Страница 2 из 90
— Вы беседовали на этот счет с Деффирином? — спросил царь.
— Разумеется, ваше величество, но английский посол не дал ясного ответа. Пришлось обратиться к нашему послу в Лондоне, князю Лобанову. Телеграмма, полученная от него, вовсе насторожила меня: посол сообщил, что английский кабинет не намерен вести какие-либо разговоры об азиатской политике.
— Скоро ли наконец истечет срок правления вездесущего Дизраэли? — спросил, усмехнувшись, Александр.
— Перевыборы вот-вот должны состояться, ваше величество. Полагаю, либералы Гладстона сместят консерваторов. Но как бы то ни было, надо послать в Закаспийский край еще одну экспедицию. Штабом разработан предварительный план Второй Ахалтекинской экспедиции. Если позволите, я ознакомлю вас?
— Думаю, о войне говорить нет смысла, — сказал царь. — В случае успеха либералов обстановка смягчится.
— Ваше величество, — возразил Милютин, — нынешний план клонится в основном к благоустройству Закаспия. Предлагается построить железную дорогу в глубь пустыни и укрупнить ряд морских портов. Войска же разместятся на треугольнике: Красноводск — Чекишляр — Кизыл-Арват — и займутся устройством опорных пунктов. В Ахал предполагается войти в начале 1883 года. Есть основания полагать, к тому времени наша миролюбивая политика остудит воинственный пыл текинских ханов. Если нам удастся вырвать правителей Ахала из рук английских агентов, засевших там, я думаю — геок-тепипскую крепость вовсе не понадобится брать пушками и штыками.
— Ну что ж, разумно, — удовлетворенно отозвался царь. — А кого предлагаете начальником отряда?
— Генерал-адъютанта Скобелева, ваше величество.
Царь посмотрел на сидящего рядом с Милютиным большеглазого, с роскошной русой бородой и усами Скобелева и скривил губы. Скобелев опустил голову, понял, что государь вспомнил его прошлые грешки. «Но, черт побери, неужели до сих пор лежит на мне царская немилость? — с отчаянием подумал он. — Не лучше ли еще раз вспомнить турецкую кампанию? Я ее начал с отрядом казаков, а закончил корпусным командиром в чине генерал-лейтенанта!»
— К вопросу о начальнике отряда мы еще вернемся, — сказал царь. — Продолжайте, Дмитрий Алексеевич. Пусть выскажутся господа, послушаем.
Милютин вновь направил вопрошающий взгляд на утомленно-изящного генерал-фельдцейхмейстера при золотых эполетах и аксельбантах.
— Михаил Николаевич, окажите любезность?
— Я подожду, пусть все выскажутся, — отказался наместник Кавказа, великий князь Михаил.
— Генерал Гейден, вам слово, — тверже сказал Милютин, глядя на начальника Главного штаба.
— Ваше величество, — волнуясь, заговорил Гейден. — На предварительных совещаниях я имел случаи высказаться по поводу предполагаемой экспедиции в Каракумы. Смею и теперь заявить, что вовсе не согласен с посылкой туда экспедиции.
— Что же вы предлагаете, граф? — полюбопытствовал царь.
— По моему крайнему убеждению, ваше величество, гораздо целесообразнее, в видах увеличения нашего могущества в Средней Азии и ослабления англичан в этом краю, построить железную дорогу от Оренбурга до Ташкента. Зачем тратить средства на экспедицию в безводную пустыню?
— Что скажете вы, Обручев? — посмотрел царь на большеголового, с сократовским лбом генерала.
— Я целиком разделяю точку зрения военного министра, ваше величество. Устройство опорных пунктов и постепенное вовлечение туркмен в культурное освоение закаспийских просторов, несомненно, самое разумное в нынешней обстановке. При мирном их освоении с помощью акционерных обществ и купеческих товариществ мы могли бы понести минимальные расходы и тем самым не помешали бы основной нашей программе в деле реорганизации армии и создания Черноморского флота. — Генерал Обручев энергично кивнул и сел.
— А каково мнение Министерства иностранных дел? — полюбопытствовал царь и спохватился: — Кстати, господа, почему опять нет канцлера Горчакова?
— Болен, ваше величество, — едва заметно улыбнулся Милютин. — Старческие припадки, мигрень, провал памяти. Намедни заходил к нему, так он и не узнал меня.
— Ладно, ладно, граф, о Горчакове поговорим после, — отмахнулся государь. — Пусть высказывается Гирс.
— Николай Карлович, слово вам, — сказал Милютин.
— Мое мнение сходно с проектом военного министерства, — сказал Гирс. — Необходимо лишь точно рассчитать, во что нам обойдется новая трехлетняя экспедиция.
— А вот мы сейчас спросим министра финансов, — сказал царь.
Милютин попросил встать Грейга:
— Слово вам, Самуил Алексеевич.
Министр финансов, смущенно оглядываясь и верноподданнически заглядывая в глаза государю, начал извиняться: расчеты пока не сделаны, ибо решение еще не принято. Царь нахмурился и велел подать предполагаемые расходы на экспедицию не позднее 1 марта, чем фактически отверг предложение Гейдена о постройке ташкентской дороги и утвердил предварительный план, разработанный военным министерством.
Наместник Кавказа, князь Михаил, видя, что совещание идет к концу, встал, не спрашивая слова.
— Александр, — сказал он с легким упреком государю, — все прекрасно, но мы не подумали об англичанах. Не исключено, что английские отряды Робертса и Барроу не сегодня завтра могут вторгнуться в Ахал, и тогда все наши планы потеряют всякую значимость. Я полагаю, экспедиционный отряд в Туркмении должен действовать в соответствии с реальной обстановкой. И для того чтобы его действия были целенаправленными и безошибочными, надлежит подчинить этот отряд моему округу. Волен также поддержать военного министра в отношении кандидатуры на должность командира отряда генерала Скобелева.
— Хорошо, Михаил, — согласился царь. — Замечания твои весьма разумны. А поскольку и ты хлопочешь за Скобелева, то представьте с Милютиным материалы Ахалтекинской экспедиции на утверждение…
В субботу в доме Милютиных был званый ужин. В вестибюль из глубины дома доносились хрустально-звонкие звуки фортепиано. В залитом газовым светом зале на сверкающем паркете кружились в блеске мишуры нарядно одетые знатные дамы, барышни — слушательницы женских медицинских курсов, военные. Мужское общество составляли в основном скобелевские офицеры, кому предстояло ехать в далекие Каракумы. Ужин, собственно, и был устроен в их честь. Скобелев блистал в парадном мундире при всех регалиях. Время от времени подходили к нему и вновь удалялись, когда начинался очередной танец, начальник штаба экспедиции полковник Гродеков и начальник тыла генерал Петрусевич. Сам хозяин дома, граф и военный министр, прохаживался во фраке. Легкий черный фрак с длинными фалдами и узкие брюки делали его моложе и стройнее. И окружен он был лицами штатскими: американцем Берри, французом Полем Монсье, русскими инженерами. Все они, зная, как нелегко попасть к министру на прием, спешили устроить свои дела в непринужденной обстановке.
В веселых беседах и смехе, в бодрых и чарующих волнах музыки время шло незаметно. Но вот звуки фортепиано смолкли, и гости, оставив широкий круг танцевальной залы, начали собираться группами у стен. И тут распахнулись тяжелые, массивные двери, ведущие в столовую.
Тотчас у входа в столовую появилось несколько дам, среди которых заметно выделялась молодая графиня Милютина. Стройная русоволосая дама, с высокой декоративной прической, в розовой кофточке с множеством мелких сверкающих пуговиц и длинной складчатой юбке, она предстала перед гостями воплощением женской нежности и изящества. Но эту нежнейшую особу господа не раз видели в костюме амазонки, на лошади, с хлыстом, и больше того — в белом халате сестры милосердия в военном госпитале. Графиня была фрейлиной императрицы и негласной попечительницей Красного Креста. Со всеми вопросами обращались к ней, хотя Красным Крестом формально управляла царица.
— Господа, прошу… Прошу вас к столу, — мягко выговаривала она, здороваясь с гостями.
Пока гости входили в столовую, беспрерывно говоря ей комплименты, она слабо улыбалась и отмахивалась от лестных слов и целых тирад голубым китайским веером.