. Масляное зовется. Тама пятна сии вонючие прямо по воде плавают. Остяки их собирают черпаками, да костры отравою той в сыру погоду возжигают.
Мысли побежали, затопали. По дороге, загнали головную боль в туже дыру, где Гера прятался, и такие мне перспективы нарисовали, даже дух захватило. Ведь, если нефтяные пятна по поверхности плавают, значит совсем где-то рядом с поверхностью бассейн выходит. Там копни, тот же колодец с две лопаты расковыряй, и польется. Ведрами черпать можно будет. В Азербайджане поначалу только так черное золото и добывали. Не сразу же там скважины на шельфе бурить принялись…
Нефть! Как много в этом слове для сердца русского сплелось. А экак еще отзовется! Нефть — это керосин и асфальт. И толуол, который в любой кухне в тринитротолуол переделать можно. В тротил! А это взрывчатка моей мечты! Не капризная, не слишком опасная в транспортировке и детонаторы для нее слишком хитрые не требуются. Плавится легко и форму любую можно придать.
И еще — мазут. Из мазута — смазка для машин и механизмов.
Еще институт органической химии. И нефтехимический комбинат. Госзаказ и нежная любовь военного министерства. И огромные, фантастические инвестиции в инфраструктуру. Потому что любому понятно — гораздо дешевле везти через полстраны готовый товар, чем сырье. А значит — переработку нефти следует производить здесь, у меня. И строить дорогу, чтоб все нефтяные блага в Россию вывозить.
От восторга я даже Федьку Акулова обнимать кинулся и в щеки его мохнатые-бородатые целовать. Тот даже пришалел от моего напора любвеобильного. Прослезился.
— Экий ты, вашество… сердешный оказался!
За известие такое замечательное я уж лавочника на завтрак к себе пригласить собрался, да Тецков помешал. Увлек, заболтал, шубу лисью на плечи накинул. Тут только я и заметил, что всю ночь носился по площади в шинели поверх рубашки, в штаны заправленной. И в туфельках столичных. Ноги от холода даже посинели — а за трудами и не чувствовал.
Новый день, шестнадцатое апреля, начался с переезда. Вонь от пожарища такая распространилась, что в номере окно не открыть стало. Как прикажите в такой обстановке жить, если кусок в горло не лезет⁈ На том Дмитрий Иванович меня и подловил. Императорские апартаменты пообещал и повара — великого затейника, из резиденции генерал-губернатора переманенного.