Страница 25 из 67
— Против пеонов рудника не устоит и Симон Боливар!
За некоторое время до выборов в Унсии был учрежден «Политический клуб», и доктор Сенобио Лоса произнес там речь, объявив, что горнопромышленник Омонте одобряет прогрессивную программу либеральной партии и решил вступить с ней в сотрудничество как верный ее приверженец. В ответ раздался гром рукоплесканий.
Когда в город прибыл кандидат в сенаторы, доктор Итуррисага, Омонте устроил ему прием у себя дома.
Он никак не мог решиться предложить деньги Итуррисаге, апостолу, поседевшему в трудах на благо родины. Однако апостол опередил его, попросив ссудить ему некоторую сумму в долг, и получил тысячу песо без гарантий и процентов.
В день выборов, в воскресенье, из рудников пришла в Унсию сотня пеонов, обученных Эстрадой и еще с утра напившихся допьяна. Они орали во все горло:
— Да здравствует генерал Монтес!
Иногда по ошибке они кричали:
— Да здравствует генерал Омонте!
В час голосования толпы избирателей собрались вокруг столов, расставленных на площади. Время от времени у какого-нибудь стола возникали шумные споры, внезапно стихавшие, едва кто-нибудь из ораторов выдвигал требование:
— Этот голос следует аннулировать!
Сторонники выступавшего орали хором:
— Аннулировать!
И снова поднимался общий крик.
На двух столах правительство получило незначительное большинство. Опасения внушал третий стол. Голосование там задержалось, но оппозиция обеспечила себе успех, приписав к этому столу своих сторонников, таким образом она рассчитывала вознаградить себя за понесенное поражение.
Едва приступили к подсчету голосов, как из ближнего погребка вышли под предводительством одного из дюжих надсмотрщиков человек двадцать рудокопов в широкополых шляпах, с красными пьяными физиономиями. Хромой надсмотрщик одной рукой опирался на палку, а в другой держал пистолет. От погребка до стола было не больше пятидесяти шагов. Надсмотрщик кричал во всю глотку:
— Да здравствует Монтес! Долой смутьянов!
В ответ раздавался хриплый рев: «Долой!»
Пьяные рудокопы приближались, вид у толпы был угрожающий.
Люди, стоявшие вокруг стола, повернулись к наступающим. Краснорожий надсмотрщик снова заорал:
— Долой смутьянов! Рудокопы за мной!
И, шагая впереди горланящей толпы, он спокойно выпустил из своего пистолета пять пуль над головами стоявших. Рудокопы тут же набросились на противников. Те пришли в смятение под стремительным натиском и позорно бежали, роняя по пути свои шляпы. В воздухе летали бумаги, избирательную урну швырнули наземь и тут же растоптали ногами, раздавались крики, свистки, клубилась пыль.
К буйной ораве присоединились другие рудокопы, и все вместе они торжественно обошли площадь, крича согласным хором:
— Да здравствует победа!
Посрамленные, избитые представители оппозиции разбежались по домам. Воспользовавшись этим, сторонники правительства привели в порядок и должным образом опечатали избирательную урну. А рудокопы продолжали пьянствовать и крича разгуливать по улицам. То и дело в воздух взлетали динамитные патроны.
У дверей таверны толпился народ, раздавались пронзительные вопли.
— Ай! Ай! — визжали чолы. — Всю руку ему оторвало!
У какого-то рудокопа патрон взорвался в руках.
В пять часов вечера в большом коррале торжественно праздновалось удачное завершение выборов. Ярко светило солнце, и падающая от ограды тень резко делила всю площадь на две части — белую и черную. Писко и пиво лились рекой. Появление Омонте было встречено бурным ликованием. Вновь избранный сенатор обнял его на глазах у меднолицых избирателей и произнес речь в его честь.
— Да будет известно сеньору Омонте, что я тоже горняк, — воскликнул он. — Выпьем за здоровье великого горнопромышленника!
Чоло, которые не могли сразу же сместить выбранного ими сенатора, выкрикивали многообещающие здравицы:
— Да здравствует наш депутат доктор Лоса! Да здравствует будущий сенатор доктор Омонте!
Поздно вечером, вернувшись домой слегка под хмельком, Омонте разбудил жену и объявил ей:
— Рудник мы продавать не будем.
Женщина села на постели, и тень ее орлиного носа резко обозначилась на стене, озаренной бледным светом керосиновой лампы.
— Значит, мы не купим усадьбу в Кочабамбе?
— Нет, нет, усадьба — это потом… Рудник мы продадим через год.
— Ну, пусть уж как бог даст…
— А знаешь, президент республики мне очень признателен…
С балкона своего дома, стоявшего на продуваемой ветром площади, Сенон Омонте взирал на Оруро, как победитель.
Прохожие глазели на него. «Миллионер», — повторяли они, смакуя волшебное слово. Омонте сильно переменился, он стал подозрительным и заносчивым. У него было все: лучший дом в городе, гостиная с толстыми коврами и двумя роялями — один черный, второй позолоченный по его распоряжению, под стать остальной мебели, — а на стенах фотографии выдающихся людей, в том числе кандидатов в президенты республики, с дарственными надписями: «Отважному горнопромышленнику».
Многочисленной индейской челядью руководил лакей из Кочабамбы, который говорил с чилийским акцентом; так как много лет прослужил метрдотелем в Чили.
Сеньора Антония разъезжала в карете, запряженной двумя долгогривыми лошадками. Она одевалась во все черное и была окружена толпой набежавших со всех сторон родственников, всегда готовых угождать и прислуживать ей.
Старший сын, Арнольдо, в школу еще не ходил. Он носил длинные брюки и целлулоидовый воротничок, из которого смешно торчала его черная мордочка, вся в рябинках после оспы. Матери он докучал, постоянно выпрашивая у нее при гостях деньги. Младший ходил еще в платьице и с длинными волосами по моде того времени. Третий ребенок — девочка росла на руках у индианок.
Миллионер чувствовал ответственность за свое богатство и, из страха потерять его, жил в непрестанных хлопотах. У него были два заклятых врага: Артече и Непомусено Рамос. О, этот Артече! Мало того что он затаскал его по судам, он еще прибегнул к помощи прессы и выпускал листовки, с которыми Омонте мог бороться только деньгами. Рамос, со своей стороны, вошел в компанию с неким гринго из Оруро по имени Пич, коммерсантом и скупщиком руды, который дал ему денег на продолжение тяжбы.
Омонте пришлось нанять двух самых известных адвокатов— доктора Клаудио Давалоса из Ла-Паса и доктора Валентина Баскона из Оруро, который закрыл свою контору и предоставил себя в полное его распоряжение. Эти адвокаты сочли необходимым начать юридическое наступление по определенному стратегическому плану, основанному на законе и на топографии. Вместе с доктором Лосой они изучили план рудничной зоны, снятый опытными землемерами. Операцию решили начать на участке «Монтекристо», пограничном с владениями Артече. Этот участок, площадью в сто гектаров, был первоначально выделен Непомусено Рамосу в компании с Омонте, который владел им от имени компании. Однако Омонте не допустил, чтобы Рамос, в свою очередь, участвовал в работах на «Провидении», согласно заключенному договору.
— Договор был письменный? — спросил Давалос.
— Нет, только на словах.
— Тогда он ничего не значит.
Одновременно Омонте подал заявку на якобы свободную территорию, ходатайствуя об отводе ему того же участка «Монтекристо», но только под названием «Голубой». Пока дело шло по инстанциям, он предложил Рамосу продать его права, но тот наотрез отказался.
— Отсюда, — сказал он, держа руку на высоте своей груди, — я поднимусь туда. — И он показал на вершину горы Оруро.
Несколько ночных визитов доктора Лосы на дом к секретарю префектуры, нотариусу управления рудников и префекту, — причем по дороге туда он нес с собой какие-то пакеты в газетной бумаге, возвращался же без них, — в скором времени привели к решению дела в пользу Омонте. Рамос подал апелляцию. Омонте, уже вступивший во владение рудником, снова предложил ему продать права.